Другим — и друг ты и сосед в их кутежах веселых,
А для меня ты — как аскет: все чувства — под запором.
Из рук других ты пьешь вино, хмелея с ними вместе,
А я, тобой забыт давно, стал немощным и хворым.
Тебя люблю я всей душой: ты — жизни мне дороже,
Но, как и жизнь, ты стороной проходишь шагом спорым.
Властитель мой, ты мук моих, увы, не замечаешь,
Тебе любезно чтить других — прислуживать их сворам.
Владыка мира дум ничуть Хафиза не жалеет,—
Тебе бы на него взглянуть не злым, а добрым взором!
Друг мой, кипарис прекрасный, ты куда идешь?
Свет души, мой светоч ясный, ты куда идешь?
Истомлен твоей красою весь вселенский люд,—
Всех томишь ты мукой страстной,— ты куда идешь?
Медлишь ты, а жизнь проходит — гаснет ее свет,—
О, не будь же безучастной,— ты куда идешь?
О, как тяжко мне в разлуке от кровавых слез,—
Слезы — словно дождь ненастный,— ты куда идешь?
Сласти уст твоих желает попугай души,—
Чудо речи сладкогласной, ты куда идешь?
Стан твой стройный, чаровница,— словно Судный день,—
Стонет мир в тоске всечасной,— ты куда идешь?
Уж невмочь терпеть Хафизу муки от тебя,—
Слышен стон его стогласный: «Ты куда идешь?»
Луноликое чудо, ты — краса во плоти,
Ты достойна причуды всех томить и гнести.
Твои очи безмерно и мертвят и живят,—
Кем, верна и безверна, правишь ты,— возвести!
Твои очи лукаво мечут стрелы в меня,—
Мучусь, плача кроваво на твоем я пути.
Луки-брови прицелом взводят стрелы ресниц,—
Жертва я твоим стрелам,— тетиву отпусти!
Меня речью злонравной не коря, о мой свет,—
Меж людьми тебе равной мне вовек не найти.
Сердце! Волею страсти ты дотла сожжено,—
Не страшись ее власти — сам огонь воплоти!
Ты мне — жизнь, все земное,— о, приди, погуби:
За мой пыл не враждою — дружбой мне отплати!
Лик твой — светом залит он, а Хафиз — мотылек:
Не сгорая, горит он — сам огонь во плоти!
С тобою я, несчастный,— с любимою моей,
Но мукой ежечасной ты мучишь все сильней.
За горестные слезы беднягу не стыди:
Ты — краше вешней розы, я — бедный соловей.
Польстить умеешь мне ты — лукаво обмануть:
Воруешь самоцветы ты из души моей.
Пройдись же предо мною, о стройный кипарис,—
Красою неземною порадуй взор скорей.
Чужда ты состраданью к мученьям бедняка:
Умчалась быстрой ланью в родную ширь степей.
О, если б ты прогнала соперников моих,—
Скрой, роза, свои жала — о, сжалься, пожалей.
Молю я как о чуде: Хафизу верной будь,
Да ведают все люди о верности твоей!
Я от разлуки изнемог,— ты ж о болящем и не спросишь,
Всю грудь я ранами иссек,— ты ж о скорбящем и не спросишь!
Раб на торгах любовных мук, я жалок, ты ж горда красою,
И — что с беднягою, недуг и боль таящим, и не спросишь.
Стенаю ночью я и днем, влачась у твоего порога,
Но ты о бедствии моем, меня томящем, и не спросишь.
Я золото души больной во прах у твоих ног рассыпал,
Но ты — с другими,— что со мной, в пыли лежащем, и не спросишь.
Во прахе я влачусь в мольбе — о, заступи мой прах стопою,
Ты ж, милый друг мой, о рабе своем пропащем и не спросишь.
Мне сокровенную мечту таить в страданиях велишь ты,
А что со мною, тайну ту в себе хранящим, и не спросишь.
Дано мне, как Хафизу пасть в любви моей неугасимой,
А ты о друге, свою страсть тебе дарящем, и не спросишь!
Цветника души отрада, кипарис мой ладный, где ты?
Соловьиный стон из сада возношу я страдный: «Где ты?»
Я сожжен тоской щемящей, я дотла спален разлукой,—
Сердце мукой мне палящий пламень мой нещадный, где ты?
Песней, горестно поющей, одинок, тебя зову я,—
Милосердие несущий, мой родник усладный, где ты?
В муках страсти изнывая, веру в бога я утратил,
«Чаровница,— я взываю в муке беспроглядной,— где ты?»
Вялой розой — все бесцветней — в безнадежности я стыну,—
Не казни, о зной мой летний, стужей листопадной,— где ты?
Без тебя, меня казнящей, рвется прочь душа из тела,—
Жизнь мне долгую дарящий светоч мой отрадный, где ты?
Всех времен Махмуд всевластный! Снизойди, молю, к Аязу,—
Слышишь зов Хафиза страстный, стон его надсадный: «Где ты?»
Я вышел в путь любви, и с тех времен
Стал сам не свой и страстью изнурен.
Теперь не ждите от меня ума:
Я одержим, вином любви хмелен.
О черноте смутивших меня глаз
Скажу я
