Ли Бо - Дух старины

Император Сюаньцзун еще в период Кайюань[341] пристрастился к петушиным боям и покровительствовал тем, кто устраивал их в императорской резиденции. В хрониках танского периода рассказывается о неком Цзя Чане, который даже был приглашен в костюме для петушиных боев сопровождать императора к теплым источникам. В те времена таких людей прозывали «петушиными святыми парнями» (цзи шэнmун). Ли Бо обрушивается на людей такого сорта: «Кареты поднимают клубы пыли, / Тропы не видно, в полдень меркнет свет. / Вельможи тут немало прихватили / Заоблачных дворцов, златых монет» (№ 24). Все эти прихлебатели имели внушительный и грозный вид, устрашающий встречных. Нет в наше время, вздыхает поэт, таких мудрецов, как Сюй Ю, кто мог бы узреть заблуждения танского Сюаньцзуна, а сам Сюаньцзун не замечает, сколь дурны люди вокруг него. Это стихотворение, где Ли Бо критикует Сюаньцзуна, относится к раннему периоду его творчества. Под именем легендарного правителя Яо там выступает Сюаньцзун, а под бандитом Чжи поэт имеет в виду вельмож и «петушиных» прихвостней; самого же себя он представляет в виде мудрого «старца, промывающего уши».

В период Тяньбао[342] Сюаньцзун все больше устранялся от правления, и цзайсян[343] Ли Линьфу раз за разом фабриковал судебные дела против многих талантливых чиновников. Ли Шичжи, Ли Юна, Фэй Дуньфу и многих других постигла страшная участь, в опалу попал Цуй Чэнфу, друг Ли Бо. В стихотворении № 51 «Духа старины» Ли Бо сравнивает Сюаньцзуна с «правителем Инь», с «чуским Хуай-ваном» — бесстыдными и безмозглыми тиранами. «Убит Би Гань, увещевавший власть, / В верховья Сян был сослан Цюй Юань» — это очевидный намек на судьбы Ли Шичжи, Цуй Чэнфу и др. Это одно из самых острых в цикле «Дух старины» стихотворений, осуждающих Сюаньцзуна. После смерти Ли Линьфу власть захватил Ян Гочжун.[344] Укрепляя положение на границах, он затеял два военных похода против Южного Чжао, в которых погибло огромное количество людей. В стихотворении «С пером указ кометой прилетел» (№ 34) Ли Бо с осуждением пишет об этом. В первых восьми строках говорится о том, что в Поднебесной мир и нет причин для подготовки к войне. И люди, и птицы лишены покоя, взволнованные готовящимся походом. Подтекст, следующих двух строк весьма глубок — если в Поднебесной чистота и покой, нечего решать проблемы с помощью войск. Дальше поэт показывает, как солдаты прощаются с близкими и уходят в поход. В хрониках 10-го года Тяньбао (752 г.) говорится о «великой скорби, рыданиях отцов и матерей, жен и детей, сотрясающих землю». Это полностью сливается с описаниями у Ли Бо. История подтверждает, что в этой войне «Добыча тигра — утомленный зверь, / В зубах акулы — рыбья голова». Все войско погибло — «Из тысяч не пришел никто домой». А как бы хотелось поэту, чтобы правители умели воздействовать с помощью обряда и нравственности (вэнь-дэ). В то время Ли Бо еще питал в отношении танского Сюаньцзуна какие-то надежды.

Есть в «Духе старины» несколько стихотворений, которые трудно связать с какими-либо конкретными историческими фактами, но в них Ли Бо со всей очевидностью «намекает на современные события». Стихотворение «Степной скакун не любит горный юг» (№ 6) описывает тяжелый быт солдат, вдали от дома стерегущих границу. Намек на это можно увидеть в финальных строках, где поэт сетует, что «в этих битвах славы не найдешь». Или стихотворение «Одни пески у северных застав» (№ 14), в котором описываются пограничные войны. Некоторые исследователи (Ян Цисянь)[345] полагают, что здесь идет речь о походах, начатых Ян Гочжуном против Южного Чжао. Но в стихотворении упоминаются «северные заставы», «небесные гордецы», на основании чего Сяо Шиюнь[346] считает, что там говорится о войнах на севере, об усмирении танским генералом Гэшу Ханем г. Шибао. По своей основной тематике стихотворение, конечно, направлено против авантюрных войн, но в последних строках скрыта также мысль об отсутствии умелых военачальников. И вообще в широком смысле имеются в виду все военные события периода правления Сюаньцзуна.

