Озера
Что нужно озеру? Чтобы папаша
Мог обойти его после обеда,
Чтобы могла мамаша докричаться
До заигравшихся с той стороны детей;
Всё, что крупней, Байкал иль Мичиган –
Для нас уже «враждебная пучина».
Озерный люд спокоен и приветлив;
Пусть грубые романтики бранятся
И сгоряча зовут к барьеру друга;
Прожив у этих вод хотя бы месяц,
Былые дуэлянты позабудут
Браниться в рифму, теша Вельзевула.
Неудивительно, что христианство
Смогло по-настоящему начаться,
Когда аскеты из пещер и тюрем
На Асканийском озере собрались,
Где аисты гнездятся, – и избрали
Трех рыб как символ триединства Бога.
Министры иностранных дел обычно
У озера устраивают встречи;
И ходят вкруг него, плечом к плечу,
Как ослики, качающие воду.
Сей общий труд, увы, братанья армий
Не гарантирует, – но он полезен.
Лишь редкостный гордец, идя ко дну
В Атлантике, подумает всерьез,
Что лично на него Нептун взъярился;
Но тонущему в озере приятно
Воображать, что он добычей стал
Влюбившейся в него Озерной Девы.
Хоть бдительные горожане пьют
Из охраняемых резервуаров,
Случаются скандальные примеры:
Так Кардинал у Вебстера заметил
В пруду чертенка с вилами в руках, –
Я знаю в Сассексе подобный прудик.
У заколдованных озер есть свойство
Лечить горячку нашей эпидермы
Прохладной, бледной немотой зеркал;
Им нипочем щекотка водомерок,
Порой под лаской весел дрогнет гладь,
Но не вздохнет и денег в долг не спросит.
Природолюбцы-озеровладельцы
Мечтают об овчарках и капканах,
Чтоб свой Эдем озерный оградить
От чужаков. Отдать народу? Шиш!
С чего бы вдруг? За то, что всякий Джек
Плескался встарь в околоплодных водах?
Навряд ли я когда построю башню
И заведу там белых лебедей;
Но помечтать не вредно: ну, а если б –
Какое озеро я взял бы – торфяное,
Карст, кратер, старицу или лагуну?…
Перечислять – и то уже блаженство.
Жрецы с телескопами и циклотронами,
вещайте дальше вести чудесные
о том, чего постичь не можно,
столь оно мелко или огромно,
о тех открытьях, что в ваших формулах,
в значках изящных алгебраических
невинно выглядят, но если
перевести их на человечий
язык, навряд ли сильно обрадуют
село и город: если галактики
врозь разбегаются, как зайцы,
если мезоны мечутся в страхе,
как тут не вспомнить вести политики,
все эти стачки и демонстрации,
погромы, мятежи, теракты –
всё, что за завтраком в нас пихают.
Как мелки, впрочем, наши волнения
в сравненье с тем, что эта Громадина –
вот ведь немыслимое чудо! –
кочку одну отличив из прочих,
дала ей средства, срок и условия
взлелеять Жизнь, что эта небесная
причуда, царственная прихоть,
наше волшебное Средиземье,
где Солнце, сверкая, медленно движется
по небосводу с востока к западу,
где свет – отеческая милость,
а не фотонная бомбардировка,
где зреть мы можем формы и линии
и отличать покой от движения
и узнавать по очертаньям
наших любимых милые лица,
где всем созданьям, кроме болтающих,
назначен удел и корм, подобающий
по роду их, – наш мир блаженный.
Что бы биологи ни твердили,
лишь он спасает нас от безумия;
мы знаем, как знаньем перенасыщенный
блуждает ум во тьме кромешной
и в одиночестве беспредельном,
как он без формы, ритма, метафоры
в бессвязном тонет унылом бормоте,
не понимая даже шуток,
не отличая пенис от пенса.
Марс и Венера слишком потворствуют
нелепой нашей блажи и жадности,
лишь Ты один, великий Термин,
можешь исправить нас, шалопаев.
О бог дверей, оград и смирения,
да будет проклят змей технократии;
но будь блажен тот град, что славит
игры твои, лады и размеры.
Чьей милостью в компании дружеской
вершится чудо Пятидесятницы,
когда нисходит Дух и каждый
вдруг понимает язык другого.
В мире, безмерною нашей наглостью
ограбленном и отравленном, может быть,
еще спасешь ты нас, понявших,
что все ученые эти шишки
должны скромней нам басни рассказывать,
что Небу мерзостны самозваные
поэты, ради пустозвонства
ложью нас пичкающие бесстыдно.
Я вышел в город погулять
Однажды вечерком,
Народ на улицах шумел,
Как рожь под ветерком.
Река катила волны вдаль,
Сиял закатный свет,
А за мостом влюбленный пел:
«Любви скончанья нет!
Я твой, я твой, любовь моя,
Не разлюблю, клянусь,
Пока не свистнет Рак с горы,
Не закудахчет Гусь,
Пока огромный Океан,
В рулончик не свернут,
Пока Лосось не запоет,
Луна не спрыгнет в пруд.
Что мне годов мышиный бег,
Когда передо мной –
Жемчужина Вселенной,
Венец любви земной?»
