УЛИЦА НАТАШИ КАЧУЕВСКОЙ
Именем Наташи названа новая планета
В белокаменном квартале нашем,
Где дома старинные стоят,
Притулилась улочка Наташи —
С фронта не вернувшейся назад.
Шел той светлой девушке двадцатый.
Пробил час, настал ее черед,
Защищая раненых, с гранатой
Беззаветно ринуться вперед.
…Пролетают стайки первоклашек,
Детский сад протопал чередой
По веселой улице Наташи,
Под ее кристальною звездой.
Поколение уходит наше,
Завершив солдатский подвиг свой.
По взгрустнувшей улице Наташи,
Словно по дорожке фронтовой.
Среди звезд заблудился ночной самолет.
Полетели запросы в кабину пилота.
И тогда услыхали, как летчик… поет,
Что спускаться на землю ему неохота.
И схватился за голову бедный комэск:
Не поможешь безумцу — бензин на исходе…
Только взрыв. Только звезд торжествующий блеск.
Только горло товарищей судорогой сводит…
Да, конечно, был попросту болен пилот,
Допустили напрасно его до полета…
Снова крутится пленка и летчик поет,
Что спускаться на землю ему неохота.
Отдадут, как положено, пленку в архив.
Сослуживцы уйдут на «заслуженный отдых»,
И забудут со временем странный мотив —
Песню летчика, вдруг заплутавшего в звездах.
Трудно, чтобы такое не тронуло душу.
Если даже бесчувственен ты:
Почему-то выбрасываются на сушу
Повелители моря — киты.
Ударяясь о скалы могучею грудью,
Разбиваются, как корабли.
И противятся добрым встревоженным людям.
Что спасать великанов пришли.
Я на телеэкране слежу за китами,
За бедой, неподвластной уму.
Почему, почему? — нераскрытая тайна…
Сколько в жизни таких «почему»!
«Стареют не только от прожитых лет…»
Стареют не только от прожитых лет —
От горьких ошибок, безжалостных бед.
Как сердце сжимается, сердце болит
От мелких уколов, глубоких обид!
Что сердце! — порою металл устает,
И рушится мост — за пролетом пролет…
Пусть часто себе я давала зарок
Быть выше волнений, сильнее тревог.
Сто раз я давала бесстрастья обет,
Сто раз отвечало мне сердце: «О нет!
Я так не умею, я так не хочу,
Я честной монетой за все заплачу…»
Когда слишком рано уходят во тьму,
Мы в скорби и гневе твердим «почему?»
А все очень просто — металл устает,
И рушится мост — за пролетом пролет…
«Полжизни мы теряем из-за спешки…»
Полжизни мы теряем из-за спешки,
Спеша, не замечаем мы подчас
Ни лужицы на шляпке сыроежки,
Ни боли в глубине любимых глаз.
И лишь, как говорится, на закате,
Средь суеты, в плену успеха, вдруг
Тебя безжалостно за горло схватит
Холодными ручищами испуг:
Жил на бегу, за призраком в погоне,
В сетях забот и неотложных дел,
А может, главное и проворонил,
А может, главное и проглядел…
«Запорола сердце, как мотор…»
Запорола сердце, как мотор
В нем все чаще, чаще перебои…
До каких же, в самом деле, пор
Брать мне каждый сантиметр с бою?..
Ничего! Кто выжил на войне,
Тот уже не сдастся на «гражданке»!
С нестерпимым грохотом по мне
Проползают годы, словно танки…
«Старая лента — обугленный лес…»
Старая лента — обугленный лес.
Юный Алейников, юный Бернес.
Дочь говорит: «Примитив!»
Может быть, правда в словах этих есть,
Только отвага, и верность, и честь —
Непреходящий мотив.
Их проявила на пленке война…
Как надоели мне полутона —
Словно боимся мы сильных страстей
Так, как боятся незваных гостей…
Старая лента — обугленный лес,
«Темную ночь» напевает Бернес.
