Глава 5
как она стала волком, я не уследила. точнее, волчицей. из неказистого угластого подростка с шальными выкрутасами, пьяными дебошами, приводами в ментуру, она превратилась в нервного, глубокого, ранимого зверя. может, причиной тому была смерть Гуся – единственного ее друга.
Гусь – косая сажень в плечах, прекрасно образованный, интеллигентный петербуржец северных кровей осенью 2004 года погиб, сбит трамваем где-то на Обводном канале. она тогда уже жила в Москве и верно расценила эту трагедию своей виной. Гусь был тонок, эдакий Пьер Безухов, и совсем не умел выживать. так случилось, что она прямо накануне, уезжая из Питера, звала Гуся к себе, на первых порах ничего не делать, просто жить. как чувствовала, что надо начинать его действенно беречь. не уберегла. Гусь собрался было прыгнуть на третью багажную полку и безбилетно поехать с ней, как это случалось раньше, да не решился, сказав, что забыл паспорт. и клялся, что приедет вот буквально завтра, и улыбался, и лепил очередные мифы про то, как счастлив и любим, будучи на самом деле, она доподлинно знала, бездомным, брошенным, страдающим и уже с печатью невозвращенца. она смотрела на него, ответно улыбалась, слушая всю эту ахинею, и думала параллельно, что после дня мостов и крыш адски устала и надо бы выпить чаю, и как неохота стелить постель, и там в Москве ждет пес, и надо купить новые джинсы… а Гусь все говорил, говорил, и его голос был будто через толщу матового стекла. а потом паровоз дернулся, пошел… с ним, прижимая ладонь к стеклу, пошел все так же улыбающийся Гусь, а потом неуклюже побежал по перрону с той же прижатой к стеклу ладонью…
и уже спустя три года после трагедии, раскромсавшей ее жизнь на до и после, она вдруг подумала: а зачем нужен паспорт человеку, собравшемуся ехать зайцем?!
она неожиданно для себя начала вдруг писать стихи. и запила. регулярно, каждую ночь, мне приходилось читать одно, а то и два горьких, ужасно мрачных, крепко сбитых стихотворения. хотелось вешаться, читая. я понимала, что это такой период, что он должен пройти, и ждала. в то время жизни я любила ее и жалела, чего не испытывала никогда до. пару раз мы вместе напивались до выпученных от бессонницы глаз. потом я уезжала, а она оставалась. у меня были «Снайперы», а у нее никого, кроме сенбернара, бутылки водки и белого листа бумаги. о ней поговаривали всякую жуть, но я предпочитала не слушать, а только звала на наши концерты. она приходила редко. в гримерку не заходила и вела себя довольно отчужденно. что, однако, не мешало ей после особо любимой песни бурно и конкретно выражать свои восторги, не стыдясь осуждения зала. как-то раз мы вместе сходили на премьеру одного прекрасного спектакля, где по сюжету главную героиню постоянно обманывает муж. зал был камерный, мест на сто пятьдесят. и вот когда главный герой вовсе охамел и стал в лицо врать бедняжке, мой подруга встала и закричала:
– не верь ему! он тебя обманывает!
артисты онемели и застыли в позах. а я наслаждалась великолепной ситуацией, и с потолка вместе со мной хохотал Станиславский – «верю! верю! верю!»
про свою жизнь того черного периода она никому не рассказывала. мы как-то шли по Питеру, по улице Восстания. дул ветер. пуржило. была поздняя зима. она была в камуфляжных штанах, солдатских сапогах и северной куртке-аляске.
– я, наверное, замуж выйду, – вдруг сказала она.
– а что так?
– я вроде беременна. пойдем в галантерею заскочим, я колготки куплю, а то продувает насквозь. ребеночку, небось, холодно там.
мы зашли в магазин, она купила колготки, надела их сразу, мы вышли на улицу, и тут зазвонил телефон. она ответила и, послушав абонента, будто окостенела.
– что случилось?
– да, ерунда. пришли анализы, я не беременна.
улица Восстания вдруг стала беспросветной кишкой. запуржило как-то совсем колюче. стало зябко, мы зашли в универсам и купили бутылку водки.
то, что она покрестилась, я узнала первой. и что имя у нее теперь по Богу Сашка, мне тоже понравилось. подходит. и женское нежное, и в то же время может быть благородным мужским.
мы случайно встретились в Москве.
– я уезжаю, – сказала она.
– что, опять в Германию эмигрируешь? – подколола ее я.
– нет. на Южный полюс.
– здорово. почему именно туда?
– хочу познакомиться с пингвинами и научиться играть на аккордеоне, – она была абсолютно серьезна и, как мне показалось, счастлива, насколько она вообще может таковой быть….
Кода, призванная стать разоблачающей
мы знаем друг друга уже тридцать пять лет, а я до сих пор не устаю ее узнавать и влюбляться. и постоянно хочу защищать, и боюсь за нее. а она по-прежнему от меня убегает и не дается в руки. она вроде тоже любит меня, а потом хамски подставляет под удар мое сердце своим постоянным желанием страдать. песни мои она слушает внимательно, но вполне равнодушно. каждую мою победу воспринимает как должное, вежливо поздравляет, зевает и идет спать. и я ничем никогда так и не смогла ее удивить.
разве что однажды, когда о чем-то задумалась, что-то перепутала и назвала ее своим именем:
– как поживаете, Диана Сергеевна?
июль 2009 года.
в каждом из нас живет человек. человек нашего внутреннего содержания. он очень часто обижается на нас, наблюдая, как мы не замечаем его и не отдаем ему должное. и эта обида уместна. ведь именно он – импульс для всего, что выходит на поверхность, и что мы демонстрируем миру.
часто мы внешние и внутренние очень сильно не совпадаем. именно об этом я всерьез задумалась, наблюдая за собой в канун последнего молодого юбилея. и именно об этих серьезных несоответствиях решила рассказать в спектакле «Мотофозо».
раскол внутри меня начинал приобретать чудовищные очертания. максимально обнажив его, я попыталась сохранить себя, оглянувшись на прожитые 35 лет.
и мне это удалось.
прошло два года, мы закончили работу над выпуском спектакля и теперь, закрывая эту страницу своей жизни, я имею полное право сказать: «здорово все же остаться в живых, и не просто жить, а каждую секунду быть самой себе интересной и непредсказуемой».
я хочу поблагодарить Олега Павловича Табакова за широту взглядов, смелость, за то, что он понял, как мне важно было реинкарнироваться. стены лучшего в мире театра были мне защитой.
я хочу поблагодарить Нину Чусову – она поставила этот спектакль, поверила мне и выдержала меня. я хочу поблагодарить Чулпан Хаматову за то, что бросилась на помощь и материализовала мою мечту поставить настоящий первый снайперский спектакль.
я хочу поблагодарить всю нашу снайперскую команду. без вашей поддержки, ребята, мне было бы еще страшнее.
и маме, и папе спасибо.
д. ар
