Ярослав Васильевич Смеляков
- Аленушка - Вот женщина... - Давным-давно - Денис Давыдов - Дорога на Ялту - Дочь начальника шахты - Если я заболею... - Земля - Зимняя ночь - Катюша - Кладбище паровозов - Классическое стихотворение - Крымские краски - Лирическое отступление - Любезная калмычка - Майский вечер - Мама - Манон Леско - Милые красавицы России - Мое поколение - Ночной шторм - Опять начинается сказка... - Ощущение счастья - Памятник - Первый бал - Песенка (Там, куда проложена...) - Под Москвой - Портрет - Пряха - Старая квартира - Стихи, написанные 1 Мая - Стихи, написанные в фотоателье - Стихи, написанные на почте - Ты все молодишься. Все хочешь... - Хорошая девочка Лида - Я напишу тебе стихи такие...
ХОРОШАЯ ДЕВОЧКА ЛИДА Вдоль 1000 маленьких домиков белых акация душно цветет. Хорошая девочка Лида на улице Южной живет.
Ее золотые косицы затянуты, будто жгуты. По платью, по синему ситцу, как в поле, мелькают цветы.
И вовсе, представьте, неплохо, что рыжий пройдоха апрель бесшумной пыльцою веснушек засыпал ей утром постель.
Не зря с одобреньем веселым соседи глядят из окна, когда на занятия в школу с портфелем проходит она.
В оконном стекле отражаясь, по миру идет не спеша хорошая девочка Лида. Да чем же она хороша?
Спросите об этом мальчишку, что в доме напротив живет. Он с именем этим ложится и с именем этим встает.
Недаром на каменных плитах, где милый ботинок ступал, "Хорошая девочка Лида",в отчаяньи он написал.
Не может людей не растрогать мальчишки упрямого пыл. Так Пушкин влюблялся, должно быть, так Гейне, наверно, любил.
Он вырастет, станет известным, покинет пенаты свои. Окажется улица тесной для этой огромной любви.
Преграды влюбленному нету: смущенье и робость - вранье! На всех перекрестках планеты напишет он имя ее.
На полюсе Южном - огнями, пшеницей - в кубанских степях, на русских полянах - цветами и пеной морской - на морях.
Он в небо залезет ночное, все пальцы себе обожжет, но вскоре над тихой Землею созвездие Лиды взойдет.
Пусть будут ночами светиться над снами твоими, Москва, на синих небесных страницах красивые эти слова. 1940 Путешествие в Страну Поэзия. Лениздат, 1968.
* * * Если я заболею, к врачам обращаться не стану, Обращаюсь к друзьям (не сочтите, что это в бреду): постелите мне степь, занавесьте мне окна туманом, в изголовье поставьте ночную звезду.
Я ходил напролом. Я не слыл недотрогой. Если ранят меня в справедливых боях, забинтуйте мне голову горной дорогой и укройте меня одеялом в осенних цветах.
Порошков или капель - не надо. Пусть в стакане сияют лучи. Жаркий ветер пустынь, серебро водопада Вот чем стоит лечить. От морей и от гор так и веет веками, как посмотришь, почувствуешь: вечно живем.
Не облатками белыми путь мой усеян, а облаками. Не больничным от вас ухожу коридором, а Млечным Путем. 1940 Мысль, вооруженная рифмами. изд.2е. Поэтическая антология по истории русского стиха. Составитель В.Е.Холшевников. Ленинград, Изд-во Ленинградского университета, 1967.
ОПЯТЬ НАЧИНАЕТСЯ СКАЗКА... Свечение капель и пляска. Открытое ночью окно. Опять начинается сказка на улице, возле кино.
Не та, что придумана где-то, а та, что течет надо мной, сопутствует мраку и свету, в пыли существует земной.
Есть милая тайна обмана, журчащее есть волшебство в струе городского фонтана, в цветных превращеньях его.
Я, право, не знаю, откуда свергаются тучи, гудя, когда совершается чудо шумящего в листьях дождя. Как чаша содружества - брагой, московская ночь до окна наполнена темною влагой, мерцанием капель полна.
Мне снова сегодня семнадцать. По улицам детства бродя, мне нравится петь и смеяться под зыбкою кровлей дождя.
Я снова осенен благодатью и встречу сегодня впотьмах принцессу в коротеньком платье с короной дождя в волосах. 1947 Вечер лирики. Москва, "Искусство", 1965.
КЛАССИЧЕСКОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ Как моряки встречаются на суше, когда-нибудь, в пустынной полумгле, над облаком столкнутся наши души, и вспомним мы о жизни на Земле.
Разбередя тоску воспоминаний, потупимся, чтоб медленно прошли в предутреннем слабеющем тумане забытые видения Земли.
Не сладкий звон бесплотных райских птиц меня стремглав Земли настигнет пенье: скрип всех дверей, скрипенье всех ступенек, поскрипыванье старых половиц.
Мне снова жизнь сквозь облако забрезжит, и я пойму всей сущностью своей гуденье лип, гул проводов и скрежет булыжником мощенных площадей.
