Апостол: Сбросим один кувшин на подъем. Но два ты мне должен.
Варвар: Не забывай, здесь разбойничья стоянка. Я, может, рискую жизнью, продавая тут вино.
Апостол: Рискуешь ты, продавая, рискую и я, покупая. Не забывай, я не разбойник. Один кувшин ты мне дал. Теперь наливай второй.
Варвар: Вот зараза! Не пьет, ничего в винах не смыслит, даже винного духа не выносит, а знает где, что и почем продается!
Еллин: Толкового покупателя надо уважать.
Варвар: А я и уважаю. Иначе стал бы я второй кувшин наливать!
Скифа уложили у костра. Мелькает раскаленное железо. Едкий дым, вопли, потеря сознания. Закончив перевязку, Еллин разжал зубы Скифу, влил в него остаток вина, и Скиф ожил.
Скиф: Ах вчера, вчера, вчера, мы всю ночку... А где та, по которой душа моя...
Женщина: Всё. С танцами покончено. Теперь я кухарю.
Скиф: Уже испекла?!
Женщина: Посмотри, какое чудо...
Сняв хлеб с горячих камней, выбрала самый красивый, подошла к Апостолу и опустилась перед ним на колени.
Женщина: Тебе, достойнейший.
Апостол: Что ты! Достойнейший из нас – Бог.
Женщина: Этот хлеб я посвящаю тебе.
Апостол: Но почему мне?
Женщина: Потому что ты единственный из мужей, пожелавший меня, не стал заманивать под кусты, и заставил вспомнить родительницу, простить ее и испечь в ее память хлеба Благодарения. А потому прими этот хлеб и меня самое под свое крыло.
Апостол: Что значит принять под свое крыло?
Женщина: То и значит. Ты меня хотел. Я, вот, согласилась.
Апостол: Согласилась на что?
Женщина: Ну, быть твоей.
Апостол: Но… это же невозможно!
Женщина: Почему невозможно?.. Иль ты женат?
Апостол: С раннего детства, и даже еще раньше, из чрева своей матери, я был посвящен Господу, а посвященные Господу не могут иметь семьи.
Женщина: Ты меня не любишь. Ты меня не хотел. Ты наглый притворщик и обманщик.
Апостол: Господь заповедал мне Любовь, и я говорил не раз, что безмерно люблю тут каждого.
Женщина: Каждого, может быть, и любишь, но хотел только меня и сгорал от страсти, когда одни наши одежды соприкасались. Что, я не видела?! Не чувствовала?!
Апостол: Как ты могла это почувствовать?
Женщина: Не знаешь как? Возьми мои руки в свои и посмотри мне в глаза…
Апостол (исполнив просьбу Женщины, отвел глаза, смутился): Грешен я перед тобою, Женщина, но, поверь, то плоть моя пылает, а душа – далеко, и помыслы о другом.
Женщина (разочарованно): И, теперь, что же… Я себя предложила. Ты меня отверг. Как мне дальше жить?
Апостол: В страхе Господнем.
Женщина: Как проживу я в страхе Господнем без чести, ибо, отвергнув, ты обесчестил меня.
Апостол: Отвергая, я спасаю тебя.
Финикиец: Да позволено мне будет сказать.
Варвар: Говори.
Финикиец: По законам моей родины, этой женщине нанесен большой урон.
Апостол: Прости меня, жено.
Варвар: Этого мало.
Апостол: Серебра у меня больше нет.
Женщина: Есть еще один достойный выход.
Апостол: Какой?
Женщина: Возьми меч у Скифа и убей меня.
Апостол: Что ты несешь, как я пролью кровь неповинную!!
Женщина: Тогда женись на мне. Другого пути нету.
Апостол: А что, если я возьму тебя в сестры?
Женщина: У тебя нету сестер?
Апостол: Есть, но ты будешь нашей любимейшей сестрой. Будешь иметь о всех нас заботу, будешь хозяйкой нашего дома.
Женщина: Какого дома?
Дак: Разве не видишь, что тут на поляне образовался дом!!!
Женщина: Тогда вкуси вместе со мной от этого хлеба, в знак того, что, при свидетелях, берешь меня в сестры.
Апостол: Вкушать хлеб неурочно — это большой грех.
