Вадим Шефнер - Избранные стихи

Любовь — это пятое время суток,
Не вечер, не ночь, не день и не утро.
Придешь ты — и солнце сияет в полночь,
Уйдешь ты — и утро темнее ночи.

Любовь — это пятое время года,
Не осень она, не весна, не лето,
Она не зима, а то, что ты хочешь,
И все от тебя одной зависит.

Любовь ни с чем на свете не схожа:
Не детство, не старость, не юность, не зрелость;
Любовь — это пятое время жизни.

Когда сюда входила ты,
То на оранжевых обоях,
Как в поле, синие цветы
Цвели в те дни для нас обоих.

Но ныне облик их не схож
С цветами подлинными в поле,
Обои выгорели. Что ж,
А мы-то лучше стали, что ли?

Расстались мы давным-давно…
Как говорится, песня спета…
Я не снимаю все равно
Стенного твоего портрета:

Под ним, хранимы в темноте
Тобой — от солнца и от пыли,
Цветы не выгорели те
И помнят всё, что мы забыли.

Я другом был, я был веселым малым,
Старательным и преданным вполне
Но если б вдруг совсем меня не стало,
Она бы не всплакнула обо мне

Но был другой, совсем чужой, неблизкий,
Он слов ее не принимал всерьез
Он рвал ее бессвязные записки
И доводил насмешками до слез.

Она о нем твердила мне со смехом:
«Вот уж в кого ничуть не влюблена!»
Но если б умер он или уехал,
Не знаю, что бы делала она.

Давно о ней я ничего не знаю,
Но без тоски и грусти вспоминаю
Лукавую подругу давних лет

Кто был из нас счастливей — неизвестно,
Все заблуждались искренне и честно
А в честных играх проигравших нет.

На станции гудели паровозы,
Скрипели у колодцев журавли,
И алые, торжественные розы
За пыльными оградами цвели.

Mы у реки встречались вечерами,
Мы уходили в дальние поля,
Туда, где за песчаными буграми
Дышала давней тайною земля.

Там и поныне у речной излуки,
На полдороге к дому твоему,
В пустую ночь заламывая руки,
Былое наше ищет нас! К чему?!

Есть много в мире белых роз и алых,
Есть птицы в небе и в ручьях вода,
Есть жизнь и смерть.

Но ни с каких вокзалов
В минувшее не ходят поезда.

Нет, ночи с тобою мне даже не снятся,
Мне б только с тобою на карточке сняться,

Мне б только пройти бы с тобою весною
Лазоревым лугом, тропою лесною.

С тобой не мечтаю я утром проснуться,
Мне б только руки твоей тихо коснуться,

Спросить: дорогая! скажи мне на милость,
Спалось ли спокойно и снов ли не снилось?

Спросить: дорогая! за окнами ели
Не слишком ли за полночь долго шумели,

Не слишком ли часто автомобили
На дальнем шоссе понапрасну трубили?..

Не слишком ли долго под вечер смеркалось,
Не слишком ли громко рыба плескалась,

Не слишком ли долго кукушка скучала,
Не слишком ли громко сердце стучало?
1940

Ты мне приснилась на рассвете,
И, пробуждаясь, наяву
Глаза в глаза я взор твой встретил —
Чуть дымчатую синеву.

В окно глядел рассвет весенний,
Капель стучала в тишине, —
И самых светлых сновиедний
Светлей ты показалась мне.

В маленькой гостинице районной
В среднеазиатском городке
Я тебя припомнил удивленно
Замер с папиросою в руке.

Ты мне неожиданно предстала
В памяти, в осенней тишине,
Той, какой ты быть не перестал,
Той, какой ты всех дороже мне.

Так я долго жил с тобою рядом
Что едва тебя не позабыл.
Иногда расстаться людям надо,
Чтобы им простор глаза открыл.

Пусть по справедливости воспеты
Грусть разлук, печаль их и тоска, —
Но любви счастливые приметы
Иногда видней издалеко.

Если б стал я невидимым и крылатым, —
Не искал бы наживы, пользуясь этим.
Я и так считаю себя богатым,
Потому что живу я на белом свете.

На шестой этаж в переулке тесном
Я б к окну твоему подлетал с рассветом;
Если ты еще не совсем одета,
От тебя отворачивался бы честно.

Голубей с карниза я не сгонял бы,
И, как воздух, был бы я незаметен, —
Я стихи тебе о тебе читал бы,
А тебе бы казалось — пропел их ветер.

Был бы я невидимым верным другом.
Если б ты в самолете летела к югу,
То с кабиной вровень, сквозь гром и тучи,
Я летел бы рядом, на всякий случай.

А когда по бульвару легкй походкой
К остановке троллейбусной ты б шагала,
Я тебе подбрасывал бы находки,
Чтобы ты счастливой себя считала.

Я тебе подбрасывал бы подарки —
Голубые капроновые косынки,
Ожерелья и серьги пластмассы яркой
И живые маки в ночных росинках.

А в старом парке листья жгут,
Он в сизой дымке весь.
Там листья жгут и счастья ждут,
Как будто счастье есть.

Но счастье выпито до дна
И сожжено дотла,
А ты, как ночь, была темна,
Как зарево — светла.

Я все дороги обойду,
Где не видать ни зги,
Я буду звать тебя в бреду:
«Вернись — и снова лги.

Вернись, вернись туда, где ждут,
Скажи, что счастье — есть».
А в старом парке листья жгут,
Он в сизой дымке весь…

Отпугни эти грустные мысли,
Улыбнись в горьковатом дыму.
Пусть горят эти бурые листья,
Никому их не жаль, никому…

Пусть струится дымок сиротливый
Над вчерашней печалью твоей.
Это кленов сжигают архивы,
Прошлогодние тайны аллей.

Я и сам для себя засекречу,
Зачеркну эти отлетевшие дни,
Это жгут наши прежние встречи,
Чтоб не жгли нашу память они.

И уходишь ты без сожаленья
Меж нежалящих змеек огня
В горьковатую дымку забвенья
Не оглядываясь на меня.

Не со старого снимка и не во сне —
Эти выдумки не для нас, —
Ты возникнешь из памяти, как цветок,
Пробивающий снежный наст.

Опустив ресницы, ты скажешь мне:
«Позади пути, города.
Я всю жизнь с тобою рядышком шла,
Только ты был слеп иногда.

Я такая, какою была всегда,
Но такой я не буду впредь, —
Я сияю, как падающая звезда
Перед тем, как совсем сгореть».

Я мохом серым нарасту на камень,
Где ты пройдешь.

Я буду ждать в саду
И яблонь розовыми лепестками
Тебе на плечи тихо опаду.

Я веткой клена в белом блеске молний
В окошко стукну. В полдень на углу
Тебе молчаньем о себе напомню
И облаком на солнце набегу.

Но если станет грустно нестерпимо,
Не камнем горя лягу я на грудь
Я глаз твоих коснусь смолистым дымом:
Поплачь еще немного — и забудь…

Любовь минувших лет, сигнал из неоткуда,
Песчинка, спящая на океанском дне,
Луч радуги в зеркальной западне…
Любовь ушедших дней, несбывшееся чудо,

Нечасто вспоминаешься ты мне.
Прерывистой морзянкою капели
Порой напомнишь об ином апреле,
Порою в чьей-то промелькнешь строке…

Ты где-то там, на дальнем, смутном плане,
Снежинка, пролетевшая сквозь пламя
И тихо тающая на щеке.