«Лирой или секирой…»
* * *
Лирой или секирой —
лирикой или сатирой —
стихи должны быть поэзией
или, напротив, пародией,
только не просто стихами,
рифмами-бубенцами…
«Читателю достаточно общенья…»
* * *
Читателю достаточно общенья
с моим стихотворением, а мне
на встречу не поспеть уже,
ревную
к своим созданьям — будто не мои,
дорогами, друзьями и врагами
они со мной не делятся совсем,
когда тоскую по обратной связи
здесь и сейчас,
шагая с москвичами,
спешащими в метро, в универсамы,
на площадь, где задумался поэт,
что к цоколю признанием прикован.
«Там, за высотным зданьем на Смоленской…»
* * *
Там, за высотным зданьем на Смоленской,
Выглядывает солнце в пол-лица.
Горит пролет Садового кольца —
Закат изобразил пожар вселенский.
На площади шаг уходящий женский
Поэт чугунный ловит без конца.
(Тень — под колёса… из-под колеса…)
Из «Юности» выходит Вознесенский,
Он старше Маяковского. Но он
Все ж младше… Над окном кулинарии
Осваивают голуби балкон.
Метро толкает скопища людские,
Но огненный распахнут небосклон
Над буднями. Как и судьба России.
«И дым над городом, и чад…»
* * *
И дым над городом, и чад,
И вместо ангелов-хранителей
И трубочистов-чертенят
Плакат над крышей
мирных жителей
Зовет хранить в сберкассе вклад.
А на асфальте сказкам холодно,
А бабушки в могилках спят,
И нет путей назад. Нет Воланда
В квартире номер пятьдесят.
И я, служить общенью призванный,
Я сам люблю, хоть и не рад,
Компьютеры, и телевизоры,
И телефонный аппарат…
Между дышащей угаром
мостовою и толпой
по бордюру тротуара
ходит голубь городской.
Ходит голубь городской
тупо, словно заводной,
и глаза его стеклятся
деловитою тоской.
Он на крошки, на окурок
смотрит косо, как придурок,
он не видит и не слышит
ни колес, ни каблуков,
перегаром пыльным дышит,
существует, будь здоров.
Я, спешащий на автобус,
так на голубя гляжу,
как господь на этот глобус,
где, как голубь, я хожу
на краю планеты ломкой,
ах, по лезвию, по кромке,
по черте, по рубежу…
«Пассажир умылся, выбрился…»
* * *
Пассажир умылся, выбрился
И себе не находит места:
Скорый поезд из графика выбился,
Где стоит — неизвестно.
Предусмотрено было заранее,
Как положено в важном вопросе,
В 3 прибытие, в 5 заседание,
Выступление в 8.
Но застыли березы, ели
И корней пятерни,
Синий свод, сияние, зелень,
Птицы, лужи зеркальные, пни…
И лесок, и пчела, и поляна
Вызывают недоумение
Неуместностью — выглядят странно,
В другом измерении.
Эта вставка не значилась в плане,
Растет беспокойство покоя,
И глядит, как пришелец, землянин
Через стекло двойное.
* * *
Точно братья, похожи поэты,
лишь за пазухой — разные речки, поляны,
имена, времена и страны
той же вечности, той же планеты.
* * *
Мастера поодиночке
тук-тук-тук и день и ночь:
всё хотят, чеканя строчки,
прозу жизни истолочь.
* * *
Плотник
в сосне различает доски,
мастер
в доске прозревает лицо.
* * *
Известно место, где произойдет
восхода предначертанное чудо.
Какой мудрец укажет наперед:
поэзия —
когда взойдет? откуда?
* * *
Жизнь не воспроизводится
в любом произведении,
она к чему-то сводится
при воспроизведении.
* * *
* * *
…и переходят в сновиденья
незавершенные стихи.
* * *
…пытался я избыть стихотвореньем
тоску. Но настоящая тоска
непоэтична. Музыки не стоит.
Не дай вам бог…
* * *
Слова заботливо беречь,
охапки стрел копить в колчане?
«Чем продолжительней молчанье»,
тем затруднительнее речь…
* * *
Какие прекрасные вижу стихи,
когда собирается буря:
качаются в рифму деревьев верхи
и катится гром, каламбуря.
* * *
Ты ночами не спишь, переводчик,
хочешь Пушкина перевести,
хочешь в лодочке, как перевозчик,
берег с берега перевезти…
* * *
Не переводится гранит
на языки другой породы.
Лишь равный с равным говорит,
все остальное — переводы.
* * *
Является гений когда —
обычно тогда и не узнан.
— Звезда через светогода…
— Возможно, но все-таки грустно.
* * *
По генам, по снимкам рентгеновым,
по анатомическим данным
нет разницы между гением
и графоманом…
* * *
Средние стихи неинтересно
сочинять. Печатать их легко.
* * *
Кому эстетство,
кому естество…
по какому ведомству
ведовство?
* * *
Вчера стихи писали грозно,
сегодня пишут их красиво.
Подумаем о завтрашних стихах.
* * *
Сойди с горы, сними
венец свой горделивый —
несчастный и счастливый,
как человек с людьми.
* * *
Таланты — варианты,
а гении — мутанты.
* * *
Напрасно в предчувствии гроз
столичные стонут витии:
не в Риме родился Христос,
помазанник периферии!
* * *
Где находится инферно,
преисподняя? — Наверно,
примостился ад хитро
меж асфальтом и метро.
* * *
Твой дом не на земле,
а на другом жилище,
над потолком
не солнце, а соседи,
перед окном
не горизонт, а дом…
И поделом.
* * *
Я обнимаю их, утешаю,
родители стали детьми.
* * *
* * *
Молодость вторая
у сорокалетней…
Будет только старость
первой и последней.
* * *
И я скользнул по разным странам,
как отраженье по стеклу…
* * *
Поэзия уходит с площадей,
расходится без шума по квартирам,
чтобы взойти через сердца людей
мерцающими звездами над миром.
«Там жили поэты…»
Живут здесь поэты. Народ не простой,
сплошная наглядность удачи:
не косы, не тучки, не век золотой,
а премии, звания, дачи…
* * *
Материшься в этой компании,
обсуждаешь доклад в другой,
замолкаешь в кругу мироздания,
где Данте, Шекспир, Толстой…
* * *
Талантом дерзким превозмог
ты миф, где аист и капуста,
и сдал в музей киноискусства
последний фиговый листок.
* * *
Кружится легкий осенний лист, —
кем он приходится дальней звезде?
«Здесь и сейчас!» — говорит дзен-буддист,
поэт переводит:
«Всегда и везде!»
* * *
Ночь в лесу! О, как ты хороша!
Сердцу больше ничего не надо,
только б слушать, слушать не дыша
шорохи и шепот снегопада.
«Где плоть философии серой?..»
