Сергей Кутолин - НОВЕЛЛИНО, СТАНСЫ, ПАРАЛЛЕЛИ

Сушите вёсла, Господа!
К вам из колоды бойких треф
спустился сам начальник Греф, —
а коли это не беда,
и вам такое только снится,
то всё равно подсуетиться
для безопасности мычала,
и денег тоже не мешало,
поскольку названный субъкт
расшевелит Сбербанк — объект.
И вместо само бытия,
где есть история своя,
омич раздрай такой создаст,
что больше Бог вам не подаст.

Сначала был в колоде треф
всех удивляющий пан Греф,
сегодня он маркизом стал, —
Госбанк из ручки он достал.
Какие мысли, господа? —
да мыслей не было всегда.
" Пути, дороги, дураки", —
в известном смысле чудаки…, —
считают, что народ поймёт,
но внемлет смыслу идиот.
В трефово — грефовском бульваре
не говорим мы о товаре,
но намекаем обо всём
и славу Глупости поём.

"Кука — реку! " — кричали мы,
желая выскочить из тьмы.
И вот на росстанях опять
Россия колымагой вспять
народ свой к нищите ведёт,
кому — то предъявляя счёт,
что жизнь от чуда дорожает
и рубль себя сам поедает.
И вот возникла тут молва, —
единороссы лгут. Слова,
слова в словах плывут
и к счастью нас опять зовут, —
Россия в стройках на века
торчит как нищего рука.

Пенсионеры для России не нужны, —
они испитый серый прах,
и все недугом тем поражены,
что кто — то в их болезненных мечтах
им должен на кусок подать,
чтоб с Западом им вровень встать.
Наивности идеи очевидны, —
они работали и просто им завидно, —
на Западе столица и страна
едины. Суть того ясна.
А в нашей милой круговерти, —
не ожидая близкой смерти, —
пенсуре больше хохотать
и лучшей жизни не искать.

Россия для Москвы обуза
и тяжесть дармового груза, —
закрепощает бег Москвы
на Запад светлой головы.
Пора России отделиться от Москвы, —
в ней собрались не мыши, — львы!
Москве же стать страной
в стране, но без России,
не совмещая тело с головой, —
она работает в полсилы.
Москва заглавное в заглавном.
Россия — нищета, и в плавном
её течение пустом
быть для Москвы ей фиговым листом.

Прекрасных лиц спесивых продавцов,
очередей за хлебом в километры,
общественников, — хмурых групп льстецов,
блатных, ворюг, — вдруг семенящих фертом, —
не вижу даже я во сне, —
они живут лишь в прошлом дне, —
и фронтовых увечных и калек,
не перемолотых прошедшею войною,
но доживающих свой век
на островах, — как людоеды и изгои…
Ужели то была моя страна,
где люди пели, веселились,
на мир без войн всегда молились,
но ужас страха не имел в них дна.

Клянутся все — "чего угодно вам",
в стране же форменный бедлам,
а череда из смишных попрошаек
нам гонит в уши просто срам,
и всё за то, кого нам выбирать,
а мастера пытать людей и лгать,
в нирване просто растворились
как будто вовсе не родились.
И вот уже сбираем мы
всей бездуховности плоды,
в сегодняшних картинах ткани
явь стариков старух обманет.