Никогда уже! Снежком хрустят полозья,
Зимний лес проносится назад…
Смотрит он в твои, такие звездные,
Мною так любимые глаза.
Синь очей твоих принадлежит другому,
Голос нежный для других поет…
Как в бездонный, беспросветный омут,
Я гляжу в грядущее свое.
Погляди и ты из-под ладони,
Но не в омут, лучше просто в даль,
Не мое ли сердце топчут кони,
Не мою ли песню и печаль?
Сани мчатся, сани улетают,
В брызгах снега их не видит глаз…
Я вдогонку песню посылаю,
Может, хоть она догонит вас,
Может, догоняя, поцелует
Губ тепло, ресницы, холод век,
Всю тебя, извечно дорогую,
Но потерянную мной навек.
И потом, запутавшись, немая
В соснах, где царит мертвящий свет,
Ветви голубые покачает,
Засыпая инеем ваш след.
Темные, как сажа, ночи лета,
Прядь тумана в поле пролегла…
До щеки моей коснулся ветер
Легким дуновением крыла.
Кто это? Зачем меня ласкает?
Вздохи чьи тихонько пронеслись?
Может, это вышла дорогая
Навестить меня из-под земли?
Превратилась в нежное дыханье,
В тихий полуночный ветерок
И пришла избавить от страданья
Друга, что остался одинок.
Милая, прижмись хоть на мгновенье.
Вижу. Пью. Без горя и без слез
Нежное твое прикосновенье,
Мягкое, как шелк твоих волос.
Где ты? Где ты? Где твое дыханье?
Может, ты осталась навсегда
Одинокой прядкою тумана,
Что ушла неведомо куда?
Что это? Откуда эти звуки?
Вздохи, улетевшие навек?
. . . . . . . . . . . . . . . . .
Протянув навстречу ветру руки,
Вслушиваясь, замер человек.
Где мой край? Там, где вечную песню поет Беловежа,
Где закаты над Нёманом, словно пролитая кровь,
На холмах Наваградка, где дремлют суровые вежи,
Где вишневые кроны глядятся в широкий Днепро.
Ты лежишь там, где синяя Припять так ласково вьется,
Где София, как белая лебедь, плывет над Двиной...
Там, где сердце мое с первым шагом, как молот, забьется,
Даже если б слепым я пришел на свиданье с тобой.
Что слепым! Даже мертвым я вспомню высокие звезды,
Над рекою багряной и темной полет кожанов,
Белый парус на синих озерах, широких и гордых,
И боры-океаны, и небо – цветение льнов.
Где мой край? Там, где люди вовеки не будут рабами,
За похлебку влачащими жизнь в безнадежной тюрьме,
Где мальцы-удальцы молодыми взрастают дубами,
А мужчины, как скалы: ударишь – сломается меч.
Где мой край? Там, где мудрые предки средь сосен уснули,
Там, где женщины – сон во стогах под июньской зарей,
А девчата, как дождь золотой. А седые бабули,
Как жнивье с паутиньем, как солнце осенней порой.
Там бессмертные песни звенят, несказанное чудо,
Там от века звучит мой язык, словно звонкий булат.
Этот гордый язык – мы его и тогда не забудем,
Когда солнце с землею в последний погрузятся мрак.
Ты – наш край. Ты – цветущая груша над дедовским домом,
Метеоров осенних густых фосфорический рой,
Ты – наш стяг, и тебя никому ни за что мы
Не дадим опоганить, забыть иль попрать чужеземной ногой.
Мы клянемся тебе бороздой своей первой на поле,
И последним дыханьем своим, в небытье уходя,
Мы клянемся тебе, что ни в горькой, ни в радостной доле –
Никогда,
Никогда,
Никогда
Не покинем тебя.
Ай, Аю-Даг, что ты делаешь с морем?
Думаешь выпить до дна, оглашенный?
Брось, набухторишься только с горя
И не напьешься, ведь море соленое.
Брось эту пьянку, лихая головушка,
Чтобы наутро с тоски не повеситься:
Лодка с твоею любовью-соловушкой
Очень далеко, у лодочки месяца.
Лучше давай я вина раздобуду,
И под кефаль усидим его разом...
