Не остался без дела и поэт–мистик Сараев, без малого полвека воспевавший радость сельского труда с его рекордными урожаями. Ему надлежало быть передвижным путеводителем: разводить клиентов, почитателей своего творчества, по номерам и секциям.
Автор исторических романов Пасмурный, начинавший литературное ремесло с заметок юного из туралиста, отхватил самую почетную должность Летописец Центра и личный биограф его владелицы.
Создатель нашумевшего в свое время романа «Любовница» Абсурдов был сходу назначен главным консультантом по интимным вопросам. В пору расцвета узаконенной цензуры писатель умудрился целый роман в двух книгах сочинить о непростой любви секретаря парткома совхоза к доярке. Самое любопытное в той деревенской истории, что в конце повествования героиня становится секрета рем этого же парткома, а возлюбленный ее, ошельмованный родной партией, в скотники подался, на перевоспитание.
По сей день творение Абсурдоза расценивается не иначе, как литературный подвиг и самый сексуальный роман времен застоя.
А критик Хабалкнн стал агентом отдела внутренней безопасности. Для него это что семечки щелкать. За годы сотрудничества с самым серым во осей округе зданием, мимо которого добропорядочные граждане проходили с брезгливым выражением лица, он так набил руку, что все его творения, без исключения, скорее походили на скрытое доносительство, нежели на литературную критику.
(Благодарный Мирон Петрович вызвался освоить сложную специальность помощника массажиста, на общественных началах.
— Остальные производственные вопросы в рабочем порядке, — по–деловому подвела первый итог Рабинович. — Не забывайте, господа, что сегодня за праздник. Не будем гневить Господа!
После этих ее слов в зал внесли подносы со «Смирновской», «Президентом» и конечно же «Советским шампанским».
Блистательные сестры Берри запели на иврите знаменитую на весь мир «Тум балалайку».
И пошел праздник. Звенели бокалы, хлопали пробки от шампанского. Писатели мигом повеселели позабыв обо всем на свете. Хабалкин предлагал хозяйке Дома выпить на брудершафт. «А как же жидо–масонская угроза?» — намекнула Рабинович. — «Мы это уже пережили! — нашелся невозмутимый критик. — Человек, видите ли, всю свою жизнь ученик: чем больше учится, тем быстрее глупеет».
Секретарша, тяпнув сдуру стакан водки, без умолку хохотала на коленях «шефа» писательской организации, предлагая тост за дружбу между богатыми и бедными.
Рассказчик Клыков, приловчившийся единственную свою книжечку переиздавать несчетное количество раз под разными названиями, шпарил наизусть последний рассказ, написанный в эпоху развитого социализма.
Окосевший от выпивки завхоз Метелкин тряс за грудки перепуганного прозаика Пустоглазова, добиваясь, почему все‑таки Париж такой маленький? «Потому что Краснодар большой!» — отмахивался писатель, одергивая поношенный пиджачишко.
Кто‑то предложил поиграть в вечно молодую «бутылочку», а изрядно поддавший Пзнтишин, утирая галстуком слезы умиления, силился вспомнить свою новую должность и имя благодетельницы.
Давненько не переживал подобного шабаша писательский Дом. Гуляла обнищавшая братва до одурения. Здесь же, в морозильнике своем, напоминавшем некое неприятное медицинское учреждение, и заночевали.
Так был вручен «инженерам человеческих душ» главный рождественский подарок. Тихо и бескровно. Ко всеобщему удовольствию даже.
Утром на фасаде бывшего пристанища пишущих и сочиняющих играла яркими красками огромная вывеска–панно, на котором золотыми буквами было замысловато выведено: литературно–оздоровительное заведение Берты Рабинович. Круглосуточное…
1.
Услышав пронзительный крик, пышнотелая кладовщица схватила говяжью костымагу и запустила в полутемный угол, давно уже ставший филиалом крысиного подполья. Несколько тощих крыс метнулись к спасительной дыре.
— Твари, — лениво рявкнула кладовщица, окидывая тоскливым взором пустой цех. — Повыздыхали б!
Смачно зевнув, она отправилась соображать обед. Именно соображать: с тех пор, как городской хладокомбинат сел на голодный паек, холодильщики стали забывать вкус мяса. (Бедняги вынуждены теперь давиться крупами и овощами, выменянными на несколько мешков крысиной отравы, да оставшимся от старых запасов салом. А ведь не так давно цеха напоминали рай: в мясном изобилии купалось все местное население. Лидировала в обжорстве главбухша комбината, начинавшая карьеру с разносчицы городским столоначальникам коровьих языков и свиных вырезок. Так вот, несчастная до того переусердствовала, что задыхалась от ожирения. Несколько раз она падала без чувств прямо на свиные туши, и только после того, как сломала себе бедро, отправилась на похудение.