Есть в цикле также стихотворения, относящиеся к категории «намекающих на современные события», которые выстроены в форме «стихов о заветном» и «странствий к небожителям», о чем мы еще поговорим. А сейчас обсудим одну проблему, а именно действительно ли некоторые произведения цикла «Дух старины» являются «намеком на современные события». Заслуживает серьезного анализа вопрос: а не притянуты ли они к этой категории искусственно? В последние годы стихотворение «Сяньян. Весны начальной яркий свет» (№ 8) стали интерпретировать как сатиру, направленную против Ян Гочжуна. В сунском издании произведений поэта («Ли Тайбо вэнь цзи») оно включено в 22-й раздел и отнесено к гань юй (Думы о встречах), т. е. в сунскую эпоху оно не было частью цикла «Дух старины». Да и первые четыре строки там были другими: «Сяньян, вторая-третья луна, / Сотни птиц распевают меж цветущих ветвей. / Чей это парень с мечом драгоценным? / Бравый молодец из Западной Цинь». Это вовсе не то, что Сяо Шиюнь характеризовал как произведение, «сатирически направленное против наглецов во власти». В первой половине этого стихотворения упоминаются похождения бравого молодца из Западной Цинь, а во второй — поэт Ян Сюн (этим именем поэт намекает на самого себя), оды, которые тот писал в поздние годы, трактат «Великое Сокровенное», окно, в которое выбросился, насмешки, которым был подвергнут молодцем из Западной Цинь. Это самое что ни на есть «стихотворение о заветном». Есть еще стихотворение «Большая Жаба в Высшей Чистоте» (№ 2): о нем раньше говорили, будто оно связано с удалением императрицы Ван от двора Сюаньцзуна и приближением «любимой наложницы» У.[347] Но императрица Ван была удалена от двора в 12-м году Кайюань (724 г.), когда Ли Бо было всего 24 года и он как раз, попутешествовав по области Шу, прощался с близкими, чтобы выехать за пределы Шу, — в этот период он еще не был осведомлен о тайнах дворцовых палат, ему было не до них. А если бы он писал об этом задним числом, то ни к чему было заключать стихотворение строками: «Гнетуща ночь, ее конец не близок, / И слезы грусти увлажняют ризы». Так что нет оснований считать, будто в этом стихотворении рассказывается история императрицы Ван. Там говорится о затмении луны, о радуге, о наплывающих тучах, которые скрывают солнце, это может быть и история обольщения государя наложницей или скрытый намек на низких людишек у власти. «Тля ест цветы, и гибнут семена» — это ведь можно понять в том смысле, что низкие людишки несут гибель достойным мужам; «Небесным хладом снизошла беда» — это можно понять как упоминание о гонениях против достойных мужей со стороны императора. В целом лейтмотив этих стихотворений весьма расплывчат, и думается, что без достаточной аргументации не стоит навязывать его искусственно.

Из стихотворений, входящих в «Дух старины», половину составляют те, что относятся к категории «переживания о случившемся». Содержание некоторых из них сводится к воздыханиям об улетающем времени, переживаниям по поводу радостей и печалей человека. Таковы стихотворения «В Восточной Бездне тонет Хуанхэ» (№ 11), «Дух осени Жушоу злато жнет» (№ 32), «Наш лик — лишь миг, лишь молнии посверк» (№ 28), «Весны уходят бурные потоки» (№ 52), «Потоки Цинь с вершины Лун бегут» (№ 22), «Осенней сединой нефрита росы» (№ 23). Все они представляют собой или рассуждения о том, что время не ждет («Уж я не тот, каким бывал весной, / Я поседел к осеннему закату», «Мужей достойных вкруг себя не вижу, / С дерев опала прошлая краса»), или сетования путника («Стремится прочь бегучий ток воды, / Душа скитальца изошла тревогой»), или восхищение прекрасным высоким полетом бессмертного («Но разве так Гуанчэн-цзы летал? — / Был впряжен в тучку легкокрылый Гусь»), или утверждение радости, которая должна приходить в свой час («Нет, должен со свечою целый век / Идти сквозь тьму ночную человек!»). Встречаются вздохи о непостоянстве мира, о суетности погони за богатством и знатностью («Приснился раз Чжуану мотылек», № 9), о падении нравов, неустойчивости дружеских связей («Мир Путь утратил, Путь покинул мир», № 25; «Дух Сокровенный первозданных дней», № 30; «Кто у развилки растерялся вдруг», № 59).

Следует заметить, что для передачи ощущения утраты или нехватки чего-либо поэт часто использует такой прием, как метафора. Так, в стихотворении «Таинственный исток наверх выносит» (№ 26) в строках о «лазурном лотосе»: «Коль в пустоте живет очарованье, / Кому повеет сладкий аромат?» — скрыты размышления о невостребованном таланте, а в следующих: «Вот я сижу и вижу — иней ранний / Неотвратимо губит дивный сад» — передается горечь от стремительного бега времени. Финал — «Все кончится, и не найдешь следов… / Хотел бы жить я у Пруда Цветов!» — выражает надежду на то, что он еще может быть полезен императорскому двору. Красавица в стихотворении «Есть в Чжао-Янь прелестница одна» (№ 27) — это намек на самого поэта, строки «Ей грустно видеть увяданье трав, / Ветров осенних слышать дикий вой» выражают ужас от того, что придет старость, а он так и не будет призван ко двору, а финал — «Ах, где тот благородный господин, / С кем на луанях вместе полетим?!» — намекает на желанную встречу государя с подданным. Орхидея, совсем не различимая среди простых трав и под весенним солнцем думающая о летящих снежинках осени («В саду угрюмом орхидеи цвет», № 38), — это намек на то, что, даже если государь милостиво выделит его среди «сорных трав», низкие людишки все равно оговорят его. Финальные строки: «Без дуновений свежих ветерка / Кому повеет дивный аромат?!» — подразумевают, что он напрасно надеется на свой талант, если ему не окажут поддержки. Стихотворение «Зеленой плетью слабой повилики» (№ 44) все целиком — метафора. Финальные две строки: «Но если господин мой охладел — / Каким же горьким станет мой удел!» — явно говорят об охлаждении государя к подданному, которому теперь некуда податься. В стихотворении «Красавица-южанка, говорят» (№ 49) под «красавицей» поэт подразумевает себя, «благородного мужа», к которому «ревнуют девы пурпурных дворцов», и это откровеный намек на гонения со стороны таких ничтожеств, как Чжан Цзи, а финал: «Вернись на отмель южных берегов! / Кто здесь достоин вздохов и тоски?!» — передает чувства безнадежности, овладевшие поэтом. Метафоры в «Духе старины» в основном прямые, скрытые, сатирические.