Яшка казанова - три года

хожу за тобой хвостом.
стелюсь под тебя пластом.
и если ты – ноги на стол,
услышишь не крик, а стон.

мой шаткий тридцать один
всё больше угрюм и дик.
боится: «что впереди?»
молится: «не уйди!»

локти обнажены.
нервы обожжены.
ночами, о Боже, ныть:
«зачем тебе две жены?»

в горле то ком, то куб...
весны ручейки текут,
токуют, скатёрку ткут
по подоконнику.

сходит на нет февраль.
давай перестанем врать?
залижем остатки ран
и – прямо с постели – в рай.

отыщем там водоём,
будем плескаться в нём,
хихикая: «ну даём!
нам так хорошо вдвоём!»
2008/02/26

недавно сама усвоила – бред и блажь:
прятаться в эпатаж, орать «на абордаж!»,
вот эти кнопки удобные менять на карандаш,
всякий солнечный день воспринимать как шантаж.

– какие там 40? ей даже 30 не дашь!
2008/02/27

«дорогая, прошу, прекрати молоть эту чушь!
я давно не люблю тебя и, тем более, не хочу.
конечно, если завоешь, закорчишься, то примчусь,
но потакать ни одной из твоих причуд

я не собираюсь. вешай трубку. пока. пока.»
она вытерла слезы, почти до краев бокал
налила и в окошко уставилась, в облака,
за стеклом висящие, как рекламный плакат

рая, где нет ни женщин, ни криков, ни крови, ни
суеты этой муторной, бешеной беготни;
где другое вино – всего лишь каплю глотни –
перестанут: душа метаться, а сердце гнить

в ожиданьи «а вдруг она позвонит еще!?
то, что я ей наговорила сейчас – не в счёт.
ведь она же все понимает и знает! черт!»
большая ладонь легла на ее плечо,

затылок погладила властно. «который час?» –
она спросила робко, как у врача
обычно спрашивают (перед тем как начать рычать
от страха) диагноз.
2008/03/06

оденусь сегодня чуточку погрубей:
скакать по сорванным крышам, гонять голубей,
пиликать немножко нервно на водосточной трубе.
вот такое втемяшится в голову – хоть убей.

в моих невзрослеющих жилах весна зудит –
кварталы, планеты, вселенные позади!
ноздри до воздуха жадные не суди.
если устану, ты рядышком посиди:

погладь прохладными пальцами мокрый лоб,
почувствуй ладоней мягкость и губ тепло.
смотри – твоя постель превращается в плот
которому мирно двигаться тяжело,

который стремится в самую глубину,
который помнит кишками меня одну.
освобождаю легкие и тону...
держись за меня – тоже пойдешь ко дну.
2008/03/09

нынешний март наряден и кучеряв:
свежее синее небушко, тучки в ряд –
каждую того и гляди удочерят.

а девушки ходят – просто парад алле!
брючки в обтяжку, юбки выше колен...
губкам блестеть приказано, щечкам – алеть.

самым краешком глаза глянешь на них –
сразу воздух пенится и пьянит!
остановись, казанова, передохни.

сделай пару выдохов через рот,
впусти в свои вены не импульс, а кислород
и давай потихонечку туда, где не вплавь, а вброд.

доберись до ближайшей рюмочной, сядь за стол,
выпей огненной водки грамм пятьдесят или сто,
расслабься как следует, вяло думай, что сток
поллюций полон и без твоих истом.
а значит: не стоит рваться на серпантин,
утром метаться в спортзал, а вечером – в тир,
ставить самую новую из софтин
в компьютер, который ни разу не мог один
остаться.
2008/03/09

живу хорошо: летаю, отталкиваясь от стен;
принимаю попеременно то супрастин, то гостей;
сомневаюсь: сначала – в страсти, потом – в родстве...
похоже, за десять лет никаких изменений особых.

а ты? также смотришь на губы каждого, с кем
говоришь? способна увидеть картину в любом мазке?
купила ребенку и велосипед, и скейт?
по-прежнему любишь трио и против соло?

в москве весна. воздух легче, а день плотней.
я хожу в самый лучший театр – театр теней,
где мне близка лишь одна, но я не успею за ней.
поймать ее – все равно, что гулять по глади

воды. а в мадриде? какие спектакли там
ставят для тех, кто дерзок не по годам?
для тех, кто то мадемуазель, то мадам?

ты у меня – как в фотоаппарате,
стареньком «зорком», не цифровом ничуть,
с катышком пленки, похожим на черный кокон –
хранишься в памяти, которую я лечу
все чаще тем, что запрещено законом.
2008/03/11

если закончила с этим городом – жги.
жги, не жалея ни владивостока, ни рима!

ты оставляешь сиреневые флажки
на всех полюсах, которые покорила.
от марианской и до саян мой ландшафт
мечен следами твоих каблуков походных.
я, наслаждаясь, перестаю дышать,
чтобы случайно не изменить погоду:
не вызвать засуху, не напугать грозой,
не заштормить, попирая смерчем любые камни.

мартовский перечный жгучий аэрозоль
лишает малейшего шанса на привыканье
нежнейшую слизистую к этой весне. орать
от вдохновенья сначала и боли потом? пожалуй.

соседская девочка выбралась из двора,
расправила крылышки, вздоргнула, побежала...
2008/03/24

морской чорт забавен, боек и величав.
он болтает о том, о чем другие молчат:
касается пальцами то сердечка, а то – плеча
и бунтует, когда ему становится тесно.

за окном преднамеренно медленно тает март.
чорт устал воевать и тихо сошел с ума.
он сидит, попивая кофе, думая, что зима –
это просто им неукраденная невеста.

у нее, у зимы, все отлично – работа, дом,
два десятка друзей, с которыми вечер до
темноты коротать приятно. а что потом?
но на этом месте у чорта кривится график

и ломается. чорт смотрит в зеркало на стене,
ищет капельки яда в алой своей слюне,
тормошит веревку, требует пистолет,
иконостас создавая из стареньких фотографий,

на которых: ему не тридцать, а полтора;
на которых ижевск, мамапапа и бабушка, и сестра,
от которых не оторваться, хотя пора
прекратить выклевывать крошки воспоминаний.
ведь потом – аллергия, бессонница и инфаркт.

чорт бежит по садовому, в свете фар
повторяя свои бесконечные ля-ля-фа
да кофейными зернышками побрякивая в пенале.
2008/03/30