ДУЛИСПРУДЕНЦИЯ
(на мотив песенки «Мистер Дули»)
Кто этот странный господин? Воюет целый свет,
А он трамвая мирно ждет и едет на обед,
А там, прочтя очередной монарший манифест,
Смеясь, качает головой и дыню долго ест.
То мистер Дули,
Мистер Дули,
Во всей стране он первый вольнодум.
«Похоже, братцы,
Что нас надули», —
Промолвил Дули-дули-дули-дум.
Кто этот непонятный тип, что в церковь ни ногой
С тех пор, как папа и попы зовут народы в бой
И уверяют, что нашли к спасенью верный путь:
Штыком и пулями дум-дум дырявить ближним грудь?
То мистер Дули,
Мистер Дули
Убрал в чулан воскресный свой костюм.
«Похоже, с богом
Нас вновь надули», —
Вздохнул наш Дули-дули-дули-дум.
Кто этот храбрый человек, которому плевать,
Стремится ль раса желтая весь мир завоевать,
И с кем Британская звезда к победе нас ведет,
И врет ли Базельский пророк, спустившийся с высот?
То мистер Дули,
Мистер Дули,
Широкий взгляд и философский ум.
«На оба дома —
Чума и пули!» —
Воскликнул Дули-дули-дули-дум.
Кто этот бодрый дуралей, что на растопку рвет
То Кодекс с Уложением, а то Законов Свод
И, раскуривши свой чубук, бормочет: «Вот вопрос —
Что у судьи под париком из пудреных волос?»
То мистер Дули,
Мистер Дули,
Во всей стране он первый тугодум.
«Их при Пилате
Еще надули», —
Подумал Дули-дули-дули-дум.
Кто сей примерный гражданин? Не хочет он никак
Платить налоги на доход и подать на собак
И, даже марку облизав и королевский лик
Иль морду льва узрев на ней, покажет им язык.
То мистер Дули,
Мистер Дули,
Известный всем шутник и остроум.
«Клей ядовитый,
Опять надули!» —
Скривился Дули-дули-дули-дум.
Кто этот мирный джентльмен, которому не брат
Ни Навуходоносор, ни пролетариат,
И полагает он, что всяк рожденный средь людей
Пускай гребет своим веслом на лодочке своей?
То мистер Дули,
Мистер Дули,
Мудрец великий и властитель дум.
«На всю Европу
Пожар раздули», —
Заметил Дули-дули-дули-дум.
Кто этот славный скептик, что не войдет вовек
В немецкий, Марксом-Энгельсом построенный ковчег,
А коль обещанный потоп и разразится въявь,
Кто скинет брюки и пиджак, дабы спасаться вплавь?
То мистер Дули,
Мистер Дули,
Античным он героям сват и кум.
«Под своды радуг
Не я войду ли?!» —
Притопнул Дули-дули-дули-дум.
And now is come the war, the war:
And now is come the war, the war:
And now is come the war, the war.
War! War!
For soldiers are they gone now:
For soldiers all.
Soldiers and soldiers!
All! All!
Soldiers must die, must die.
Soldiers all must die.
Soldiers and soldiers and soldiers
Must die.
What man is there to kiss now,
To kiss, to kiss,
О white soft body, this
Thy soft sweet whiteness?
(1918)
Как в недобрый час да пришла война,
Да пришла война, началась война,
Как пришла-началась
Война.
Как солдаты все на войну ушли,
На войну ушли, воевать ушли,
Воевать ушли
На войну.
Не вернуться им с поля бранного,
С поля бранного, окаянного,
С поля бранного
Им не встать.
А и некому обнимать меня,
Обнимать меня, целовать меня,
Белу грудь мою
Целовать.
(1918)
(following the publication of Ulysses)
Who is Sylvia, what is she
That all our scribes commend her?
Yankee, young and brave is she
The west this grace did lend her,
That all books might published be.
Is she rich as she is brave
For wealth oft daring misses?
Throngs about her rant and rave
To subscribe forUlysses
But, having signed, they ponder grave.
Then to Sylvia let us sing
Her daring lies in selling.
She can sell each mortal thing
That's boring beyond telling.
