Корчмы
Корчмы... Дороги... Лира за спиною...
В годах Христовых - бедным школяром...
Идут ли дни и ночи чередою,
Повсюду мне любовь, и стол, и дом.
А в торбе за спиной слова - не ново, -
Для песен клетка, соль, фонарь-ночник,
Табак и нож, и вышитый суровый
За годы не протершийся рушник.
И горьких шуток воз везу без лени -
Любой садись, отдам и не совру,
Я утираюсь полотенцем в сенях,
А не дадут, обсохну на ветру.
Под каждым деревом домашним светит светом,
И я прохожим мед сплавляю свой,
Поля, леса с неровным силуэтом
И стаи воронья над головой.
Перун смеется, плачет и тоскует,
С кустов рвет ветер одинокий лист,
И на щеках застыли поцелуи,
В устах зажатых - соловьиный свист.
В глазах, мир отражая, как в оконце,
Земля моя встает передо мной,
Высокая и чистая, как солнце,
Чистейшая, без пятен день-деньской,
Раскованная, добрая, святая,
Изведанная, как отцов поля,
И каждый день все более родная,
Что боги дали, даже не друзья.
По ней иду я с ранних зорь устало,
Деревья глажу, как на алтаре,
Чтоб каждый вечер на закате алом
Журавль колодца видеть во дворе
И под стрехою сесть, что пахнет дымом,
К которой прикипел могучий дуб,
И песней отвечать хозяйкам милым
За горький хмель и трепет томных губ,
Желанных, словно жнивеньское лето,
И преданных, как отчие поля.
Глядят девчата, сердцем взгляд согретый
И близкий, как родимая земля,
Как нежность женских рук надежных,
Что гладят ласково лихие кудри мне...
Корчмы дорог, раскиданные стежки
По всей моей озерной стороне.
И что мне те, кто за высокой брамой, -
Нелюбых окон жаждущая муть, -
Что в ночь глядят и шамкают губами
И думают, что могут жизнь свернуть?
Что мне они, когда, как дар единый,
За песню сердца, что несу в корчму,
Мне ало гроздья светятся рябины,
Не ведаю, за что и почему.
Когда за простенький припев, тоскуя,
Во всех домах, в моих родных краях
Меня всё, кажется, здесь нежит и целует
Земля моя, родимая моя.
Когда она, Любовь, руками божьими
Везде лихие гладит кудри мне.
Корчмы, дороги, стежки осторожные
По всей моей озерной стороне.
«На древней родине раскидистые клены...»
На древней родине раскидистые клены
Неслышно начинают облетать
На рыжую траву, на мох зеленый,
Калитки, и запруды, и на гать.
Земля глядит озерами-глазами
На ясный мир, что замер в красоте.
Так чисто, словно свет просторы залил,
Так тихо, словно нет людей нигде.
Извечная моя! В студеных росах,
Как год назад, мильоны лет - увы! -
Бросает осень золотые косы,
И зиму кличет желтый плач листвы.
Морозит губы горький вкус рябины,
Целую их, холодные как лед.
О, вы, кто под руку пойдет с любимой
Под теми ж кленами чрез сотню лет, чрез год,
Поймете ли, что так же мы любили
И что ушли, как и уйдете вы,
Что вечны Родина, и даль Отчизны милой,
И желтый лист на зелени травы?
И что тысячелетиями клены
На землю будут тихо облетать
На рыжую траву, на мох зеленый,
Калитки, и запруды, и на гать.
И что они не даром щедро всюду,
Когда вдыхаешь древний дух земли,
Роняют золото под ноги людям,
Чтоб мы ее любили, берегли.
«Помесь Буратино с Аэлитою...»
Помесь Буратино с Аэлитою,
Звездочка морозная в окне,
Грустная, красивая, забытая,
Вечером приходишь ты ко мне.
Тихая, немножечко смешливая,
Шепчешь: «Я устала, погоди»...
А потом, доверчиво-счастливая,
Засыпаешь на моей груди.
И молю я солнце, небо, звезды:
Пусть горят извечно над тобой,
Над пережитой обидой слезной –
Постоянство, нежность и любовь.
Пусть судьба к тебе не будет строгой,
Ласково положит на песок,
В головах воздвигнет гор отроги,
Вспенит море доброе у ног,
Пусть накормит теплой ласки хлебом,
Горьких сожалений снимет боль.
И тогда я стану вечным небом,
Синим вечным небом над тобой.
«Строка бесспорна, безупречна...»
Строка бесспорна, безупречна -
Один для слабых верный щит.
Не умирать Поэтам вечно,
В бессмертных Песнях вечно жить.
Когда пойду с юдоли горя,
Не завершив последний сказ,
То божий мир меня повторит,
Как повторял уже не раз.
Как море, звезды и озера,
Какие в вечность заберу.
Мир щедрый.
Мир меня повторит...
Ну а не мир, так Беларусь.
Мне - вдосталь...
Тавры жили, как все народы:
Воевали,
Любили,
Беседы вели,
Пили водку,
Сливались с родною природой...
Поработали,
Песни сложили,
Ушли.
Но совсем
Без следов
Ничто не уходит.
До сих пор
По просторам родной стороны,
Средь людей,
Позабытые, тавры всё бродят
И сами не знают - кто же они?
На развалины стен - тех, что строили прадеды,
Глядят, как бараны на новый заплот:
«Почему наши пращуры с долей не ладили?
Что тащило их в горы?
Внизу же - тепло!»
Дремлет Кошка-гора,
Дремлют тавров руины.
Я стою, представляя,
Что я не изгой,
Не поэт с беларусских пригорков синих,
А последний из тавров
С их горькой судьбой.
О, как обидно за эти обломки!
О, какой ядовитый забвения дым!..
Не дай Бог, когда и на нас
Потомки
Поглядят,
Как мы
На тавров
Глядим.
