— Учиться, учиться и учиться, — сказала умная Юленька.
— Правильно. А в колхозе, внучек, такие же мальчики и девочки живут, как ты. Такие же. Пионеры. И своим родителям помогают. Ты огурчики ешь? Нравятся тебе огурчики?
— Ну-у… — сказал недовольный Никита.
— Не нукай.
Бабушка тоже решила сказать свое слово.
— Это они вырастили, юные мичуринцы.
— А ночное у костра, — вдруг заулыбалась тетенька, у которой пострадала мебель, — картошка печеная… жеребята… речка… воздух — хорошо! В городе мы это и не видим.
— В колхозе хорошо! — воспалилась другая тетенька, которая до сих пор молчала.
— В колхоз можно устроить, — сказал Новиков, — у меня связи есть!
Наступило неловкое обиженное молчание.
— Не надо, Володя, так шутить, — сказал дедушка серьезно. — Не надо этим шутить. В деревне сейчас можно жить, и жаловаться не на что.
— Лариса, — сказала бабушка, — ты приглядывай за ними. Что это за барство такое?! Мы тебя не так воспитывали. Ты у нас простой народ любила, уважала. У тебя скептицизма не было. Ты им книги почитай, расскажи. Я помню про деревню очень хорошая книга была. Я тебе читала и сама, помню, с большим удовольствием.
— «Стожары»?
— Вот-вот, прочти им. Хорошая книга, добрая, интересная… Что-то ты выглядишь плохо. У врача была?
Муж покосился на жену: вроде, ничего, здоровая, дебелая, кровь с молоком.
— А зачем ей к врачу?
— Володя, мама считает, что я ничего не делаю. Ему б хотелось, чтоб я на фабрику пошла или в прачечную.
— Ну, работать бы тебе не помешало, — сказал дедушка.
Бабушка поджала губы.
— Женщину беречь надо и холить, если любить, конечно, по-настоящему. У нас из женщины все кухарку норовят сделать, домработницу, а потом удивляются, откуда такие заезженные женщины. Лариса тебе двоих детей подарила, ты ей руки должен целовать.
Тетеньки дружно и одобрительно закивали.
— Правильно, правильно…
Зять коротко посмотрел на тещу, но ничего не сказал.
— На эту тему анекдот есть, — сказал дедушка. — Приходит один еврей…
— Перестань, — возмутилась бабушка, — перестань рассказывать эту похабщину.
А дедушка наклонился к зятю, зашептал и сам разразился хохотом. Зять тоже посмеялся. Бабушка улыбнулась. Заулыбались тетеньки. Всем стало опять хорошо и весело.
Никита лукаво улыбнулся.
— Приходит один еврей, а дальше?
Опять все посмеялись.
— Нельзя так, внучек, нельзя…
Дедушка встал.
— Пойдем поговорим. Мы пошли футбол смотреть, сегодня кубок…
Мужчины уединились. Смотрели по телевизору матч.
— Какие у вас новости? — спросил тесть.
— Почти никаких.
— А что слышно?
— Поговаривали насчет перемен, но это уже второй год говорят, я думаю, что это надолго.
Тесть усмехнулся. Когда-то он был «большой человек» и знал дело крепко. Руководил — командовал сотнями людей, и Новиков не мог забыть этого обстоятельства, не мог не уважать и не восхищаться. Сейчас был на пенсии. Отдыхал.
— Тебя в командировку посылают?
Зять удивился — он в доме не говорил, значит, тесть знал из своих источников.
— Да, — сказал Новиков.
— Будь осторожен, там дело скользкое, поскользнуться можно… Не горячись, — не отрываясь от телевизора, сказал тесть. — Есть там Белов такой… Его не трогай, он человек Руднева… — И сразу без перехода: — У тебя что, баба завелась?
— Что вы!
— Ларка матери жаловалась. Ты смотри!.. — И даже улыбнулся. — Что, не отгулял свое?
— Выдумывает она.
— Я тоже думаю, выдумывает, — согласился тесть. — Хотя были мне звонки, видели тебя.
— Кто видел?
— Не важно.
— Так мало ли с кем я мог идти, с сослуживцами…
— Ясное дело. Всякое бывает — с сослуживцами в обнимку. Смотри, попадешься — я тебе помогать не буду. Я хоть все понимаю, но тоже — отец. Помнишь того парня, сына латышского стрелка?
