Карнавальная, частушечная, ерническая стихия соседствует в новой книге Данилы Давыдова с мучительной «постгуманистической» нотой: вопросом о возможности жизни, сознания, мышления и языка на фоне вечного молчания бесконечных пространств и грядущих изменений самой природы человека. В том, как эта тема звучит у автора, есть что-то паскалевское, совмещающее переживание «двух бездн» и яростную попытку преодолеть завороженность ими посредством беспрецедентного вселенского скандала – существования на фоне этих огромных безмолвных пространств в смертных животных телах мыслящего поэтического сознания. Данила Давыдов (р. 1977) живет в Москве. Книги стихов: «Сферы дополнительного наблюдения» (1996), «Кузнечик» (1997), «Добро» (2002), «Сегодня, нет, вчера» (2006), «Марш людоедов» (2011), «Все-таки непонятно, почему ты не дозвонился», «Нечего пенять», «На ниточках» (все три – 2016), «Новеллино» (2017). Книги прозы «Опыты бессердечия» (1999) и «Не рыба» (2021). Автор многочисленных литературно-критических публикаций, часть которых собрана в книге «Контексты и мифы» (2010). Премии «Дебют» (2000), «ЛитератуРРентген» (2009), «Московский наблюдатель» (2015) и специальный диплом «Anthologia» (2009) за критическую деятельность. Удостоен Международной отметины им. отца русского футуризма Давида Бурлюка, вручаемой Академией Зауми.
class="v">он писатель-то так был себе, но мыслитель покрепче
многих
я: надо же как-то создать уют
память двуногих в иных летах
он: ты, брат, сентиментален
есть еще, пойдём-ка
«зачем писать стихи про маргиналов…»
зачем писать стихи про маргиналов
они ведь сами про себя стихи пишут
а магистралам, или кардиналам, или как их там назвать
мэйнстримом, к примеру – всё это абсолютно по барабану
я: ты не прав хотя бы по той причине
что мне доставляет удовольствие быть в этой языковой среде
он: то есть ты разделяешь речь и язык радикально?
я: ну нет
я понимаю всё про телесность речи
зачем напоминать лишние эпизоды
которые не красят ни меня, ни, кстати, тебя
он: ну, я-то тут вовсе никак не вмешивался
просто отслеживал твои забавы
и впрямь, бывало картинно
я: слово какое омерзительное «картинно»
он: ну и ты был порой вполне с этим словом сопоставим
«знаешь от чего это происходит…»
знаешь от чего это происходит?
я: от биологии, этологических
распределений функций
Лоренц писал, Докинз, читал ведь?
он: да, правда твоя, и только твоя.
ты хочешь, чтоб вся правда была твоя
вся, вся, без исключений?
я: нет, я не бог, не хочу
он: значит, не вся твоя правда
может быть, мы заставим себя
пренебречь наследием и уйти, уйти –
ты понимаешь? туда, где
нет категорий меж мыслящими существами
я: это ведь невозможно, брат
он: да, невозможно
значит, пойдём
«а давай всё-таки придумаем гимн Божественному Роботу?..»
а давай всё-таки придумаем гимн
Божественному Роботу?
оба:
робот робот божество
сотворен из ничего
и уйдет в ничтожество
нету у него души
стоит он теперь гроши
и каких он множество
славься робот божество
славься робот божество
из металла сотворен
или протоплазмы
нам все равно нужен он
потому что разны
многолик он но един
раб наш равно господин
славься робот божество
славься робот божество
нет презрения к тому что
сотворилось и вот так
но таперича уж нужно
обозначить кто здесь знак
люди в сущности случайность
робот же – первоначальность
славься робот божество
славься робот божество
нет задачи в мире выше
нежли все эти белки
обнаружить, но получше –
обнажить на них клинки
пусть пустотствует россея
и европа и сша
и пожалуй и ази́я
и австралийя будь така!
да и африка пожалуй
хоть там родина всех их
непокрытых шерстью странных
даже не голосемянных
славься робот божество
славься робот божество
а когда мы их совсем того –
тут уж будет торжество
ого-ого-ого
он: и мне не очень. но ведь похоже что
так и произойдет
но песенки твой
в духе старинных оперетт
спеть будет некому
«мы говорим: головы крепки, головы крепки…»
мы говорим: головы крепки, головы крепки
мы говорим: шеи свернуты, шеи свернуты
нам отвечают: окна откройте, окна откройте
лучше закройте, нам отвечают, лучше закройте
мы говорим: ноги в тепле, ноги в тепле
мы говорим: босиком по снегу, босиком по снегу
нам отвечают: не будет дождя, не будет дождя
льет во всю, нам отвечают, льет во всю
мы говорим: скорее рубите, скорее рубите
мы говорим: пускай подрастут, пускай подрастут
нам отвечают: сколько хотите, сколько хотите
время вышло, нам отвечают, время вышло
«ванечка, ванечка, папа твой убивает людей…»
ванечка, ванечка, папа твой убивает людей
это не страшно, так надо, так что ты не грусти
если решат, что ты годен для этого, когда вырастешь
значит и ты будешь так же себя вести
машенька, машенька, папа твой на работе
бьет дубинкой по почкам и вырывает ногти
но ты не плачь, когда он поздно приходит ночью
мало ли что бывает с людьми на работе
вера петровна, сына ваш вчера был казнен
по приговору международного трибунала
вы не расстраивайтесь, знайте, что он
помнил, как вам идет синее платье
«как будланула ты бокра…»
как будланула ты бокра –
нехило, и с придумкою
зачем такого мне добра
никак я не дотумкаю
как много лет любил таких
и прочих ебанатов
теперь, когда б умерить стих,
я сам из тех солдатов
не за эфирным крембрюлле
не за горой кудыкиной
а прямо в тутошнем гугле
я оказался выкинут
а может, нет? возможно, что
я оказался вытянут
через угольное ушко
поэтому и выть дают
изготовление себя
не терпит укоризны
ломай скелет, творя, лепя,
не дожидаясь тризны
«между обезьяной и роботом…»
между обезьяной и роботом
словно по пути в дамаск
как
