«Вот и осень, господа,
Нам стучит в оконце.
Хорошо, что иногда
Есть в просветах солнце…»
война, а полигоны
И парадные прогоны –
В прошлой жизни, где нас нет…
От отчаянья спасаюсь,
Зубы, стиснув, не боюсь.
Я собрался, постараюсь.
Я же обещал – вернусь.
Так бывает – прорывает.
И в тебе тот снег не тает…
Ты держись там, не грусти.
Я вернусь ещё. Прости.
Так бывает – нас взрывает.
С парашютом – в бездну, в ночь…
Твой любимый улетает…
Навсегда? Зачем? Помочь?
Так бывает – отступают.
Тянут тех, кто не дошёл.
За собой мосты взрывают…
Я в разведку. Я пошёл…
Я в Париж с ним не хотела
Как смешно и как нелепо:
Мы в Париже, ресторан.
– Чёрную икру? – Нет хлеба!
И еще воды. Стакан…
Как смешно: – Венчаться будем?
– Мы? Венчаться? На хрена?
Через месяц всё забудем.
Я – гражданская жена.
Как смешно и как обидно:
– Отойду. Мне позвонить…
Сквозь ресницы явно видно –
С милой будет говорить.
У меня напряг, он скажет,
У меня опять аврал.
Текст готовил. Не промажет.
Он всегда, как мне, ей врал.
Я в Париж с ним не хотела.
Я хотела в лес к костру.
И гитару. Я бы спела.
Но другому. Не ему.
Но другой хотел вернуться
С необъявленной войны…
Не вернулся. Струны рвутся.
Всё, Париж… И всплеск струны…
Есть люди – закрывают двери,
Есть те, которые зовут…
Есть люди-прочь, они как звери,
В инопланетной черной вере –
Назло врагов к вам приведут.
И в этом соплетенье злобы,
Тепла, надежды и беды,
Мы выбираем путь особый.
Добро там самой высшей пробы.
В конце дороги дом и ты…
Ну, приказывай, вели!
Власть твоя – до беспредела.
Ты же победить хотела.
Мы вничью же не могли!
Отступаю и сдаюсь.
И твои целую руки.
Казнь? Я казни не боюсь.
Я теперь боюсь разлуки.
И когда звонок и – сбой,
У меня рука немеет…
Как же трудно мне с тобой!
И легко. Любовь ведь греет.
Что-то мне опять не спится.
И тревожно на душе.
Эта женщина Жар-птица,
В небо рвет на вираже.
У неё глаза искрятся
И зовут меня с собой.
Мне они ночами снятся…
Засыпаю. Всё, отбой…
Мать любимой – это свято
Для поэта и солдата.
Ухожу – перекрестит.
Прихожу – поймет, простит.
И нальёт, и успокоит,
Дочери разбор устроит.
Скажет: – Всё, мы разберёмся.
Мы поплачем… И напьёмся.
Скажет: «Он не виноват.
Там война, а он – солдат».
– Ты куда в платке? Ты к храму?
Ну а я – проведать маму…
А сквозь дымный сон
Твои глаза.
И опять я поутру
Пью росу.
Это, видно, выпала
Полоса
Счастья, что несу тебя
На весу.
А там у опушки
В озерке лягушки,
А у меня, бедного,
Две макушки…
Где-то к нам торопится
Журавлиный клин,
Где-то в крике бьются
Строки тоски.
Ты когда проснёшься вдруг –
Не реви.
Позови меня
И потри виски.
А там у опушки
Квачут лягушки.
Сколько снов безумных
В моей подушке…
Март уже кончается,
Закрывает дверь.
Не горюй, любимая,
Впереди апрель.
Небо распогодилось,
Синью разошлось.
Думали – не встретимся.
Обошлось…
Вот так и пишутся стихи –
На взлёте и на повороте.
И так прощаются грехи –
Когда волна угасла вроде.
Был дым, который унесло,
Был взгляд в осенней непогоде.
А я пишу тебе назло,
Хватая куст в водовороте.
Опять вираж на вираже,
Опять в коленях дрожь на дрожи.
Я не люблю тебя уже.
А ты смеёшься: – Не похоже…
Вот так и пишется строка,
Сквозь боль,
сквозь снег непониманья,
Чтоб обратить твоё вниманье,
Стрелой пронзив наверняка…
За окном туманище –
Просто мрак!
Я твоё пристанище,
А не враг.
Порт, где укрываются
От беды.
Дом, где обращаются
К вам на ты.
Март ворчит и ёжится
Под вороний крик…
Я с тобой в разлуке быть
Не привык.
Путешествие в новый колодец
Вот вишу я, как червь,
на верёвочке –
Пропасть снизу,
на ножках кроссовочки.
Небо – в капельку,
глина мажется…
Ты любила меня, мне кажется…
Устою, отбоюсь, отрекусь.
Скрипнет ворот –
на землю вернусь.
Чарку выпью, крякнув, до дна.
Что колодец? Вот ты – глубина…
Вот и кончилось это лето.
Заблудилось в застрёхах крыш.
А про наше, про бабье это,
Ты напрасно мне говоришь.
