* * *
Тяжесть вязкой смолы в аромате мечтает излиться,
Аромат навсегда в смоле затвориться готов.
И мелодия просит движенья и к ритму стремится,
И торопится ритм к перекличке певучих ладов.
Ищет смутное чувство и форму, и четкие грани.
Форма меркнет в тумане и тает в бесформенном
сне.
Безграничное просит границ и тугих очертаний,
И предел растворяется вновь —
в беспредельной волне.
Кто в веках утвердил законы старинного спора:
Созидание – в смерти, в покое – огонь
мятежа?
Все стесненное молит свободы и жаждет простора,
А свобода – ищет жилища и ждет рубежа.
Та женщина, что мне была мила,
Жила когда-то в этой деревеньке.
Тропа к озерной пристани вела,
К гнилым мосткам на шаткие ступеньки.
Названье этой дальней деревушки,
Быть может, знали жители одни.
Холодный ветер приносил с опушки
Землистый запах в пасмурные дни.
Такой порой росли его порывы,
Деревья в роще наклонялись вниз.
В грязи разжиженной дождями нивы
Захлебывался зеленевший рис.
Без близкого участия подруги,
Которая в те годы там жила,
Наверное, не знал бы я в округе
Ни озера, ни рощи, ни села.
Она меня водила к храму Шивы,
Тонувшему в густой лесной тени.
Благодаря знакомству с ней, я живо
Запомнил деревенские плетни.
Я б озера не знал, но эту заводь
Она переплывала поперек.
Она любила в этом месте плавать,
В песке следы ее проворных ног.
Поддерживая на плечах кувшины,
Плелись крестьянки с озера с водой.
С ней у дверей здоровались мужчины,
Когда шли мимо с поля слободой.
Она жила в окраинной слободке,
Как мало изменилось все вокруг!
Под свежим ветром парусные лодки,
Как встарь, скользят по озеру на юг.
Крестьяне ждут на берегу парома
И обсуждают сельские дела.
Мне переправа не была б знакома,
Когда б она здесь рядом не жила.
Сегодня, в Новый год,
несу к твоим ногам,
О родина! – мой дар
в благоговейном гимне.
Все, что в душе храню,
тебе я передам.
Сомнение и страх
отбросить помоги мне!
Я силу мышц принес,
и преданность сердец,
И благочестие,
старинных дум венец,
Стремленья наших душ,
всю силу наших жизней,
Всех радостей земных
начало и конец —
Все я принес тебе,
возлюбленной отчизне.
Хоть не богат мой дар,
молю тебя, ответь
На песенный призыв!
Дарю тебе с поклоном
Все, чем владею я.
Принес простую снедь
И не на золоте,
а на листе зеленом.
Поднос из золота
где я возьму теперь?
Молитве бедняка,
о родина, поверь:
«Избавь от нищеты
нас – в этой жизни бренной,
Дай нам остатки жертв,
открой к спасенью дверь
И пылью одари
стопы твоей блаженной!»
О Бхарат[32], – край родной!
Ты не скупой раджа.
Мудрец, ты дорог мне:
отец так дорог сыну.
К чему чужой наряд?
Наследьем дорожа,
Твой плащ молитвенный
на плечи я накину.
Богатство – в бедности,
в пустыне – голос вед,
В безмолвии – слова,
в глубоком мраке – свет,
В безверии – мечту,
в ночи – огонь молений,
Все – силой дум твоих
нам подари, аскет!
Так я молюсь тебе,
склонив свои колени.
Бесстрашия залог,
залог блаженства дай,
Волной бессмертья нас,
могучий, одари ты,
Дай нам иную жизнь,
открой дорогу в рай
Святым дыханием
таинственной амриты.
Ту жизнь нам подари,
которую – вдали
От грешной суеты —
отшельники вели,
Когда лампадой дум
чертог твой озарили
И смертные сердца
возвысить повели
Бессмертной мантрою
божественных усилий.
Из книги «Паром» («Кхейа»)
1906
Кто ты такой? Нас перевозишь ты,
О человек с парома.
Ежевечерне вижу я тебя,
Став на пороге дома,
О человек с парома.
Когда кончается базар,
Бредут на берег млад и стар,
Туда, к реке, людской волной
Моя душа влекома,
О человек с парома.
К закату, к берегу другому ты
Направил бег парома,
И песня зарождается во мне,
Неясная, как дрема,
О человек с парома.
На гладь воды гляжу в упор,
И влагой слез подернут взор.
Закатный свет ложится мне
На душу невесомо,
О человек с парома.
Твои уста сковала немота,
О человек с парома.
То, что написано в глазах твоих,
Понятно и знакомо,
О человек с парома.
Едва в глаза твои взгляну,
Я постигаю глубину.
Туда, к реке, людской волной
Моя душа влекома,
О человек с парома.
