Пророк Иероним Босх[3]
«Внимание! Всем! Внимание!
Опасность от атомных взрывов.
Упрячьте детей!
Упрячьте ученых и книги!
Упрячьте в подвал партитуры
Бетховена и Гуно!
Упрячьте картины Босха:
Он знал ведь об этом давно».
Странный, странный творец!
В сумраке средневековья
Сидел он перед мольбертом,
Взор к бликам свечи прикован.
Тень по углам квартиры,
Тени по краскам бегут,
Тень над родиной милой,
Мрачные тени в мозгу.
Испанцы край захватили,
Сжигали людей — не жаль им,
Жить никому не давали,
Рабом только быть — разрешали.
Малые плакали дети,
На ноже умирали.
Художник не мог смеяться —
Правду в душе не украли.
И вот в груди у такого
Не сердце, а головешка,
У Иеронима Босха
Угасла даже усмешка.
Он видел, что души отвергнутых
Не сталь, а безвольный воск,
И пророчил гений людям,
Ты, Иероним Босх,
Своей неуемной фантазией
Вызывал безобразных созданий...
Сквозь трещины на полотнах
Слышатся звуки рыданий.
Мертвые птицы летают,
Пылают живые кусты,
Чудовища с клювами грифов
Режут себе животы.
У одних без ног голова,
У других под задом колени.
Мечутся меж пожаров
Безмолвные голые тени.
Сквозь дымные и сквозь красные,
Сквозь пепельные цвета
Танки скрежещут мощные —
Тогда ведь не было так.
Мог ли тогда он предвидеть,
Что после ста поколений
Вновь наяву восстанут
Чудовища тех представлений?
Что будут в геройстве люди
Вскакивать на накат
И под ноги им бросаться
С целой связкой гранат.
Вы, с душой восковою,
Кошмары с цепей спустили,
Вы над росной землею
Смерти грибы взрастили...
Давно пророчил такое
Босха тревожный мозг.
И все же не знал одного ты,
Пророк Иероним Босх.
Мысли людей изведав,
Море изведав и сушу,
Не мог ты думать, что в мире
Стальные вырастут души,
Что на всех алчных и лживых
Поднимется их рука
И вытряхнет их из кожи,
Как клубень гнилой из мешка.
«Внимание! Всем! Внимание!
Взрывов уж впредь не будет!
Несите скульптуры и книги!
Так пойте и смейтесь, все люди!
Несите детей сонливых
Под солнечных звуков прибой!
Несите картины Босха!
Отбой! Вечный отбой!»
Как тебя заслонить от безумных ударов,
Как тебя сохранить в вечной битве со злом,
Ты, Земля, ты, седой одуванчика шарик
Под безжалостным ветром, под совиным крылом.
Не дрожи, не дрожи, ну не надо, Земля моя,
Ведь навеки рассеешься в бездне веков,
Облетишь от атома, вспышек рекламы,
От продажного лязга печатных станков.
От того, что без знания зла и невзгоды,
Как туман равнодушный с теплых лугов,
Как азийская лава, проплывают народы,
В стороне оставляя безучастных богов.
Вот, вот-вот, словно жертва солнцу умершему,
Как в погасшую печку спускается гроб...
И все дальше смертных факелов перлы,
И все ближе к вечному мраку народ.
И как только любовь там умрет несчастная,
Сбросят звуки и колеры под откос, —
Без пространства и времени треснет на части,
Остановится колокол в лютый мороз.
И в господстве той тьмы и хаоса этого,
Без морей, без улыбок, без солнца-листа,
Я вздеваю ладони над миром без света,
Как глашатай, кричу:
«Светоносный, восстань!»
Не хочу! —
И вздымаются блики спокойные.
Заклинаю! —
И вот над безбрежьем земли,
Над прозрачными, словно родник, колокольнями,
В звонком небе, как тучки, летят корабли.
Мир вам всем! —
И становятся страшные воды,
И — минуту назад как предвестник беды —
Океан живой, подарив погоду,
Сторожит одуванчик на кромке воды.
Будет так! —
И залог того в солнце и зорях,
Да в любви и мужестве, в свете листвы,
В синих замках форели — литовских озерах —
И в бездонных зеницах у женщин Литвы.
Гойя
Чудовищ сон ума рождает,
И властвуют они над ним,
И воздух криком заполняют,
Визжат, бросаются все в дым.
Беснуется мой мозг от визга
На праведной из всех планет.
Без слуха!!! Всматриваюсь. Вижу
И трогаю корявый свет.
Что с ним? Какой надменный дьявол
Землей играет, как мячом?
Зачем кому-то власть предъявит?
Зачем другого бьет мечом?
У ведьмы на груди свисает
Дух тьмы — знак злобных и тупых.
Свет убивает, умирает.
Кто не осел — тот нетопырь.
И кто поверит — вплоть до кровных, —
Что трудно мне и прелесть чар,
И детскую свою любовность
Скрыть за жестокость и кошмар?
Нельзя иначе, ибо мигом
Раздразнишь лютую змею...
Иначе схватят и унизят,
И грязью в душу наплюют.
Но в царстве смерти и тревоги
Есть для меня один маяк —
Он освещает мне дороги...
Испания, земля моя!
Окутанная в санбенито
С дурацким острым колпаком,
Ревущим пламенем обвита,
В тюрьме удушена шнурком.
Война!
Убили мать на поле.
Несут. Закат уж догорел.
Ребенок сирый, бедный, квелый
Идет за ней, смертельно бел.
Не видели бы лучше очи
Вот это:
новой смерти тень,
Фигурку маленькую ночью,
Как луч, врывающийся в день.
Кто высушит ребенку слезы?
Кто он, погубленный в лесах?
Цветок жасмина на морозе.
В глазах безжизненных слеза.
«Матушка, бедная,
Как это выдержать?
Какое мужество!»
Я крик сплошной вонзаю в пекло,
Крик краски, крик иглы в тюрьме.
В конце: «Уж истина исчезла!»,
В веселье умерла под смех.
Глухим живу и умираю,
Глухим под градом пуль в беде,
Глухим: ведь слушать не желаю
Той лжи, что властвует везде.
Пока под звуки новой песни,
Хорала, что зальет поля,
Святая правда не воскреснет —
А с ней воскреснет и земля.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Тогда — услышу.
Церковь Покрова на реке Нерли — гениальный памятник древнерусского зодчества на территории Владимиро-Суздальского княжества. — Здесь и далее прим. автора.
Питер Брейгель Старший, прозванный «Мужицким» (умер в 1569 г.), — выдающийся нидерландский художник XVI в., автор картин «Падение Икара», «Слепые», «Крестьянский танец», «Страна лентяев» и др.
Иероним Босх — знаменитый нидерландский художник конца XV — начала XVI вв. В такой его картине, как «Страшный суд», народная сатира сочетается с мрачной, кошмарной фантазией. Странное совпадение: на его картинах нарисованы машины, которые похожи на танки и современные пушки.