В храме Иван поставил свечку, перекрестился и зашептал молитву. Краем глаза он заметил бугая с бычьей шеей, который, застенчиво стреляя глазами, мучительно засовывал свернутую пополам пачку сторублевок в урну с надписью «На ремонт храма». Пачка не лезла, а развернуть ее мозгов уже не хватало.
Парень нервничал, капли пота выступили на невысоком лбу.
— Здорово, Слива, — тихо сказал Иван.
— А?! — испугался тот и выдернул пачку. — А, Иван! — Слива тревожно оглянулся.
— Ты… это… бумажки разверни, — тихо сказал Иван, отступил в сторону и перекрестился.
— Ааа… — Слива быстро взглянул на него и последовал совету.
— А дома и не изменилось ничего. Одно слово — Сибирь. Два года прошло, а я как и не уезжал. Слива как был бандит в школе, так и остался. Родители отмазали его от армии, а зря. Хоть бы на мир посмотрел, авось понял бы чего. Здесь ведь большинство дальше Тюмени и не заезжали… — Иван затягивается. — Мама только постарела сильно, и батя сдал…
Звякнула щеколда, и вошел конвоир.
— Ладно, на сегодня все, — сказал человек за столом, вставая.
Подошел конвоир и стал надевать на Ивана наручники.
В большом зале библиотеки Исторического музея в тобольском кремле Иван тихо подошел сзади к интеллигентного вида маленькой хрупкой женщине в сером платье, которая просматривала «Тобольские губернские ведомости» за 1918 год.
— Здравствуй, мама, — тихо сказал Иван.
— Ваня! — воскликнула женщина, вставая, обняла его и заплакала.
Сзади подтягивались библиотечные работники.
— Все говорят, по телевизору тебя видели. А я вот пропустила, — вытирая глаза платочком, говорила мать.
— Вот дело тоже, мам… С батей-то чего? — спросил Иван.
Они пили чай в маленькой комнатке библиотеки. Вернее, Иван пил, а мать смотрела на него.
— Сердце. Микроинфаркт вроде… — неохотно сказала мать. — Люди говорят, пить сильно стал. Ты уж сходи к нему, Вань. Отец все ж…
Иван кивнул.
— Похудел-то как… Нам ведь не сказали, что в плену ты. Пропал и пропал. Мы уж куда только ни писали. Ой, Ваня!..
— Привет, Иван! — радостно воскликнула девушка в белом халате. — Мы тут тебя по телеку видели!
— Здорово, Зинка. Слышь, тут батя у меня где-то? — взволнованно сказал Иван и поставил мешок.
— Ага. Ты Катьку-то видел? — возбужденно спросила она.
— Зин… Батя у меня тут!
— А… Ага… Щас я, — засуетилась она и куда-то убежала.
Иван огляделся.
Отец Ивана — здоровенный, но не толстый мужик до пятидесяти — странно смотрелся на карликовой кровати. Он отрешенно лежал у окна, демонстративно не участвуя в активной жизни двенадцатиместной палаты.
— …Я чего пью-то, сын, — тихо говорил он, не глядя на Ивана. — Скучно жить стало чего-то. До сорока лет вроде жил, а потом — все. Куда ни гляну — тоска… Любви нет, Ванька… А это хорошо, что ты на войне был. Война из мужчины мужика делает. А мужиком — правильно быть! В мужике сила. На нем все держится… Вот была во мне сила, да вышла вся, — грустно сказал он. — Ведь сила не в мускулах, сын, а в голове… Эх, встал бы щас да на войну! — Он взял Ивана за руку, как в армрестлинге, и крепко сжал. — А за мамку ты на меня зла не держи. Хорошая она баба, просто разлюбил я. Ты потом поймешь… Запомни, сын: разлюбишь — уходи! Нельзя без любви жить! — Он жестко посмотрел на Ивана. — Нельзя, сын!
У развалин старинного монастыря на высоком берегу Тобола горел большой костер. Девчонки жарили рыбу на углях. Парень в старом камуфляже заунывно пел под гитару традиционную армейскую песню. Иван сидел на ящике со стаканом в руке и тоскливо смотрел на огонь. Рядом на правах друга сидел Слива. Катька, невысокая пухленькая девчонка с симпатичным русским лицом, счастливо жалась к нему, натягивая на коленки короткое летнее платье.