Ты, как невеста, томленья полна,
В раскрытом окне ты
Застыла. Когда же
Старый торговец пройдет у окна,
Ножные браслеты
Неся для продажи?
Видишь – повозку тянут быки,
Измучены полднем,
Окутаны пылью;
Лодки плывут по глади реки,
И ветер наполнил
Их легкие крылья.
Смотришь в окно ты. Безлюден дом.
В тени покрывала
Ты спрятала взоры.
Как преломились в сознанье твоем
Красой небывалой
Вселенной просторы?
Сказочный мир твой создан мечтой,
Туманною тканью
Все сущее стало.
Был он рассказан бабкой седой —
Нет в этом преданье
Конца и начала.
Что – если месяц весенний бойшакх
Ненастьем повеет,
Примчит ураганы,
Что – если волны вскипят в камышах,
Река озвереет,
Затопит поляны?
Что – если в запертом доме твоем
Вдруг станут качаться
Все двери и стены,
С глаз покрывало спадет и вдвоем
Придется остаться
С огромной вселенной?
Смехом вселенной прокатится гром,
Она над простором
Литаврами грянет.
В образе Шакти[33] ворвется в дом
И дрогнувшим взорам
Внезапно предстанет.
Где же окажется дрема твоя
И призрачность тени,
Что в окнах мелькает?
Мир неживой твоего бытия,
Игра сновидений? —
Все мигом растает.
И глубину твоих черных очей
Вдруг пламя, такое
Горячее, тронет —
В буре души опьяненной твоей
Все доброе, злое
Мгновенно утонет.
Кровь твоя пляской жаркой струи
В жилах забьется
И в сердце бессонном.
Как затрепещут браслеты твои —
И каждый зальется
Серебряным звоном.
Молча сегодня стоишь у окна,
Из комнаты темной
На волю не выйдешь.
Думаю: грезой какой ты полна?
Вот мир наш огромный —
Каким его видишь?
Время текло, но приход и уход
Всегда возникали
Без смысла, без цели.
Жизнь твоя – цепь неприметных забот,
Ничтожных печалей.
Никчемных веселий.
С работой покончено. Черная ночь.
Мы ждали весь день, нетерпеньем горя,
Когда же стемнело, подумали мы:
«Сегодня уже не дождемся царя».
Захлопнулись двери одна за другой,
В селе наконец наступает покой.
Но все ж кое-кто не сдавался, твердил:
«Приедет он, спать вы расходитесь зря!»
Промолвили мы, усмехнувшись:
«Нет, нет, сегодня уже не дождемся царя!»
Нежданно послышался явственный стук.
Что это? И стар его слышит и мал.
Друг другу мы тихо сказали тогда:
«Наверное, ветер к нам в дверь постучал».
Погасли светильники в каждом окне,
Усталые, мы улеглись в тишине.
И все же кой-кто не ложился, твердил:
«Как видно, гонец махараджи примчал!»
С усмешкою мы повторяли свое:
«Наверное, ветер к нам в дверь постучал».
Притихло селенье, нигде ни души,
И только на ложе забылись мы сном,
Как загрохотало вдали, и тогда
Сквозь дрему подумали мы – это гром.
Земля сотрясалась, дрожала вокруг,
Так тяжек был тот нарастающий звук.
И кто-то, в своей правоте убежден,
Сказал: «Это грохот колес за окном».
Но мы, пребывая еще в забытьи,
Сказали: «Нет, нет, это гром, это гром!»
И вдруг зазвучали литавры вдали,
Запели, безмолвию ночи грозя.
И кто-то вскричал: «Спать не время сейчас,
Вставайте, уж долее медлить нельзя!»
Вскочили мы. Сердце забило в набат,
И каждый был страхом внезапным объят.
Тогда кое-кто, торжествуя, сказал:
«Уж царское знамя мы видим, друзья».
Очнувшись от сна, мы воскликнули тут:
«И вправду нам долее медлить нельзя!»
Где все украшенья? Гирлянды? Огни?
Какое, скажите, без них торжество?
Приехал владыка в наши края,
Возможно ль не встретить достойно его?
О стыд! Нанесен нашей чести урон!
Где место для праздничных сборищ? Где трон?
Друг другу шептал кое-кто на ушко:
«Теперь причитанья уже ни к чему:
Придется с пустыми руками встречать
И гостя приветствовать в темном дому».
Трубите же в раковины, эгей!
Раскройте все двери навстречу ветрам!
Сегодня в ненастную черную ночь
Царь темного дома пожаловал к нам!
Гремит в небесах, надрывается гром,
И молнии быстрым сверкают огнем.
Постели убрав, украсьте дворы
И праздничный вид придайте домам!
Сегодня, сопутствуемый грозой,
Царь бедствий и мрака пожаловал к нам!