— Который в Казани попался?
— Тот самый. Знаешь, чем это закончилось?
— Слыхал. Так он, вроде, в порядке, процветает.
— Так вот ты так процветать не будешь, — и тесть улыбнулся. — Помнят твои шалости. Да и сейчас ты не всегда выдержан, значит, не уважаешь место, которое занимаешь.
— Кто помнит?
— Я всегда тебя считал умным парнем, хотя и был против брака. И работать ты умеешь. Можешь. Ну, это наш мужской разговор, — он приобнял зятя. — Я тебя прошу только, будь осторожен, люди завистливые. Тебе уже тридцать три. Пора быть мудрее.
— Спасибо, Михаил Иванович.
— За что спасибо-то? Родственники — не чужие. А Стрелец хорош!
— Хорош.
— Столько лет потерял, не ценим мы людей.
Вечером на веранде снова собрались за столом. Пели нестройными, но дружными голосами.
— «Я люблю тебя, жизнь, что само по себе…»
На следующий день Новиков сопровождал приезжую делегацию.
На спецавтобусе объезжали центр.
Новиков объяснял, венгры смотрели и кивали.
…Каменный мост…
…Боровицкие ворота…
…Александровский сад…
…Музей Ленина…
…«Метрополь»…
…Первопечатник…
…«Детский мир»…
…Дзержинский…
…Театральная площадь…
…Маркс…
…Гостиница «Москва», Совмин…
…«Националь»…
…Улица Горького…
…На Красную площадь вышли из автобуса. Пошли пешком.
…Возложили цветы у Мавзолея. Постояли — минута молчания.
За окнами ветви деревьев ударялись друг о друга, сопротивляясь ветру.
— Величайшая заслуга Ильича — глубокая и всесторонняя разработка целостного учения о партии, создание пролетарской партии нового типа в России. Владимир Ильич обосновал всемирно-историческую роль марксистской партии не только как руководителя классовой борьбы пролетариата и других трудящихся масс в ходе свержения власти помещиков и капиталистов, но и как организатора строительства нового общества — социализма, коммунизма.
В аудитории было уютно и тихо. Студенты писали конспекты. Некоторые читали. Некоторые просто слушали.
— На протяжении всей политической деятельности Ленин решительно и последовательно боролся против любых попыток, какими бы лозунгами они ни прикрывались, умалить значение партии, ее руководящей роли… Такие попытки он рассматривал как вольную или невольную помощь врагам рабочего класса…
Таня смотрела в окно, где бился ветер и стучали ветви.
— Революционное учение о партии является одним из основополагающих в теории и практике марксизма-ленинизма. В свое время Ленин указывал, что оселком, на котором надо испытывать действительное признание марксизма, служит признание диктатуры пролетариата… Это положение целиком сохраняет свое значение…
Седой интеллигентный человек ходил вдоль стола и поглядывал сквозь очки на сидящих студентов.
— Вместе с тем с полным основанием можно сказать, что и ленинское учение о партии является также оселком, на котором испытываются люди, носящие высокое звание коммуниста…
Таня писала. Писала быстро, торопилась. Она писала письмо. Потом она остановилась, вырвала лист и скомкала его. Посмотрела на лектора.
— Исторический опыт показывает, что отклонения от этого учения, отход от ленинских норм партийной жизни и принципов партийного руководства чреваты серьезными последствиями…
В своем кабинете Новиков Владимир Сергеевич говорил по телефону.
— Я понимаю… Понимаю, не дурак… Ну что ж делать, выгони… Это твое дело, — он засмеялся, встал и начал расхаживать вокруг стола. — Я могу это сделать, но это не моя функция… Я тоже не люблю бюрократов, — опять засмеялся. — Старик, я знаю, что ты настоящий друг, не выдашь, но из своего кармана. Я говорю: из своего… Государство — народное. — И вдруг взорвался, заговорил жестко: — Если он тебе друг, пусть сам подаст заявление и не ставит тебя в это положение… Я тоже тебя не понимаю. Хорошо, хватит о богадельне. Завтра напиши мне объяснительную. До часа, в два у меня совещание. Ну я сделаю. Я… Ты — чист. Все. Аллее!.. Саша, и не валяй дурака, я тебя люблю и помни об этом. И не для этого мы родились, чтобы потакать разным прекраснодушным лентяям. Пойми меня. Салют!