Вот так я жил - как штормовое море, ликуя, сокрушаясь и круша, озоном счастья и предгрозьем горя с 1000 великим разнозначием дыша.
Из этого постылого покоя, одну минуту жизни посуля, меня потянет черною рукою к себе назад всесильная Земля.
Тогда, обет бессмертия наруша, я ринусь вниз, на родину свою, и грешную томящуюся душу об острые каменья разобью. Ярослав Смеляков. Избранные произведения в двух томах. Москва, "Художественная литература", 1970.
ЛЮБЕЗНАЯ КАЛМЫЧКА Курить, обламывая спички,одна из тягостных забот. Прощай, любезная калмычка, уже отходит самолет.
Как летний снег, блистает блузка, наполнен счастьем рот хмельной. Глаза твои сияют узко от наслажденья красотой.
Твой взгляд, лукавый и бывалый, в меня, усталого от школ, как будто лезвие кинжала, по ручку самую вошел.
Не упрекая, не ревнуя, пью этот стон, и эту стынь, и эту горечь поцелуя. Так старый беркут пьет, тоскуя, свою последнюю полынь. Ярослав Смеляков. Избранные произведения в двух томах. Москва, "Художественная литература", 1970.
* * * Вот женщина, которая, в то время как я забыл про горести свои, легко несет недюжинное бремя моей печали и моей любви.
Играет ветер кофтой золотистой. Но как она степенна и стройна, какою целомудренной и чистой мне кажется теперь моя жена!
Рукой небрежной волосы отбросив, не опуская ясные глаза, она идет по улице, как осень, как летняя внезапная гроза.
Как стыдно мне, что, живший долго рядом, в сумятице своих негромких дел я заспанным, нелюбопытным взглядом еще тогда ее не разглядел!
Прости меня за жалкие упреки, за вспышки безрассудного огня, за эти непридуманные строки, далекая красавица моя. Ярослав Смеляков. Избранные произведения в двух томах. Москва, "Художественная литература", 1970.
МАНОН ЛЕСКО Много лет и много дней назад жил в зеленой Франции аббат.
Он великим сердцеедом был. Слушая, как пели соловьи, он, смеясь и плача, сочинил золотую книгу о любви.
Если вьюга заметает путь, хорошо у печки почитать. Ты меня просила как-нибудь эту книжку старую достать.
Но тогда была наводнена не такими книгами страна.
Издавались книги про литье, книги об уральском чугуне, а любовь и вестники ее оставались как-то в стороне.
В лавке букиниста-москвича все-таки попался мне аббат, между штабелями кирпича, рельсами и трубами зажат.
С той поры, куда мы ни пойдем, оглянуться стоило назад в одеянье стареньком своем всюду нам сопутствовал аббат.
Не забыл я милостей твоих, и берет не позабыл я твой, созданный из линий снеговых, связанный из пряжи снеговой.
...Это было десять лет назад. По широким улицам Москвы десять лет кружился снегопад над зеленым празднеством листвы.
Десять раз по десять лет пройдет. Снова вьюга заметет страну. Звездной ночью юноша придет к твоему замерзшему окну.
Изморозью тонкою обвит, до утра он ходит под окном. Как русалка, девушка лежит на диване кожаном твоем.
Зазвенит, заплещет телефон, в утреннем ныряя серебре, и услышит новая Манон голос кавалера де Грие.
Женская смеется голова, принимая счастие и пыл... Эти сумасшедшие слова я тебе когда-то говорил.
И опять сквозь синий снегопад Грустно улыбается аббат. 1945(?) Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.
ПАМЯТНИК Приснилось мне, что я чугунным стал. Мне двигаться мешает пьедестал.
В сознании, как в ящике, подряд чугунные метафоры лежат.
И я слежу за чередою дней из-под чугунных сдвинутых бровей.
Вокруг меня деревья все пусты, на них еще не выросли листы.
У ног моих на корточках с утра самозабвенно лазит детвора,
а вечером, придя под монумент, толкует о бессмертии студент.
Когда взойдет над городом звезда, однажды ночью ты придешь сюда.
Все тот же лоб, все тот же синий взгляд, все тот же рот, что много лет назад 1000 .
Как поздний свет из темного окна, я на тебя гляжу из чугуна.
Недаром ведь торжественный металл мое лицо и руки повторял.
Недаром скульптор в статую вложил все, что я значил и зачем я жил.
И я сойду с блестящей высоты на землю ту, где обитаешь ты.
Приближусь прямо к счастью своему, рукой чугунной тихо обниму.
На выпуклые грозные глаза вдруг набежит чугунная слеза.
И ты услышишь в парке под Москвой чугунный голос, нежный голос мой. Русская советская поэзия. Под ред. Л.П.Кременцова. Ленинград: Просвещение, 1988.
КЛАДБИЩЕ ПАРОВОЗОВ Кладбище паровозов. Ржавые корпуса. Трубы полны забвенья, свинчены голоса.