Начальник первого цеха прославился любовью к передней части аппетитных хрюшек и бычков, его заместитель — к задней, а старший охранник к шкурам слабость имел. Что уж он там с ними делал — толком никто так и не знает. Грузчики, так те все подряд тащили, даже рога с копытами.
Не отставали от них и крысы. Жулики еще те. За год хвостатые бестии съедали десятки тонн мяса. А однажды попортили и сожрали несколько подвешенных к потолку туш молодых бычков. И никакого с ними сладу! На террор отвечали плодовитостью.
В разгар черных для мясного. морга дней зверьки грызли все что ни попадя, на глазах шмыгали по цехам, становясь все более наглыми и даже опасными.
Старожил Воронов как‑то заметил директору морозильника:
— За тобой, Матвеич, два коллектива стоят: своих‑то обещаниями да выговорами накормить можно, а как быть с крысиными мордами?! Живьем ведь сожрать могут.
— Да брось ты, — отмахивался тот.
Выживало тутошное население, как могло: люди с хлеба на самогонку перебивались, а отвратительные животные свой кусок добывали — поедали корешки растений на зеленой территории, таскали в подземные хранилища косточки от абрикосов и слив, приворовывали, где только можно. Некоторые, семьями к группами, стали покидать привычный кров с его оскудевшим столом.
Самых терпеливых от голод ого бунта спасло снабженцы, раздобывшие у черт а на куличках свежемороженую птицу. До поздней ночи отощавшие грузчики разгружали рефрижераторы с куриными ножками.
Едва стихли полупьяные голоса, крысы высунули из своих укрытий острые мордочки с маленькими черными глазками и стали проворно выбираться на промысел.
Грозная серая стая ринулась к картонным коробкам и принялась с остервенением прогрызать их. Крысы впивались в промерзшее до кости мясо, словно пираньи, и тут же замирали, почуяв неладное. Способные существовать в сырости и зловонии, без разбору поглощавшие любое мясо муку и всяческие объедки, они, однако, не решились отведать аппетитное на вид блюдо.
Изголодавшиеся зверьки бродили в непроглядной тьме подземных жилищ с ходами и камерами в несколько ярусов, издавая хриплые визги. Лишь глазки, коварные и злые, блестели внутренним светом точек, То в одном, то в другом месте слышалась возня, переходившая в драку. Потом все стихло.
Вслед за соплеменницами, вернувшимися из спасительного путешествия, серые дружно спрыгивали ка поверхность холодной струи и быстро бежали по течению, в глубь старой осклизлой трубы. Канализационный сток привел их на полузаброшенную базу, расположенную неподалеку от хладокомбината.
2.
Ушлые проводники привели колонию беженцев в длинное кирпичное стрение, где в небольшой ком нате, наполненной Алножеством незнакомых запахов, их ждал сытный ужин. Запахи так непривычно и сильно щекотали а носу, что зверьки один за другим принялись чихать, испуганно посматривая по сторонам. Они вставали на задние лапы, потом неспеша приближали ь к пестрым коробкам и кулькам. Подходили несколько робко, стелющимся шагом, но после то так немного освоились и осме леям, стали покусывать поклажу и толкать косом. Уверенность им придавали крысы–первопроходцы: уплетали за обе щеки добытый ими порошок, снисходительно посматривая на осторожных братьев и сестер.
Добравшись до содержимого, зверьки набросились, как ошалелые, на ароматные порошки и таблетки, не ведая еще, что открыли для себя настоящий клад.
Иногда здесь появлялись бритоголовые крепыши с бычьими шеями. Спешно загрузив в легковушку вкусный товар, они исчезали. Все остальное время в царстве головокружительных запахов хозяйничали досужие квартиранты, наедаясь чуть ли не до беспамятства. После сытной трапезы без устали таскали в норы бесценный провиант, которому в спортивном мире цены не было.
За несколько месяцев крысы сожрали и утащили не одну сотню килограммов спортивного питания, состоящего из белков и пищевых добавок. Пуще прежнего росли у них теперь зубы и когти, а туловище постепенно превращалось в комок мышц.