Парень постарше бандитского вида, видно тамада, разлил всем по полстакана водки.
— Давайте за братьев наших — Сапека, Тарана, Увара и Тольку, которых с нами нет, — сказал он с фальшивым пафосом.
Все привычно встали, быстро выпили и расслабленно загалдели. Парень с гитарой снова ударил по струнам. Иван не вставал и не пил. Он так же держал стакан и смотрел в огонь. Только Катька беспокойно стреляла на него глазами.
— Они не были на войне… Их убили наши… сибирские парни… Мы же все в одной школе учились… Кто со мной, кто старше… Тарана я вообще не знал, а Сашка Уваров друг мой был…
Иван снова прикуривает:
— А дома я хотел по компьютерам устроиться — глухо. Как услышат «чеченец», репу сразу чешут: «новые технологии у нас», говорят… В общем, чё говорить — бортанули меня везде. Я в военкомат. Там тоже лапша — я и без них мог бы на пристани контейнеры грузить…
Человек из-за стола лежал на койке и смотрел видео, снятое накануне.
Джон вышел из здания английского посольства в Москве и зло плюнул на асфальт.
Он вошел в здание с табличкой «Министерство обороны Российской Федерации».
Генерал спокойно реагировал на возбужденные удары Джона ребром ладони по собственной шее.
— Есть приказ Президента Российской Федерации господина Путина выкуп за заложников террористам не платить, — говорил генерал Джону через переводчика. — Так что извините. — Генерал натянуто улыбнулся и встал.
— Попробуйте в ФСБ, — посоветовал переводчик педерастического вида уже от себя. — Если они не помогут, я вам адресок могу дать во Владикавказе. Позвоните мне, договоримся, — сладко улыбнулся он, передавая визитку.
Джон вышел из здания с табличкой «Министерство внутренних дел Российской Федерации» и устало сел на ступеньки. К нему сразу же подошли и вежливо попросили.
— Это Москва, столица России. Я Джон Бойл. Все русские организации отказали мне в содействии. За тысячу фунтов переводчик Министерства иностранных дел Вася передал мне телефон бывшего майора КГБ, который занимается выкупом заложников. Он находится во Владикавказе — столице Осетии. Сейчас я должен найти переводчика, который поедет со мной и поможет договориться с террористами. — Джон стоял на фоне Красной площади и возбужденно говорил, держа видеокамеру на вытянутой руке.
Раннее сибирское солнце легло на старую советскую мебель. Иван лежал в постели и тоскливо смотрел в потолок. Катя тоже проснулась и по-кошачьи прижималась к нему.
— Вань, давай поженимся! — пропищала она.
— А жить где будем? — после паузы неохотно отозвался Иван, не меняя выражения лица. — Вот батя из больницы выйдет, и чего?..
Катя поджала губки. В дверь постучали кулаком.
— Иван! Разбудить просил! — крикнул противный женский голос с сибирским акцентом.
— Встал, теть Валь! — крикнул Иван. — Чай поставь, — спокойно сказал он Кате, не меняя позы.
Она вскочила, набрасывая на себя подряд Ивановы и свои вещи, и побежала на коммунальную кухню.
Он лежал, тоскливо глядя в потолок.
Катя вбежала с заварным чайником.
Иван, одетый, умытый и причесанный, сидел за столом.
Катя быстро поставила бутерброды и разлила чай.
— Тебе чё, сегодня не на работу? — не глядя на нее, спросил Иван.
— Так суббота же! — удивилась она. — Хороший чай купила, крупнолистовой… «Акбар»! — быстро сказала она, пытаясь угодить.
Иван, который только пригубил, молча отставил чашку.
Паром перевалил за середину Иртыша.
— Ты чё, не здешний, что ль? — спросил Степан Симаков Джона, с восторгом глазевшего на белокаменный кремль.
— Я ищу Ивана Задоломова, — сказал Джон по-английски и улыбнулся.
— А… басурманин, — не понял Семен и отвернулся.
— Иван Задоломов! — взяв Степана за плечо, внятно сказал Джон.
