Что за правила? Что за порядки?
Мне уже наступают на пятки
И регламент велят соблюдать.
«Но всего интересней о том…»
Но всего интересней о том,
Для чего не придумали слов.
Не хочу оставлять на потом
Эту область загадок и снов.
Я хочу поделиться – но чем?
Я опять прохожу – почему? —
Мимо животрепещущих тем,
Мимо смыслов, доступных уму,
Устремляясь к той сути, что меж
Слов отчётливых, найденных мной.
Я люблю эту узкую брешь.
Только ей доверяю одной.
«О, как надоело с земными делами возиться…»
О, как надоело с земными делами возиться,
Как хочется, взмыв высоко, от небес заразиться.
Их невозмутимостью, и тишиной, и покоем.
А вдруг, глядя сверху на землю, такое откроем!
Откроем, что надо давно изменить угол зренья
На тот, что был нужен Создателю в пору Творенья.
«Ох, как надоело с земными делами возиться!..»
Ох, как надоело с земными делами возиться!
Как хочется, взмыв высоко, от небес заразиться
Их невозмутимостью, их тишиной и свеченьем…
Постой-ка, а вдруг они тоже считают мученьем
Юдоль свою. Вдруг им так холодно и одиноко,
Что с завистью смотрит на землю небесное око —
Здесь есть кому плакать, и петь, и чудить, и смеяться.
А вдруг небу хочется с грешной землёй поменяться.
«Не стоит думать о плохом…»
Не стоит думать о плохом.
Коль можешь, обернись стихом,
День будний с нудной канителью.
Стихи всегда сродни веселью,
Улыбке, празднику сродни,
О чём бы ни были они.
«Меж двух огней, меж ярких…»
Меж двух огней, меж ярких, меж
Двух заревых садись, поешь.
Спокойно, весело, без спешки.
Нет за тобой погони, слежки.
И, хоть твои сгорают дни,
Но как пленительны они.
«Не думай о стрелках на здешних часах…»
Не думай о стрелках на здешних часах.
Ведь столько событий вон там, в небесах.
Такие великие там перемены:
Вот солнце возникло из облачной пены,
Вот вновь его облако заволокло.
Ну разве тебя это не увлекло?
«Ах, если бы Господь наш был философ…»
Ах, если бы Господь наш был философ,
Я б задала ему мильон вопросов.
Но он ведь не философ. Он – поэт,
Когда-то срифмовавший тьму и свет.
И, как нас эта рифма ни тревожит,
Он объяснить стихов своих не может.
«Ну а если я что и открыла, то настежь окно…»
Ну а если я что и открыла, то настежь окно.
Ни страны, ни вакцины, ни формулы не открывала.
Но зато как приветливо ветка в окно мне кивала,
Будто очень хотела со мной быть во всём заодно.
Всё же чем не открытие в царстве сует и тревог
В летних окнах распахнутых ласковый этот кивок.
«А до счастья ведь можно и не дорасти…»
А до счастья ведь можно и не дорасти.
Можно даже держать его крепко в горсти,
Можно целую жизнь с ним в обнимку ходить
И при этом тоскливые вирши плодить.
Можно день изо дня не сводить с него глаз
И не знать, что давно осчастливили нас.
«Но тень – ведь это тоже свет…»
Но тень – ведь это тоже свет
Или, по крайней мере, след
От света, что здесь жил недавно
И продолжает жить неявно
Инкогнито в самой тени,
Хоть всю картинку затемни.
«Ах, как весело между бездонностью этой и той…»
Ах, как весело между бездонностью этой и той
Между бездной, что снизу, и бездной светящейся, горней,
И не страшно, что время земное бежит всё проворней,
Если мы ограничены лишь глубиной, высотой,
Ну а значит, ничем. Ну а значит, не будет конца…
Боже, как ослепительна снежная эта пыльца!
«А потом, после всех этих лет…»
А потом, после всех этих лет, Ты куда меня денешь?
Где поселишь меня и во что меня, Боже, оденешь?
Разве может так быть, чтобы стала я вдруг беспризорной
После дивной зимы со счастливой снежинкой узорной,
После свежей листвы, дружно брызнувшей в мае из почек,
После стольких Тобой в тишине продиктованных строчек?
«Летучий снег, вводи нас в заблужденье…»
Летучий снег, вводи нас в заблужденье,
Нашёптывай, что ждёт нас наслажденье,
На лёгкий крест, на счастье намекай
И в трудности земные не вникай.
Зачем они тебе? Ведь ты не местный —
Ты вон откуда: облачный, небесный.
«Я и чёрный свой день ни за что не отдам…»
Я и чёрный свой день ни за что не отдам.
