Стремлюсь и не могу в тебе увидеть брата.
Смертелен мой укус! В глазах застыла боль —
Пожары и резню в себя вобрать пришлось им!
И все равно с мольбой: “Любить тебя позволь!” —
Я льну к твоим ногам в самозабвеньи песьем.
Ты мне предначертал блуждать в зловещей мгле,
В меня из-под руки камнями злобы целишь...
И все равно, лицом припав к твоей земле,
Молю тебя: “Позволь быть преданным тебе лишь!..”
Накатывает страх, взметая вопль и вой...
Разгульная хула кипит до горизонта;
И слух не разберет в стихии ножевой —
Шевченко ли поют? Звенит ли саблей Гонта?
Ладонями знамен ласкает смерть. Она
Пьянит меня бедой и обнимает страхом;
Макушками лесов заточена луна,
И песня кобзаря летит над черным шляхом.
В тоске дразнящих струн — предгрозовая хмарь...
Припрятаны ножи и ждут призывных знаков.
На праздник в Чигирин сзываешь ли, кобзарь?
Не будишь ли игрой уснувших гайдамаков?
И кажется, меня, как жертву, сторожит
Фарфор звериных глаз, тупых, как бой баранов;
Кто знает, мне ли жизнь моя принадлежит?..
Но имя отобрать не сможет смерть, нагрянув...
Мне хочется плясать в сетях кровавых смут,
Победно примирясь с затребованной данью,
И звать к себе гостей, которые возьмут
Мой голос заодно с разрубленной гортанью.
Я жив еще! И кровь, как прежде, горяча!
Кому я задолжал? Кто первый алчет крови?..
Восходит месяц твой — топор из-за плеча,
И черною рукой ты закрываешь брови!..
1924
Перевод В. Слуцкого
«Четырегорбые, в отрепьях, маниаки!..»
* * *
Четырегорбые, в отрепьях, маниаки!
Проклятья тяжкого на вас лежит печать.
Вас рынки выслали — в ветхозаветном мраке
И в смраде синагог субботу привечать.
Прижмитесь к господу! Дышите смрадом старых
Отрепий на него и войте во скорби:
«Твои обеты, бог, не сбылись на базарах.
Сойди! И старый зонт, не купленный, купи...»
Уже смеркается. Базары опустели.
Как стая серых крыс, бегут ханжи домой
Совокупляться в честь субботы на постели,
Пропахшей затхлостью подвала, как тюрьмой.
И ветер голосит, по кровлям громыхая:
«Для вас и эта тьма — еще не тьма глухая!»
1925
Перевод Д. Бродского
В ПУТИ
Идут рабочие, несут большие пилы.
Огнивом и кремнем дохнули губы их.
Сзывает их ремонт. Скликают их стропила
Разрушенных мостов, Укрaина, твоих.
По мокрому песку, булыжнику и шпалам,
По трактам столбовым, по насыпям и рвам,
Куда бы вы ни шли, — мир путникам усталым!
Хлеб и вода ключей да не скудеют вам!
За рябью ситцевых косынок и рубашек,
За частоколом пил, и заступов, и рук
Да не скудеет новь дымящихся запашек,
Да расцветет опять медвяной ярью луг!
В мельканье тысяч рук дорога развернулась,
И руки плещутся, как полая вода.
Артель сезонников над рельсами согнулась,
Крошится в оползнях песчаная гряда.
Там ветку выстроят. Там семафор поставят.
Пронзительный свисток аукнется в полях.
И кто к тебе придет? И кто тебя оставит?
Прощай, Укрaина! Прощай, червонный шлях!
1926
Перевод П. Антокольского
«Сизое и легкое пламя алкоголя...»
* * *
Сизое и легкое пламя алкоголя...
Разнузданная музыка, нож за голенищем…
Хорошо, по свету побродяжив вволю,
Снова возвратиться к милым пепелищам!..
Жизнь! Твои великолепны грозы!
Только ты ответь мне, что опасней:
Яд ли золотистый в несмертельной дозе
Иль в смертельной дозе мед пчелиных пасек?
Плещутся пожары в прихотливом мраке...
Пеплом осыпается роща золотая...
Славься, славься, пламя!..
Как смолистый факел,
Я над пестрым миром сердце подымаю!..
Сизое и легкое пламя алкоголя...
Разнузданная музыка... Нож за голенищем...
Хорошо, по свету нагулявшись вволю,
Снова возвратиться к милым пепелищам...
1926
Перевод О. Колычева
МОЕ ПОКОЛЕНИЕ
Мандат на мир, в боях заверенный мандат
Мое мятежное имеет поколенье.
И всюду гимн гремит, ружейный гимн в раскат,
И море гнева плещет в исступленье.
Под знаменем сверкающим идет
Широкоплечий век, и, в темных далях шаря,
Его глаза обращены вперед,
Как два пылающие полушарья.
И вдаль протянутая правая рука
Винтовку держит, а на левой - рана.
И солнце, раздирая облака,
Прожектором ощупывает страны...
Оно сквозь облаков смолистые слои
Указывает путь во все земные дали
Вам, братья мужественные мои,
Вам, поколенья из упругой стали!
Встает мой гордый век, - величественный рост!
Проносится гроза, в которой гнев и радость, -
И мир изрезан поездами звезд,
Высокими шлагбаумами радуг.
О поколенье буйное! Иди
С путевкою в грядущее, далече!
И, пробужденные, с надеждою в груди
Все пять материков встают тебе навстречу.
Трясутся горы - черные гробы,
Клокочут шахты - кочегарки мира,
И подымаются над Африкой рабы
С рабами Вены, Лондона, Каира.
Матросы Франции тебе несут в руках,
Как знамя каменное, Стену коммунаров,
И паруса морей, и паруса пожаров
Тебя приветствуют, взметая знойный прах!
Мой век, над миром ты занес таран,
Ты семьдесят пробил широких входов
Для всех земных семидесяти стран,
В которых - семь раз семьдесят народов.
Иди же, мудрый век, на площади и веси!
Вспаши вселенную, киркой дробя пласты,
На гранях гор и звезд - багряные - развесив
В двух революциях прожженные холсты.
На грани всех веков стоит над миром Ленин,
И дерзостней, чем мост над пропастью реки,
Народы двигает, скликает поколенья
Протянутый вперед чугун его руки.
Простер он руку вдаль, от снежных гор Сибири
Через окутанный туманами Монблан,
Чтоб гневом подковать страны степные шири,
Чтоб исцелить ее от гнойных язв и ран,
Чтоб вырядить ее в домов и домен дымы,
Чтоб яростью сердец встряхнуть ее простор...
Кудесник всех стихий с глазами огневыми,
Как стрелку компаса, он руку вдаль простер.
Через снега тайги и через всю планету,
Подобно лунному бескровному лучу,
Восходит рикши стон:
"Нет хлеба, риса нету,
И кожу метрами дерут, как чесучу!"
О поколение в лохмотьях из рогожи,
Босой, голодный век! Твои сожгли поля,
Твои ручьи зачумлены, и всё же
Последний каравай ты делишь пополам:
"Откушай, рикша, хлеб - подарок наших пашен,
И наши ешь плоды, и наше пей вино!
Нет чесучи у нас, и поколенье наше
В пространства светлые, как в лен, облачено..."
Сгорает лен пространств, и в синеву эфира
Кольцом уносится седого пепла дым,
Но под сгоревшим льном клокочет сердце мира,
И совесть века светится под ним...