Ах, как волнует нехитрый мотив,
Как покоряет сердца «примитив»!
Никитские ворота… Вновь влечет
Меня в кварталы старые упорно.
Еще он жив — мой скромный старичок —
Малюсенький кинотеатр «Повторный».
Когда-то был весьма известен он,
И «вся Москва» толпилась в душном зале.
Его шикарно звали «Унион»,
И мы туда с уроков убегали.
Сбегал министр юстиции Кравцов —
В те дни мой одноклассник молчаливый.
Обычный рост, обычное лицо —
Как предсказать его судьбу могли вы?
Борис был самым тихим из ребят,
Казался робким увальнем порою…
В войну огонь он вызвал на себя
И получил юнцом звезду Героя…
А поэтесса Друнина тогда
Считалась в школе попросту тупицей…
Когда б вернуться в прошлые года,
Я «на отлично» стала бы учиться!
…Опять глазам и сердцу горячо,
Вновь слышу пенье пионерских горнов.
Как хорошо, что жив мой старичок —
Кинотеатр по имени «Повторный»,
Что милый остров детства не снесли,
Хоть город наш «коробками» усеян.
Сажусь за руль, рванулись «Жигули»
От памятника Гоголю к бассейну.
(Безлик сей Гоголь.
Прежний[4] спрятан в дворик,
Кто объяснит, зачем и почему?
Пускай здесь разбирается историк —
Я трансплантаций этих не пойму.
Зачем и Пушкина тревожить было надо? —
Венчал Москву, в раздумья погружен…
Перенесли!
Теперь перед громадой из стали и стекла
томится он…)
Бассейн — здесь храм Спасителя стоял,
Воздвигнутый еще во время оно
В честь воинов, в честь тех, кто преподал
Урок надменному Наполеону.
О, как была оскорблена Расея,
Когда святыню превратили в пшик!—
Густой туман клубится над бассейном,
А в том тумане кирасира лик…
Опять глазам и сердцу горячо,
Вновь слышу пенье пионерских горнов.
Как хорошо, что жив мой старичок —
Малюсенький кинотеатр «Повторный»!
Нет Поклонной горы, ее срыли… Ночами.
В котлован, где бульдозеры спят.
Собираются мертвые однополчане —
Миллионы убитых солдат.
Миллионы на марше, за ротою рота.
Голоса в шуме ветра слышны:
«Почему, отчего
Так безжалостен кто-то
К ветеранам Великой войны?
Дайте, люди, погибшим за родину слово,
Чутко вслушайтесь в гневную речь.
Почему, отчего
Убивают нас снова —
Беспощаден бездарности меч.
Громче бейте в набат, наши деды и внуки —
Знаем, вы заступились за нас.
Оттолкните от мрамора жадные руки!—
Иль ушло Благородство в запас?..»
Собираются мертвые однополчане
В котлован, где бульдозеры спят.
Нет Поклонной горы.
Но взывают ночами
К нам миллионы убитых солдат.
Там, в окопах сырых и мглистых,
Где косила людей война,
Привилегия коммуниста,
Как известно, была одна:
Штык к винтовке примкнув умело,
По команде: «За мной! Вперед!»
Первым бросить на бруствер тело
И последним уйти в санвзвод.
Разве небо сегодня чисто,
И легко ли живет страна?..
Привилегия коммуниста
И сейчас у него одна:
При ЧП — обвалилось зданье,
Или пламенем цех объят,
Первым броситься
К тем, кто ранен,
И последним уйти назад.
Было всяко в горячке буден,
Ошибались не раз, не два…
Только Правду
Скрывать не будем,
Правдой
Партия и жива.
Если кто-то
Забыл про это,
Значит, он
Позабыл про честь…
В красной корочке партбилета
Революции отсвет есть.
Привилегия коммуниста
И сейчас у него одна.
Снова в ленинский голос чистый
Чутко вслушивается страна.
