Ознакомительная версия.
Патриархатные будни
– Жарь котлеты, поэтесса,
Твоё место у плиты.
Отслужи «мамóне» мессу,
И – почти свободна ты.
– Да, ещё носки заштопай.
И посуду перемой.
А закончишь, в ванну топай,
Постирай костюмчик мой.
– И включи мне телевизор,
Да постельку застели.
У меня весенний кризис,
Что–то тянет от земли…
– Почеши мне на ночь пятки
Самолюбья моего.
Не бросай в чаёк ты мятки, –
Опасаюсь за… него.
– Что так долго не ложишься?
Я хочу тебя обнять.
Со стихами копошишься? –
Завтра будешь сочинять.
А назавтра вновь котлеты,
На кухарку снова тест.
Много вас, мужчин–поэтов,
Женщин мало поэтесс.
18 апреля 2007 г.
Когда в твоей душе покой и мир,
Любви и дружбы в ней играют скрипки,
Возможно, ты услышишь и звук лир
В какой–то там неведомой «улитке»[45].
Когда суéт земных оставишь груз,
Настроив тоны сердца на природу,
Тебя покинут горечь дней и грусть, –
Ты счастья БЫТЬ хлебнёшь живую воду.
И в лес осенний ты войдёшь иной,
Забыв уныние, как старого кумира,
И поразит тебя своей красой земной
И гриб, и лист, и совершенство мира.
8 октября 2007 г.
«…сгребая в охапку октябрь, мы прихватили вместе с ним покой и безмолвие осени, янтарную дрёму»
Филипп Делерм
Безмолвия дар, синева окоёма.
На мостике дней ты стоишь:
Застывшее время, янтарная дрёма,
Волшебная лёгкость и тишь.
И листик осенний, почти невесомый,
Слетает в звенящей тиши.
И снов золотистых воздушные сонмы
Витают в пространствах души.
И в золоте тонет кленовый подлесок.
Берёста белеет берёз.
И дачник усталый, тоскующий леший,
Бредёт в прозу будней из грёз.
В корзинке букет сентябрин ярко–синий,
Под ним – виноградная кисть.
Зимою, когда запечалится сильно,
Наливочкой скрасит он жизнь.
И Парки внимая шуршанье и лепет,
Украв увядающий цвет,
С прозрачным прощаемся призраком лета,
Закатом сведённым на нет.
25 октября 2008 г.
В вечернем осеннем лесу
Прохладно, и тихо, и грустно.
Пустую корзинку несу
С мечтою о рыжике–грузде.
Так мягко вальсирует лист
С осинки на землю, на кочку.
Мы «тихой охотой» зажглись, –
Но нынче в лесу ни грибочка:
Ни грýздя, ни боровикá,
Ни даже поганки приличной.
Висит паутинка, легка.
И лист зеленеет брусничный.
И тянет сосновой смолой
И влажною тиной с болотца,
И лес наполняется мглой,
И риск на сучок напороться.
Сухие пеньки обхожу,
Боясь потревожить гадюку.
Уже без надежды брожу,
Повесив корзинку на рýку.
Теперь, и мечтою пуста,
Она средь ветвей мне помеха.
Таинственным мраком куста
Моё поглощается эхо.
Сквозь рощицу тощих берёз
К болотцу поближе пробравшись,
Я вдруг попаду в царство грёз,
На кочку повыше взобравшись.
Туман, сизый млечный обман,
Стелился и плыл над болотом,
На нас напуская дурман,
Как тýрман[46], крутя повороты.
И сизые крылья над тьмой
Всплывали и лес накрывали…
И я уезжала домой
Хотя без грибов, но с крылами.
20 сентября 2007 г.
На утлой лодчóнке по гребням–волнáм,
По бурям житейского моря
Плыву, озираясь по всем сторонам,
Я в поисках места без горя.
От горя к горáм, от мирской суеты –
К лагунам в морскую обитель,
На лодке дырявой везу я мечты,
Себе и маяк и смотритель.
Несётся в обитель затишья мой чёлн,
К своей благодати жемчужной.
Балласт прежней жизни лежит кирпичом, –
Когда–то он станет ненужным.
Он близок уже – вожделенный тот край,
Где брошу заветный свой якорь.
Откроется взорам лазоревый рай,
Желанный и солнечно–яркий.
Мой аквамарѝном пронизанный рай,
К тебе я плыву сквозь ненастья.
Прошу у судьбы: бреши в лодке задрай
И дай хоть немножечко счастья
22 января 2008 г.
Высекая деревянный огонь…[47]
«…Счастье у него было, а он желал бóльшего.»
И. Елегечев. «Деревянный огонь»
Живём и ждём, чего–то ждём,
Ждём в будни, в день воскресный:
Когда плоды трудов пожнём,
Иль манны вдруг небесной
Получим просто так, в аванс
(но мним, что заслужили).