Я душой приросла даже к чёрным годам,
Даже к тем, что душили, стояли на вые.
Ведь они мною прожиты. Значит, родные.
Ну а если родные, то что же святей,
Что святей своих собственных хворых детей?
«Мгновенье задумалось и замечталось…»
Мгновенье задумалось и замечталось,
Ему и не бегалось, и не леталось.
Зачем торопиться – куда и к кому?
Ему так хотелось побыть одному.
Оно свои крылышки тихо сложило
И, медленно выдохнув, веки смежило.
Ах, быть бы в силах, быть бы в полном праве
Творить в несуществующей октаве,
Чтоб надоевших нот не повторять.
Я и себя готова потерять,
Чтоб уловить неслыханное с лёту.
Но снова нажимаю ту же ноту.
Тетрадь третья ТЕРЯЮ ВСЁ И ВСЕМ ВЛАДЕЮ
«А слову не нравится быть одиночкой…»
А слову не нравится быть одиночкой.
Оно хочет стать предложением, строчкой
И к слову другому слегка прислониться.
Вон сколько их разных вместила страница.
И каждое хочет кого-то окликнуть,
И каждому хочется в душу проникнуть.
«И звук не разрушить, и свет не разрушить…»
И звук не разрушить, и свет не разрушить,
И цвет не разрушить, но видеть и слушать
Влюблённо, доверчиво и не дыша,
И чтоб обмирала от счастья душа,
От счастья, которое тоже, как мука,
Ведь ты не удержишь ни света, ни звука.
«А можно ещё раз сначала, сначала…»
А можно ещё раз сначала, сначала,
Чтоб мама мне пела и люльку качала,
Чтоб на руки бережно брали меня,
А можно сначала, с далёкого дня,
Где не было чёрных пугающих точек,
А лишь беззащитный и тёплый комочек?
«Бежать, бежать, пока не поздно…»
Бежать, бежать, пока не поздно,
Пока Господь не глянул грозно,
Пока небесный светел взгляд,
Бежать куда глаза глядят,
Не дожидаясь дня и ночи,
Когда дышать не станет мочи.
«Что делать, если нету слов…»
Что делать, если нету слов
Для частностей и для основ,
Для синевы, что вечно манит,
И для мгновения, что ранит.
Что делать, если не смогла
Увидеть с нового угла
Мир, созидаемый веками?
Что делать? Развести руками.
Сделать так, чтоб не болело
Сердце бедное и тело,
Чтобы не было бо-бо,
Чтоб на крыльях слюдяных
Мы летали и летали,
Чтобы нам весь воздух дали
Для занятий неземных.
«Какое счастье – мы вдвоём…»
Какое счастье – мы вдвоём,
Мы на два голоса поём.
Хоть у тебя и нету слуха,
Но голос твой ласкает ухо.
Пой, как умеешь, мой родной.
Хотя бы и не в лад со мной.
«Так трудно всё-таки усвоить…»
Так трудно всё-таки усвоить,
Что ничего нельзя присвоить,
Присвоить, положить в карман.
Любая собственность – обман.
И левый мой карман, и правый —
Всегда пустой, всегда дырявый.
«Любите меня, я прошу вас, любите…»
Любите меня, я прошу вас, любите
И веткой меня за рукав теребите.
Деревья, родные, любите меня.
Я друг вам, а может быть, даже родня.
Я тоже вросла в эту землю корнями.
Я тоже общаюсь с лучами, с тенями.
«Милый лес, извини за вторжение…»
Милый лес, извини за вторжение,
Но молчит моё воображение,
Если я по тропинкам твоим
Не пройду, не поведаю им
Свои чаянья, мысли, заботы
И они мне не скажут: «Ну что ты,
Все заботы твои и грехи —
Это музыка, это стихи».
«Это ж надо такое создать полотно!..»
Это ж надо такое создать полотно!
Поглядев, испытаешь томленье одно.
Столько солнечных бликов и воздуха, Боже,
И такая палитра – мурашки по коже.
Не снимай же картину с мольберта, Творец,
Краски влажные – значит, ещё не конец.
«Я признаюсь тебе в любви…»
Я признаюсь тебе в любви,
Июль, ты слушай без смущенья.
Люблю теней твоих смещенье,
А в море света – хоть плыви.
Люблю, как смотришь на меня
Глазком ромашки простодушной,
Люблю твой поцелуй воздушный,
Что шлёшь мне на исходе дня.
«И поняла я – дело дрянь…»
И поняла я – дело дрянь.
Все смертные – куда ни глянь.
Все смертные и все больные,