Женщина: Что за несуразный человек? Почему всё у тебя невозможно?! Вот он хлеб, вот ты, вот я, вот свидетели. Кто нам не дает из него вкусить?!
Апостол: Бог.
Женщина: При чем тут Бог?!
Апостол: При том, что испеченные хлеба жертвуются Господу за собранный урожай. Вкушать из посвященного Господу раньше самого Господа — святотатство.
Женщина: И мы, что же, не будем этот хлеб есть?!
Апостол: Это уже воля Всевышнего. Что Он нам оставит, поделим меж собой по-братски и вкусим.
Женщина: Тогда поспешим поднести хлеба, пока они теплые. Что есть жертвоприношение?
Апостол: Убирается стол, собирается семья, поют славу Господу, после чего начинается трапеза.
Женщина: Что есть трапеза?
Апостол: Вкушение даров Господних семьей, связанной единомыслием.
Женщина: Едят, выпивают?
Апостол: Мало пьют, мало вкушают, и много поют.
Женщина: А танцы?
Апостол: И речи быть не может!
Женщина: Ничего, я введу в обычай и танцы. Как можно без танцев? Хлеба на что будем ставить?
Апостол: Воспользуемся моим строением.
Женщина: Класть свежевыпеченные хлеба на грязные камни?!
Апостол: Прикроем их некрасивость.
Женщина: Чем?
Апостол: Травой. Цветами.
Женщина: Положим хлеба Благодарения прямо в траву?
Апостол: Траву застелим покровом.
Женщина: Где возьмем покров?
Апостол: Попросим у тебя.
Женщина: Я свой не могу отдать. Он мне понадобится.
Апостол: Для чего?
Женщина: Для танцев.
Апостол: Забудь о своих постыдных искушениях, сестра моя. Это грех, большой грех.
Женщина: Женские телодвижения взывают к мужскому плодородию. Соединись со мной, и ты познаешь Бога! Так написано на нашем храме.
Апостол: Сестра моя, забудь о том храме и о тех глупых надписях, которые на нем. Покрой тело и волосы темной тканью и забудь о своей необыкновенной красоте.
Женщина: Если небеса создали меня красивой, почему я должна об этом забыть?
Апостол: Чтобы не грешить. Нагота женщины принадлежит только мужу, с которым она сочеталась браком.
Женщина: А остальные с чем останутся?
Апостол: Какое тебе дело до остальных?! У каждого да будет своя жена.
Женщина: А если кому не повезло, попалась некрасивая, он что, всю жизнь проживет, держа в объятиях то чучело? Ему что, нельзя хотя бы изредка любоваться истинно красивым женским телом?
Апостол (вопиет): Господи, ты был тысячу раз прав, изгнав их из рая!!
В ярости поднялся на скалу, помолился. Успокоившись, вернулся к прерванному разговору.
Апостол: Сестра моя, обнаженная женщина способна в одно мгновение растлить тысячи и тысячи душ...
Женщина: Это возможно, разом, со всеми?..
Апостол: Я не о том, о чем тебе думается. Я о другом.
Женщина: Как о другом? Что тут может быть другое?
Апостол: Видишь ли, узрев соблазнительную наготу женщины, мужи, в силу своей природы, тут же принимаются грешить с ней, и неизвестно еще, что разрушительней для человеческого духа — грех истинный или прегрешение в помыслах.
Женщина (после долгой паузы): Ты взял меня в сестры, чтобы погубить?
Апостол: Чтобы спасти.
Женщина: Некрасивый не может спасти красивого, ибо он изначально ненавидит красоту.
Апостол: Господь с тобой! Как можно ненавидеть величайшее чудо Господне, венец и смысл трудов Всевышнего! Другое дело, что красоту мы понимаем каждый по-своему.
Женщина: Что есть, по-твоему, красивого в этом мире?
Апостол: Душа человеческая.
Женщина: А — тело?
Апостол: Тело только в той мере, в какой оно есть продолжение красоты духовной.
Женщина: А может моя душа такое же совершенство, как и мое тело? Почем ты знаешь?
Апостол: Одинаковыми они быть никак не могут. Одно больше, другое меньше. Большее владеет меньшим.
Женщина: Как то понимать?
Апостол: Либо душа владеет телом и всеми его органами, устраивая жизнь человека по-своему, либо тело владеет всем и устраивает всё по-своему.