To her let us buyers bring.
(February 1922)
(по случаю публикации «Улисса»)
Кто Сильвия? И чем она
Всех авторов пленила?
Юна, прелестна и умна,
Талантом янки ей дана
Стихи печатать сила.
Рои людей, и голь и знать,
Вокруг нее столклися,
И рвут и мечут, чтоб достать
Подписку на «Улисса», —
А там уж нет дороги вспять.
Восславим Сильвию, друзья:
Купец она удалый:
Какая бы галиматья
К ней в руки ни попала,
Она издаст ее шутя!
(Февраль 1922)
PENNIPOMES TWOGUINEASEACH
Sing a song of shillings
A guinea cannot buy,
Thirteen tiny pomikins
Bobbing in a pie.
The printer's pie was published
And the pomes began to sing
And wasn't Herbert Hughesius
As happy as a king!
(April 1932)
ПЕННИ ЗА ШТУЧКУ — ГИНЕЯ ЗА КУЧКУ
Вот песенка за шиллинг,
Не песенка, а клад.
В один пирог зашили
Тринадцать штук стишат.
Стишата в тексте испеклись,
Запели: «Тру-ля-ля!»
И был Гербертус Хьюзиус
Счастливей короля!
(Апрель 1932)
A PORTRAIT OF THE ARTIST AS AN ANCIENT MARINER
I met with a ancient scribelleer
As I scoured the pirates' sea
His sailes were alullt at nought coma null
Not raise the wind could he.
The bann of Bull, the sign of Sam
Burned crimson on his brow.
And I rocked at the rig of his bricabrac brig
With K.O. 11 on his prow
Shakefears & Coy danced poor old joy
And some of their steps were corkers
As they shook the last shekels like phantom freckels
His pearls that had poisom porkers
The gnome Norbert read rich bills of fare
The ghosts of his deep debauches
But there was no bibber to slip that scribber
The price of a box of matches
For all cried, Schuft! He has lost the Luft
That made his U. boat go
And what a weird leer wore that scribelleer
As his wan eye winked with woe.
He dreamed of the goldest sands uprolled
By the silviest Beach of Beaches
And to watch it dwindle gave him Kugelkopfschwindel
Till his eyeboules bust their stitches
His hold shipped seas with a drunkard's ease
And its deadweight grew and grew
While the witless wag still waived his flag
Jemmyrend's white and partir's blue.
His tongue stuck out with a dragon's drouth
For a sluice of schweppes and brandy
And but for the glows on his roseate nose
You'd have staked your goat he was Ghandi.
For the Yanks and Japs had made off with his traps!
So that stripped to the stern he clung
While, increase of a cross, an Albatross
Abaft his nape was hung.
(October 1932)
ПОРТРЕТ ХУДОЖНИКА КАК СТАРОГО МОРЕХОДА
Я долго плавал в пиратских морях,
Знавал и шторм и грозу.
И мне повстречался старый мудряк
С повязкой на левом глазу.
Его заклеймил Папаша Буль
И Дядюшка Сэм отверг.
Одиннадцатый год его солнце жжет
И звезд слепит фейерверк.
Ко-Ко и Пшикспир зовут на пир,
Брачные бубны гремят,
И мечут перлы скитальцы эрлы
Под ноги поросят.
Но чертов старик прыг на свой бриг,
Как сверчок на насест!
Плевать, если нет в кармане монет,
Чтоб уплатить за проезд.
Пускай лилипуты кричат: Капут!
Хватай негодяя! Пора
Как можно скорее вздернуть на рею
Этих пиратов пера!
Но Водиссей лишь ухо заткнет,
Припоминая с тоской
Лесок и Песок и голосок
Дальней сильвены морской.
А бриг выделывал кренделя
Под флагом бел-голубым,
И чем выше флаг, тем больше фляг
Разгружалось под ним.
От жажды вываливая язык,
Твердя лишь один глагол,
Он стал тощее любых мощей
И, как Махатма, гол.
Ибо янки и япы, алчные лапы,
Его раздели всерьез,
И вместо рубашки на нем, бедняжке,
Нелепый повис «Альбатрос».
(Октябрь 1932)