Шекспир
Когда твоя звезда зажглась над океаном,
Для Англии в тот день ты сыном стал желанным;
Сокровищем своим она тебя сочла,
Дотронувшись рукой до твоего чела.
Недолго средь ветвей она тебя качала;
Недолго на тебе лежали покрывала
Тумана в гуще трав, сверкающих росой,
В садах, где, веселясь, плясал девичий рой.
Твой гимн уже звучал, но мирно рощи спали.
Потом едва-едва пошевелились дали:
В объятиях держал тебя твой небосвод,
А ты уже сиял с полуденных высот
И озарил весь мир собой, подобно чуду.
Прошли века с тех пор.
Сегодня – как повсюду —
С индийских берегов, где пальм ряды растут,
Меж трепетных ветвей тебе хвалу поют.
Дух юности! Ты ль в тесной клетке счастья?
Средь веток оперением дрожать
Там, наверху, – в твоей великой власти.
Ты – чужеземец, потерявший путь.
Твои не могут крылья отдохнуть —
Ведь ты не знаешь, где гнездо искать.
Полет твой вдаль ничто не остановит.
Твоих немолчных требований рать
Громам небесным грозно прекословит.
Иль нищий ты, что года жизни просит?
В лесу, где смерть, – охотник смелый ты.
В глубокой чаше смерть тебе приносит
Бессмертия напиток огневой.
Надменная, накрыта с головой —
Твоя любовь. Сейчас ее черты
Под покрывалом спрятаны от взгляда.
Приподыми его – и красоты
Тебя коснется вечная отрада.
Как песню жизни ты поешь, о юность?
Неужто на страницах ветхих книг
Мелодии ты ищешь многострунность?
На ви́не южных зазвучав ветров.
Твой голос слился с говором лесов,
И в тучах грозовых затем возник,
И в буре отозвался диким воем,
И поиграл в волнах; и в тот же миг
Взлетел победным барабанным боем.
Ты ль пленник, что в подземном заперт склепе?
Дух юности, ты должен разомкнуть
Лет прожитых придуманные цепи.
Пусть пламень яркий твой сверкнет, как меч,
Чтобы туманы дряхлости рассечь.
Пусть, дряхлости раскалывая грудь,
Бессмертный твой цветок навстречу свету
Стремится ослепительно сверкнуть,
Собой являя вечности примету.
Тебе ль, о юность, стать презренным прахом!
На голове неся мирскую грязь,
Ты разве остановишься со страхом?..
Тебе, корону дивную даря,
Над миром разливает свет заря.
И сам огонь, в небесный свод стремясь,
С тобой вступает в гордое сраженье.
И солнце, от дремоты пробудясь,
В тебе свое встречает отраженье.
Старого года усталая ночь,
Странник, ушла она, дряхлая, прочь!
Путь, как лучи, озаряют призывы —
Грозные песни великого Шивы.
И по дороге уносится вдаль,
Словно напев заунывный, печаль,
Словно блуждающий в поисках света
Голос поющего песню аскета.
Странник, твой жребий по-прежнему строг:
Ноги ступают по пыли дорог,
С места срывает тебя ураган,
Крутит тебя средь неведомых стран.
Должен все время ты быть одинок,
Не для тебя – на окне огонек.
Не для тебя – слезы преданных глаз.
Буря повсюду. Бьет гибели час.
Ночь привечает раскатами грома.
Ласки шипов – на тропе незнакомой,
Иль незаметной змеи капюшон.
Брань ты услышишь, как праздничный звон.
Так ты шагаешь все дальше – счастливый
Благословеньем великого Шивы…
Все, что теряешь, – то дар лишь судьбе.
Если ты просишь бессмертья себе,
Знай, – что не счастье оно, не покой,
Даже не отдых обыденный твой.
В час, когда смерть к тебе грозно придет,
Всюду получишь ты славу, почет.
Нового года благие порывы —
Благословенье великого Шивы.
Странник, не бойся, не бойся: в ненастье
Ты под защитой богини несчастья.