Но захрипели тут часы
И хором стали бить:
«Ты Времени не победишь,
Не стоит с ним шутить.
Прислушайся во тьме ночной:
Ты различишь, дружок,
В ответ на каждый поцелуй
Его сухой смешок.
Уходит жизнь, уходит жизнь,
Мелея день за днем,
И Время всё в конце концов
Поставит на своем.
Оно на яркий летний луг
Обрушит снег и лед,
Расцепит руки плясунов
И краску с губ сотрет.
О, погрузи свою ладонь
В холодный ток реки;
Смотри, смотри, как в нем дрожат
Лучи и пузырьки.
Тайфун гремит в твоем шкафу,
В постели спит война,
И в чашке треснувшей сквозит
Загробная страна;
Там нищий разодет как царь,
Там волк с овечкой мил,
Там дружно кувырком летят
Под горку Джек и Джил.
Вглядись, вглядись в ужасный мир,
Забудь несчастный бред;
Жизнь обольстительна, как встарь, –
Да верить мочи нет.
Пускай тоска тебя грызет
И слезы очи жгут –
Нелепым сердцем полюби
Нелепый этот люд».
Умолк тяжелый бой часов,
Был поздний, поздний час;
Река катила волны вдаль,
Закат над ней погас.
Мужайся, мудрый нос!
Служа, как старый пес,
Заботам современным,
Не сравнивай, дружок,
Их кислый запашок
С тем запахом блаженным
Священных древних рощ,
Где ты, являя мощь,
Стоял, оракул грозный,
Торжественно – серьезный!
Но это все в былом;
Теперь ты – мостик между
Устами и челом.
Внушай же нам надежду,
Врубаясь, как топор,
В космический простор
И прибавляя лоска
Всему, что слишком плоско;
Указывай нам путь
Сквозь тернии – к вершине,
Куда тебе отныне,
Увы, не досягнуть!
Остепенитесь, уши!
Оставьте кабаре,
Где выжатые души
И где мозги-пюре
Внимают мелодраме
С кривляньем и прыжками.
Воображеньем хил,
Наш век окно закрыл
Для вымыслов прекрасных,
Он требует от нас
Лишь сплетен ежечасных,
Скандалов напоказ.
Бегом – из мюзик-холла!
Вас ждет иная школа,
Где вы, трудясь за двух,
Так изощрите слух,
Что в шепотках астральных
Расслышите ответ:
На свете звуков нет
Ни странных, ни банальных.
Всему – свой день и час:
Танцуйте, страх отринув,
Изящней херувимов
Свой новый па-де-грас!
Остерегитесь, руки!
Учтите, что дела,
Свершенные от скуки,
Во гневе иль со зла,
И низкие интрижки –
Прочтутся, как по книжке,
По письменам руки.
Мы помним кулаки
Могучих предков наших,
Что превращали в кашу
Врагов – и на скале
Навечно вырезали
Глубокие скрижали;
Но кости их – в земле.
И стыдно, если чья-то,
Вся в жилах узловатых,
Отжившая клешня
Из нынешнего дня
Толкает нас к возврату
В ту варварскую дату
А я желаю вам
Жить, благо создавая
И в дар передавая
Неведомым рукам.
Глаза, учитесь прямо
Смотреть во все глаза, –
Не видя в этом срама,
Но узнавая за
Их наготой открытой
Зрачки с иной орбитой.
Сравните блеск пустой
Сквозь прорезь узких щелок
Размытых суетой
Безжизненных гляделок –
И дерзкий, добрый взор
Живого человека,
В котором отражен
Очей и сердца спор,
Конфликт ума и века.
Чем разрешится он –
Смутится ль разум жалкий?
Иль страсти, может быть,
Придется уступить
В их жаркой перепалке?
Кто зрит, как узок взор,
Лишь тот на свете зрячий;
Смотрите же без шор
На видящих иначе!
Воспой, язык, воспой
Земную Музу! – ибо
Мотив и лад любой
Ты можешь взять на выбор.
Ей лестно все. Восславь
Причуды и манеры
Той, что способна в явь
Преобразить химеры.
Пред старым Колесом
Алчбы и утоленья
Дрожа голодным псом
В минуты вожделенья,
Как твой невежда-брат,
Живущий ниже чресел,
Что вечно виноват
И вечно нос повесил, –
Воспой хвалу своей
Наставнице великой!
Не бойся, что заикой
Покажешься… Скорей,
О путаник матерый,
Праматери открой
Ту правду, до которой
Ей не дойти самой.
Прелестная пятерка,
Пока я жив, живи,
Дурея от восторга,
Шалея от любви –
Иль от еще чего там,
Но вопреки подсчетам! –
Я мог бы без труда
Найти причины, чтобы
Завыть, как пес, от злобы,
От боли и стыда,
Задравши морду к небу!..
Но у небес не требуй
Сочувствия в ответ:
Когда оно дождется,
Что голос пресечется
И вой сойдет на нет,
То провещает внятно,
Хотя и непонятно, –
Такой бесстрастный тон,
Как будто в микрофон
Бубнит загробный кореш:
«Блажен рожденный в свет!»
И с этим не поспоришь,
Да и резону нет.
