Лирика в жанре цы эпохи Сун (X-XIII вв.) – одна из высочайших вершин китайской литературы. Поэзия приблизилась к чувствам, отбросила сковывающие формы канонических регулярных стихов в жанре ши, еще теснее слилась с музыкой. Поэтические тексты цы писались на уже известные или новые мелодии и, обретая музыкальность, выражались затейливой разномерностью строк, изысканной фонетической структурой, продуманной гармонией звуков, флером недоговоренности, из дымки которой вырисовывались тонкие намеки и аллюзии. Поэзия цы часто переводилась на разные языки, но особенности формы и напевности преимущественно относились к второстепенному плану и далеко не всегда воспроизводились, что наносило значительный ущерб общему гармоничному звучанию произведения. Настоящий сборник, состоящий из ста стихов тридцати четырех поэтов, – первая в России наиболее подробная подборка, дающая достоверное представление о поэзии эпохи Сун в жанре цы. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
людей.
Мелькнула радостей и бед година,
лишь неизменною луна была.
Луна была,
в ее лучах свеча плыла
и множились седины.
Мелодия «Хуаньсиша»
Далеко-далече пчелка, и не вспомнит дом,
грай вороний в свежих ивах, что стоят рядком,
я задумался о давнем – где-то на краю небес.
Но свернул, как старый свиток, сон тревожный свой,
ласточки опять вернулись, только без словес,
а цветочки в малой вазе ветр обтряс ночной.
Любуюсь яблонькой под дождем
Мелодия «Тасосин»
Ах, бедная красотка,
тебя ли не любить?
Т ы расцветаешь, а душа болит,
в сё дождь да ветер – нет иной погодки,
и розовыми слезками плетень совсем залит.
Еще не вспыхнули цветки,
а вспыхнут – не приду,
закроюсь в доме в хладные деньки,
уж лучше вёдренности подожду…
О, как растрепана ты, к моему стыду!
Мелодия «Шэншэнмань»
Хрисанфа желтизной,
багрянцем клена
нам что-то шепчет осень, загрустя,
постукиванием дождя
и ветра завыванием студеным.
Все двадцать пять ударов день деньской [87]
сквозь расписные двери
заходят в терем.
Далёко милый друг,
но чьих подвесок слышу звук [88]?
Гремок под крышей звякнул вдруг.
Лишь месяц пал, как звук рожка
поднял бивак,
ему ответил дудок бряк.
В окне соседском свет,
размерный стук валька,
и до зари просвета нет.
Унылый цвирк сверчка
тоской гнетет.
В сей миг
издалека
с ним слился гуся крик.
Мелодия «Чжаоцзюньюань»
Короб мал-малёк, да в нем – весна,
чудо, как бела да как красна!
Коробейник носится туда
и сюда.
За окном вопят на все лады,
и бежит чернавка торопливо:
что купить-то – персика цветы
или сливы?
Осень сама по себе не печальна
Мелодия «Маньцзянхун»
Осень сама по себе не печальна,
только пришлец
как-то осенне уныл.
Стар я и хил,
гулок, как жбан поминальный,
гальки не сдвину, хитрец.
Скрылось все то, чем я был озабочен,
только осталась убогая грусть.
Лишь улыбнусь,
слыша, как в небе гогочет
к югу летящий гусь.
Заперты двери,
светильник умерен,
книги – на полке,
цитра примолкла.
Есть ли такое в приюте мирском?
Темь и покой за окном.
Слышу – прибой закрутил тростника карусель,
редкие капли стучат по листочкам утуна…
Смутно,
как сон из былого уюта, —
чья-то свирель.
Мелодия «Юймэйжэнь»
В юности дожди я слышал в кабаке,
где горели свечи томно.
Повзрослев – уже на утлом челноке
на чужой реке,
сирый гусь кричал из тучи темной.
А сейчас я слышу дождь в монашьей келье,
мои пряди поседели.
К вывертам судьбы я равнодушен,
даже если стук капели
до рассвета буду слушать.
В златом чертоге призрачного сна
Мелодия «Хэсиньлан»
В златом чертоге призрачного сна
грустит струна,
колки́ – гусиный клин —
давно в пыли.
Ты возвратишься ль нежной птицей,
узнав былые занавески?
Дождик редкий
по вишенкам струится.
Вы поняли, что не унять тоски?
На гранях шахматной доски
фигуры все смешались,
и тень моя устало
на сирую свечу ложится.
Хмельные чаши и приют услад…
Вернешь ли их назад?
Одни осколки,
не отыскать ни яшмовой заколки,
ни облачных бровей разлета,
остались лишь портреты.
Да ныне мода —
иной породы.
Все те же веера и плектр,
да нет уж тех,
кто слышал прелесть давних звуков.
Смахну слезинку с век
и прислонюсь к бамбуку.
Китайское стихотворение лучше раскрывается не в книге с ее ровными рядами типографских иероглифов – серыми фигурками стражей во тьме темницы, а на свитке, сотворенном кистью искусного каллиграфа. На свитке эти знаки, созданные необузданными размашистыми мазками, рвутся за его грань или тонкими волосяными нитями сплетаются в нескончаемую вязь, являя свою страсть и уже всем видом своим возбуждая чувство не только художественное, но почти физиологическое. Вот тогда и возникает желание разрушить темницу, выпустить спеленутые там мысль, чувство, скованное движение. Не иероглифом единым сильна китайская поэзия, он – лишь плоть, под которой таится дерзновенный дух.
Вот строка из стихотворения поэта XI века Чжан Сяня на мелодию «Тяньсяньцзы», поразившая современников необыкновенным изяществом. Читаем слово за словом: «юнь по юэ лай хуа лун ин». Подставляем словарные значения: «тучи разорвались
