Между прошлым и будущим
Между нами и Прошлым – стена.
Бейся лбом об неё и стенай —
Нам никак за неё не попасть…
Здесь любая беспомощна власть.
А вот с Будущим наоборот —
Нет на свете просторней ворот,
И не хочешь туда, а войдёшь!
Не помогут ни правда, ни ложь.
Смиренный Рейн – в раскраске боевой
Смиренный Рейн – в раскраске боевой…
Медлительный Дунай в предместьях Вены…
Сравниться ли им с вольною Невой,
Идущею на Питер в клочьях пены?!.
Когда балтийский ветер штормовой,
Остановив могучее теченье,
Её вздымает вровень с мостовой
И рвёт деревья с ярым исступленьем,
Когда, покрыв Васильевский водой,
Залив подвалы, магазины, склады,
Нева с какой-то удалью младой
Из лимузинов строит баррикады…
И, содрогаясь, в панике – мосты,
Когда Нева, протиснувшись под ними, —
С любым из них, казалось бы, на «ты»,
Но вряд ли хоть одно припомнит имя…
Я видел реки трёх материков —
И шире, и длинней, и полноводней.
Но бунт Невы, восставшей из оков, —
Что может быть безумней и свободней?!.
Дверь бесшумно я открою
И тебя не потревожу,
Чтобы ты могла спокойно
Досмотреть последний сон.
Все февральские метели
На январские похожи,
И все опытные вьюги
Ночью дуют в унисон.
Выйду очень ранним утром:
Просыпаются трамваи,
Свежий снег ещё искрится
В жёлтом свете фонарей.
И мелодия Глиэра
Вдруг возникнет, согревая.
После вьюги всё прекрасно —
Мир становится добрей!
Мошкой искусанные ноги
Без йода сами заживут.
И снова приключений боги
На сплав неслышно позовут.
На сплав по Мане и по Белой,
По Ориноко, по Янцзы…
С душой, счастливо оробелой,
Как в предвкушении грозы.
…И станет плот мальчишкой мчаться
По траектории крутой,
И будут реки отличаться
Названьями и широтой.
И будет кожа огрубелой,
И щёк небритость чуть к лицу…
А зов трубы на сплав по Белой —
Как приглашение к венцу.
Бедой заброшены куда-то,
Казалось, в пропасть, в пустоту,
Остановились мы, прижаты
Судьбой к Уральскому хребту.
Далёк от взрывов и воронок
Пути бездомного конец,
И долго пули похоронок
Искали адреса сердец.
Остановились… И врастали
В тяжёлый и голодный быт:
Разутыми ногами стали
На место тех, кто был убит,
И стылые стволы валили
В глухом заснеженном лесу,
И до мозолей их пилили,
Глотая жгучую слезу.
Птиц взглядом провожали – вольных,
Летящих к дому по весне,
И ждали писем треугольных! —
И на работе, и во сне.
Освоились. Сроднились с местными,
Смешали говор городской
С их речью, сказками и песнями,
С их радостью и с их тоской.
И с карточками за продуктами
Стояла очередь одна,
И чёрным глазом репродуктора
Смотрела на людей война.
Мне говорят: «Покинь Россию,
Ищи, где лучше и теплей».
Но как Россию я покину,
С рожденья связанная с ней?
Мне говорят: «Ты здесь чужая —
Иная кровь в тебе течёт!» —
Зло говорят, не понимая,
Что кровь – ещё не полный счёт:
Седые прадеды и деды
Мои в российской стороне
Терпели горести и беды
И с кровью завещали мне
Любовь, прочнее синей стали,
Любовь, что вопреки слезам,
Любовь, во что бы то ни стало,
К российским рощам и снегам.
Я здесь ребёнком голодала
Военным временем лихим,
Под этим небом я страдала,
Слагала первые стихи,
И пушкинский язык напевный,
Раздольной щедростью маня,
Славянским ладом свежее-древним,
Родным навек стал для меня.
Любовью был моею русый,
С широким смехом волгаря,
И в сыне кровь свою я с русской
Смешала, всю себя даря…
И вот теперь должна в угоду
Озлобленным и в зле слепым
Отдать священную свободу —
Дышать Отечеством своим?
Мне говорят: «Оставь Россию,
Беги в заморские края!»
Да где же взять такие силы?
Ответь мне, Родина моя!
У белой ночи белая бессонница
У белой ночи белая бессонница.
Доверчиво её переплыву.