И каждый ждёт свой фарт и шанс,
И рвёт для счастья жилы.
А жизнь в полосочку идёт
Ни шатко и ни валко.
И всё народ чего–то ждёт,
И времени не жалко.
Играй, жалейка, пой гармонь!
Ах, некому нас высечь! –
Мы всё пытаемся огонь
Из деревяшек высечь.
Он, говорят, приносит враз
И счастье и удачу, –
Так обещает древний сказ.
Да вот ведь незадача:
Пока лелеем так мечту, –
Соль жизни в нéй таится! –
Всё ловим, ловим пустоту,
Разбавив соль водицей.
А радость видеть каждый день
Весь Божий мир в натуре
Для нас лишь отзвук счастья, тень, –
Душе всё мало, дуре.
Всё ждём–пождём. А жизнь бредёт
Прочь Золушкой босою.
Вот–вот удача к нам придёт! –
Придёт, придёт… с косою.
13 сентября 2008 г.
Уходит в прошлое натура
И быт моих вчерашних дней.
И новое восходит утро
В стране мечты – беды моей.
Летят–сверкают иномарки,
Где рэп звучит–речитатив.
Одним – не жизнь, а сплошь подарки,
Другим – лишь кукиш перспектив.
Мы все теперь невыездные,
Хоть нам никто не запрещал.
Навеселе, когда не злые.
И генофонд наш отощал.
Обобрана отчизна ловко:
Тот, кто урвал, тот нынче пан.
И с жиру бесится Рублёвка:
На моське в бриллиантах бант.
Донашивает Русь обноски,
Осев всем корпусом на мель,
Скандалов слыша отголоски
Про тех, кто любит Куршавéль.
Прошла бессребреников эра.
Здесь взяточник, торгаш и вор
Дотаскивает с эсэсэра,
Что не стащили до сих пор.
Разграблены месторожденья,
Подкормлены закон и власть.
И силы нет вокруг – паденье
Остановить, чтоб не упасть.
Улыбчив лидер, словно Будда.
Что там с экранов говоришь? –
Что завтра всем нам лучше будет?
Плевал на «завтра» нуворѝш…
Всё наше общее наследство
Осело в частных кошельках.
Хлебаем постный суп последствий,
И липнет мёд посул в руках.
Народу жизнь его обрыдла,
Он счастлив только под хмельком.
Без денег он никто, он – быдло.
По ком звонят в стране, по ком?..
26 июня 2008 г.
Эта бедность и старость… Эта штопка колготок…
Сквозь прорехи заметны все изъяны душѝ.
Без надежд на земные и небесные льготы,
Всё считаем, считаем, экономя, грошѝ.
Нашу жизнь поглощают время, быт, электрички…
И когда наступают в сердце тьма и раздрай,
Мы выходим, как зэки, с веком на перекличку,
Отбывая в свой книжный зарифмованный рай.
И всплывают обрывки – тени прошлого века,
Что так в книгах приятен и на вид, и на слух,
Но в реальности вряд ли раем был человека, –
Как и в нашем, хватало там и бед, и разлук.
И манили поэтов города и вокзалы,
И мечта возносила выше плоти стропил.
Но Марина, чтоб выжить, людям шапки вязала,
А Рубцов, бесприютный, от отчаянья пил.
Постигаем азы новых жёстких грамматик.
Жизнь суровою хваткой нас берёт на «слабó».
И поёт о разлуке нам последний романтик,
Одиноко стоящий на мосту Мирабó.[48]
10 февраля 2009 г.
Призывая себя к бодрствованию
Забудь о грусти. Всё – как прежде:
Есть дом, семья, стихи, друзья.
И что с того, что дань надеждам
Почти проплачена твоя.
Что меньше их – не повод плакать.
Насущный хлеб Господь даст днесь.
Тускнеет дней осенних платье,
Но праздник Жизни был и есть.
«Dum spiro – spero». Я надеюсь,
Пока живу, пока дышу.
Отчаянью, как лиходею,
Отдать дыханье не спешу.
Кончай толочь печаль и скуку
Привычкой скверной в ступке дней.
Тоска пройдёт, печаль отступит,
Едва забудешь ты о ней.
Возьми былого счастья краски,
Надежды лёгкий силуэт,
Кармѝн любви, свеченье ласки, –
И серость дней сойдёт на нет.А как же страхи, боль, сомненья?
Какою стёркой их стереть? –
Несовершенен плод творенья.
Терпеть, мой друг, терпеть, терпеть.Всё перемелется в итоге,
За всё воздастся, лишь иди
С благодарением к дороге –
К той, что прошла, что впереди…20 октября 2008 г.
Ознакомительная версия.
