Георгий Голохвастов - Гибель Атлантиды: Стихотворения. Поэма

Как тонкий лук без тетивы,
Сияет месяца обрезок…
Неверный свет — и лжив, и резок —
Мерцает в трепете листвы

При вздохах душной летней лени,
И полны мягкой синевы
От лип отброшенные тени.

Под властью тонких бледных рук
В усадьбе тихой вздох клавира
Тревожит сон былого мира:
Вновь песнь давно изжитых мук

И стихших грез полна обмана,
И будит струн призывный звук
Виденья старого романа.

Царица жизни — Коломбина:
Веселье, маски, серпантин,
Цветы, вино, восторг мужчин
И… поцелуи Арлекина.

Но лучший перл ее венца
Всё ж в том, что плачет мандолина
Бесплодной страстью паяца.

Под лаской лунною ажурна
Игра теней ночных в саду;
Кадит сирень, и как в бреду
Любовью грезит зов ноктюрна…

О, друг мой бедный, не зови:
Я мертв для грез, и сердце — урна
С золой обманутой любви.

Из тины взмахом вёсел выбью
Я свой челнок. Он легкий ход
Направит гладью мертвых вод,
Тревожа сон их дерзкой зыбью,

И лунный блеск на миг один
Как чешую набросит рыбью
На складки сумрачных морщин.

Цветок хрустального сервиза,
Вином наполненный бокал
В огнях вечерних засверкал
От верха искрами до низа;

Сбегает пена чрез края,
И в сердце — хмелем грез Гафиза,
Искрясь, сверкает песнь моя.

Твоей улыбке странной дань я
Платил безумьем… И поднесь
Ее значений тонких смесь
Как яд влита в воспоминанья

О жгучем счастьи тех минут,
Когда восторги без названья
В отливах сказочных цветут.

Сияют звезды. Ночь тиха;
Спят облака, устав от бега;
И ясен мирный час ночлега —
Вдали от шума и греха.

Как хорошо! Костер так ярок…
Дремлю под песню пастуха
И лай внимательных овчарок.

Огонь костра в золе заглох;
Уж сумрак тает неприметно;
Росой студеной предрассветной
Осыпан крупно мягкий мох.

Свежо. Восток зардел по краю…
И утру я на первый вздох
Приветом светлым отвечаю.

Здесь жизнь свела нас в первый раз,
Но встреча эта — не впервые:
Я знаю зовы теневые
И власть твоих бездонных глаз;

А в тонких складках губ усталых
Питаю, как живой рассказ,
Восторг и горечь встреч бывалых.

Полет машин — исход бессилья
Пред тайной птичьего крыла,
Где в ритме верного весла
Живая воля сухожилья.

Нет, сон веков не воплощен:
Не отросли людские крылья
И ты, Икар, не отомщен.

Я не Улисс, — не залил воском
Ушей, когда, как песнь Сирен,
Манил твой зов. Я в страстный плен
Пошел, как раб… И отголоском

Безумств и счастья я векам
В стихе, как в мраморе паросском,
Твою победу передам.

Нас всех равняет колыбель
И близит тайна катафалка:
И одалиска, и весталка,
Пастух, и вождь, и менестрель, —

Все входят в эту жизнь гостями,
И всех одна и та же цель
Влечет различными путями.

Пусть дерзких губ твоих рубин
И глаз дразнящих изумруды
Таят опасные причуды,
Как рифы скрытые пучин,

Ты сердцем из иного мира:
В нем греза озерных глубин
Синей и ласковей сапфира.

Внезапный ветра вздох разнес
Туман над лугом, сном объятым;
Лениво колосом усатым
Качнулся спеющий овес,

И сразу день зажегся новый,
Румяня речки ближний плес,
И дальний лес, и сад вишневый.

Еще огонь последний весел,
Но уж тебя не различишь
Там, в стороне, где никнет тишь,
Где мрак крыло печали свесил;

И я ревниво чую лишь,
Что ты в подушках старых кресел
О прошлом, чуждом мне, грустишь.

Дубы и вязы шепчут важно,
Как на молитве старики;
Умолкли птицы; от реки
Слегка прохладой тянет влажной;

В долинах первый сумрак хмур,
И где-то резко и протяжно
Звенит кузнечик-трубадур.

Я вашей власти роковой
Не сверг доныне, змеи-руки,
Оковы тайной страстной муки,
Былых блаженств венок живой.

Я вами брежу! Где вы?.. Чьи вы?..
Кого, как обруч огневой,
Томите тайно в миг счастливый?

Лидийский царь в плену желез
У колесницы гордой Кира
Постиг тщету сокровищ мира
И тлен богатства… Новый Крез,

Счастливей я: пусть скорбь скитаний,
Пусть прежний светлый мир исчез, —
Со мною клад воспоминаний.

Янтарно-желтая оса
Над золотистой медуницей
Поет задумчивой цевницей:
И песню светлую роса,

Истаяв трепетным алмазом,
С земли уносит в небеса
О счастьи радостным рассказом.

Тесна трехмерных форм граница:
Наш мир убог, и в нем душа —
Как в тесной сени шалаша
К дворцам привыкшая царица.

И всё ей снится мир иной,
Как отблиставшая зарница
Потухший в вечности немой.

Отдав всему плотскому дань,
Житейским жить устало тело;
Как чаша, сердце опустело,
И, как изношенная ткань,

О линяли грезы и надежды…
Но дух, иную чуя грань,
К мирам надзвездным поднял вежды.

Ты уходила по долине,
В лиловой дымке утаив
Любви солгавшей милый миф…
И с болью помню я доныне

Лицо посхимленных цариц
И сумерки печали синей
В тени опущенных ресниц.

Коней усталых влечь в постромки
Не понуждает власть вожжи, —
Мы едем шагом. Море ржи
Кругом без края; колос ломкий

Шуршит об обод колеса,
И веют влагою потемки,
И серебром горит роса.