И встречу первый луч ещё не солнца,
Ещё зари. В прохладную листву
Жасмин укрыл всё волшебство бутонов,
И тихо дремлет ветер под кустом,
Чуть вздрагивая от трамвайных звонов.
Ах, как я буду тосковать потом…
Был полон вечер Блоком и тобой
Был полон вечер Блоком и тобой.
Чуть серебрился снег на маске ночи,
Казавшейся по-майски голубой,
И бился ветра вьюжного прибой
В туманный берег гениальных строчек.
И хвои запах, густ и недвижим,
Ложился в ночь тоской неутолимой.
Был ёлочный блестящий мир чужим,
И были удивительно свежи
Под паутинкой треснувшего грима
Черты любви.
Спал ёжик на коленях, как котёнок
Спал ёжик на коленях, как котёнок,
И дождь забыл пролиться, задремав.
И к зорьке, не раскрыв очей, спросонок,
Тянулось утро пальчиками трав.
Ты всю меня обнял своим молчаньем,
Не поднимая ожидавших рук.
И, смешиваясь, в ночь текли дыханья,
Как в музыке текут со звуком звук.
Играет кошка струйкой серебристой
Играет кошка струйкой серебристой.
В игре её,
доверчивой и чистой, —
Целительная мудрость бытия —
Как будто шанс вернуться в детство… Я
Такою молодою становлюсь,
Что улыбнуться утру не боюсь.
И в зеркале навстречу серебрится
Тончайший отблеск,
будто крылья птицы
Мне в душу обронили лёгкий свет.
И ни одной морщинки в сердце нет.
О чём сегодня долго шепчет дождь?.
О чём сегодня долго шепчет дождь?..
О том,
что стали дни ночей короче,
И мудрую печаль зима пророчит,
А ты ещё какой-то тайны ждёшь.
О, жизнь моя,
а ты ещё хранишь
Во мне мечты улыбчивой девчонки
И замираешь пред рассветом звонким
В тоске любви, и от неё не спишь.
Как щенок мокрым носом
Я тычусь в своё одиночество,
И в объятьях его
Постигаю гармонию строк.
Замирает душа,
Забывает ночные пророчества,
И приходит к ней утро,
Как свежего ветра исток.
И приходит к ней вера
В какое-то чудо грядущее.
Пахнет пылью дорожной
Рассеянный солнечный свет.
И приемлю как дар
Эту боль и прозрачное сущее,
И смеюсь сквозь слезу
Над случайным стеченьем примет.
Метели и снега, я вас ждала
Метели и снега, я вас ждала,
Чтоб выйти в мир морозным гулким утром.
Вы вовремя пришли, ваш холод мудрый
Изгонит из ненужного тепла.
Я молодо проснусь нежданным словом
И продышу замёрзшее стекло.
Надеяться и верить в жизнь готова,
Всем предсказаньям и судьбе назло.
Таинственное слово «мушмула»
Таинственное слово «мушмула»
Моя душа ребячески сплела
С восторгом незабытым детских лет
И, выбежав в пьянящий лунный свет,
Вкусила волшебства. Там плеск волны
Струился из вселенской глубины.
И пальмы стерегли мой сон в ночи,
И дни, не по-сентябрьски горячи,
Проплыли, как большие корабли,
Что маленькими кажутся с земли.
Проснусь в тиши и сяду у окна
Проснусь в тиши и сяду у окна,
Взгляну на небо – тёмное, ночное,
Плывёт односторонняя луна,
И россыпь звёзд мерцает надо мною.
И не понять, как всё произошло —
И небосвод, и звёзды, и планеты…
А на земле – души моей тепло,
Как тонкий лучик согревающего света,
Которым и написана строка,
Рождённая и для меня нежданно,
Сошедшая загадкой свысока
И принятая мною благодарно…
Вот и кончилась лента военных дорог,
Лейтенант пулемёт протащил до Берлина,
Тайный ангел от смерти не раз уберёг,
Но на грешной земле есть всему половина.
Помнил яблони, вишни, цветущие в срок,
И девчонку-певунью в саду пососедству,
Синий взор, смелой чёлки густой завиток,
Озарённый лучом довоенного детства.
Торопился домой с вещмешком за спиной,
Ожидая тепла у родного жилища,
Но обнял только ветер, от горя хмельной,
Что ютился один на немом пепелище.
А в ушах – диким зверем рыдающий Рейн,
А над Волгой – в слезах отомщённое небо…
Мне была вручена кровотоками вен
Эта боль о войне, не размытая в небыль.