Выпьем за губы моей златокудрой
И за измену твоей черноглазой.
Сегодня что-то тишина такая,
Что хочется присесть и погрустить.
Звезда печально над землей мерцает,
И липа чуть от холода дрожит.
А я все почему-то забываю,
Что день прошел, угаснувший в тиши,
Что время мчится и что ты - другая,
И я исчез уж из твоей души.
Журнал передо мной с твоим портретом -
Глядишь с улыбкой светлой в тишине,
И я припоминаю Днепр и лето,
И тень каштана на сухой стене.
Но странно, я совсем не вспоминаю
Тот день, когда тебя увидел я
Впервые. Может, осень золотая,
А может, вешний день был в тех краях.
Но очень четко помню я: девчачий
Покой, Чайковский хмурый на стене,
Рояль о чем-то сиротливо плачет
И призраки каштанов на окне.
Ты помнишь: поздней осенью туманной,
Когда с деревьев все летит долой,
Лист желтый остается на каштанах,
Где конусы фонариком сплело?
Фонарь - и желтый шарик на каштане,
Всех братьев рядом вымела метла.
Вот так и я к любимой льнул, желанной,
И жил лишь только у ее тепла.
Меня влекли невиданные очи,
Похожие на просинь у небес,
И скромности девичьей многоточье,
И святость, как судьбы пресветлой крест.
Есть мелочи великого значенья:
Любовь, которая растопит лед,
И даже половицы в темных сенях
Век памятны, как сказок хоровод.
И может, для того она приходит,
Чтоб мы запомнили с тобою на века,
Как пахнут рыбою ночные воды,
Каков полет ночного светлячка;
Чтобы века не забывало сердце
Спокойный дым над зеркалами рек,
Чтоб каждый был до старости, до смерти -
Достойный, настоящий человек.
Я помню все: тугая ряска
Стянула пруд. Минул наш первый май.
Какой казался нам волшебной сказкой
Наш пригородный лес - как некий рай!
Пусть каждый хоть на миг поймет единый,
Как бесконечно сложен божий свет,
Как просто разминуться с той, любимой,
Которую ты ждешь десятки лет!
Уходят дни и годы. Понимаю,
Что счастье не бывает без Творца.
А боль живет, и сердцем ощущаю,
Что жить извечно будет, до конца.
И все ж на склоне дня, и утром ранним,
И в ясный день, в полночной кабале
Я жизнь благодарю за тень признанья,
За то лишь, что живешь ты на земле.
Сижу в гостиной рядом с печкой дымной.
Шипит пластинка. В сердце много дум.
Кручу «Над домом флюгер у любимой»,
И Шуберт слушает со мною ветра шум.
О «Зимний путь»! Забытые строенья,
Забытый вкус твоих любимых губ.
Шарманки звуки стынут, как виденья,
Промерз у деревенской хаты дуб.
Благодарю тебя. И пусть чужая,
Пусть для другого источаешь свет, -
Ты есть, ты где-то есть, и ты живая,
Ты ходишь ранним утром по траве!
Твои в загаре руки куст ломают.
Живи и вечной славой пламеней!
Рукой закрыв глаза, я улыбаюсь...
Ты есть на свете. И довольно мне.
«И прощай. Не нужно сожалений...»
И прощай. Не нужно сожалений.
Что мне в них, когда на боль иным
Светит мне любовь благословенно,
Словно месяц, светом не своим.
Руки твои - солнечная сказка,
Только что заменит доброту?
Что мне солнце без тепла и ласки?
Что мне губы, где огонь потух?
Нету берез. Одни кипарисы:
Будто торчком поставили лисы
Хвосты зеленые, необычайные -
В город зашли, такие отчаянные.
И ты со мною совсем как лисица,
Смех на беленьких зубках искрится.
Смеешься, играешь в чижики-пыжики.
Лисица. Только обычная. Рыжая.
Глупого волка ко льду приморозила,
Да только и ждешь, чтобы броситься в лозы,
Кликнуть братцев своих кипарисов,
Зеленых лисов, зеленых лисов,
Выставив хвост, разразиться над бедным -
«Рогатый, рогатый!» - смехом победным.