Старого года усталая ночь,
Странник, ушла она, дряхлая, прочь.
Ожесточенья пришли времена.
Пусть упадет над тобою стена,
Пусть опрокинется чаша вина.
Нового года не слышно движенье.
Руку его ты возьми на мгновенье,
В сердце – его ты почуешь биенье.
Странник, все время идущий вперед,
Старая ночь пусть скорее пройдет!
Из книги «Беглянка» («Полатока»)
1918
Под вечер я вижу нередко:
За ржавой решеткой сидит Нондорани – соседка,
Одна в тоске,
Как лодка у высохшей речки на жарком песке.
Росла, подрастала,
Невестою стала,
И в доме тревога: когда ж наконец
Найдется жених, – озабочен отец;
Наверно, дела ее плохи,
Когда, словно волны, над нею расходятся вздохи.
Я в доме напротив, внизу, в пансионе считаю
недели,
В колледже экзамен столкнул еле-еле —
Как лодку шестом…
На жизнь зарабатывал тяжким трудом:
На дню по два раза уроки давал,
И поздно ложился, и рано вставал,
А ел что придется и вполживота,
Вконец опостылела мне нищета!
Пороги колледжа я стал обивать,
Просил, умолял их без платы принять,
А думал когда-то полцарства и дочку раджи
получить,
Казалось, судьба мне хотела казну золотую вручить
И тайную силу, с которой я перевернул бы весь
свет, —
Да нет!
В заботы уйдя с головой, не угадывал я,
Что в новой Бенгалии сила, надежда моя.
Судьба иногда злую шутку играет
И в клетке для майны[49] павлина плясать заставляет,
Ломаются перья о прутья, и стелется пух
по железу —
Какой же сухарь сочинил эту пьесу?
На этой земле, где свободны леса, где грозы гремят
в барабан,
Куда ни посмотришь – обман,
На что ни посмотришь – ограда
И сердце не радо.
Верчусь без работы, гляжу без улыбки, совсем
я зачах,
От зноя и голода еле держусь на ногах,
Валюсь тяжело на топчан, проклиная в душе все
и всех,
Лежу на полу, а глаза устремляются вверх,
И вижу в квадрате проема —
Сидит Нондорани, смуглянка
из ближнего дома.
Как будто бы черная туча
в полуденный зной
Прохладно висит надо мной.
А взгляд —
Вечерний жасминовый сад.
Безмолвная полночь, луна на ущербе,
И темные воды в прибрежной пещере,
И робкий ручей,
Бегущий в долину из горных ключей,
Она, словно птица, не слышит себя и не знает,
Пока ее трель среди звезд замирает,
И смотрит в глубокое небо глазами,
Наполненными голубыми слезами.
А помню: когда-то в тени под баньяном, как все
деревенские дети,
Любил я играть
на бамбуковой флейте,
Об этом забыл я, но вдруг
Однажды проснулся в душе моей
сладостный звук.
На время каникул разъехались все, у кого
есть семья,
Остался лишь я,
Обычно я под вечер флейту забытую брал,
И дул осторожно, и пальцами перебирал.
И вижу вверху Нондорани, смуглянку из ближнего
дома,
В квадрате проема,
В котором мерцает ночными слезами
Душа ее – черная тайна под черными
небесами…
И грустно сидит Нондорани
часами.
И друг, приютившийся в темной
каморке души,
Беседует с нею в вечерней
тиши.
Вот так же и флейта – забвенье мое:
хоть стены и толстые, но
Едва заиграет – и настежь окно,
Звучание песни простой
Стирало преграду меж ею и мной,
И в мире теней – лишь в стране ее звука —
Два друга нашли и узнали друг друга,
Немое рыданье и плач бессловесный, войдя
в ее узкое горло,
Раскрылись в мотиве – печально и гордо,
Лишь в тихих мелодиях флейты могли мы судьбу
облегчить
И то получить, что возможно, – и то, что нельзя
получить.
