— Был спокоен, разделся по первому требованию. В карманах ничего заслуживающего внимания — польские злотые, немного марок, дешевые сигареты, спички польского довоенного производства, перочинный нож, паспорт. Тоже польский, на фамилию Тараканов. Оружия нет.
Подполковник закончил осмотр одежды, встал, прошел в угол к умывальнику, старательно вымыл руки.
— Распорядитесь, пусть распорют все швы. Эмигрант не обеднеет, в крайнем случае, если он нам сгодится, найдем во что его одеть. А нет… Мертвому безразлично, в чем лежать во рву.
— Врач его осмотрел. На теле никаких отметин, мужчина здоровый, нормального телосложения, мускулатура хорошо развита.
— Не считаете, что мог заниматься специальными видами борьбы? Вы присутствовали при осмотре, сами видели все?
— Да, господин подполковник. Развитие определенных групп мышц может свидетельствовать о занятиях спортом, но точно судить не берусь. Под предлогом дезинфекции его всего смазали специальным составом. Ничего не выявлено.
Ругге уселся в кресло, закурил, жестом предложив Шмидту занять место у стола.
— Надо его как следует проверить. Если он действительно работал в Польше «Б», как здесь раньше называли земли Украины и Белоруссии, то может нам весьма пригодиться. Но только после тщательной проверки. Найдите кого-нибудь из бывших «осадников», может быть, знают о нем что-либо? Они все там работали на корпус охраны пограничья и дефензиву.
Шмидт согласно кивнул. Он знал, что в двадцатые годы на земле Западной Белоруссии было специально расселено около пяти тысяч осадников — бывших офицеров и унтер-офицеров легионов Пилсудского. Они получали наделы от пятнадцати до сорока пяти гектаров, строили похожие на крепости хутора и служили опорой полицейским властям. Польшей «А» называли центральную и западную Польшу, где нужды в осадниках не было, в отличие от Польши «Б» с враждебно настроенным по отношению к пилсудчикам белорусским и украинским населением. Многие из бывших легионеров предпочли немцев, оккупировавших страну, приближающимся частям Красной Армии, и потому отыскать человека, возможно знавшего Тараканова до войны, было задачей вполне реальной.
— Вы распорядились дать бумагу русскому?
— Да. Ему объяснили, что правда в его же интересах. Будет писать.
— Почитаем… Люблю подобные произведения, — улыбнулся подполковник, — узнаешь столько нового. Будем продолжать скрупулезно работать над тем, чтобы выявить среди наших людей и вновь появляющихся рядом с нами человека с чужим прошлым. Да-да, с чужим прошлым. Вражеский разведчик не может быть самим собой, он натягивает чужую личину, берет себе чужое прошлое и выдает его за свое. Понимаете? Обнаружив такого человека, ни в коем случае не ликвидировать, нет. Наоборот, окружить заботой, чтобы и волос не упал с его головы, чтобы не простудился, не сломал ноги… Но за это он будет давать своим хозяевам то, что решим им дать мы. И так до тех пор, пока не минет в нем надобность. Такие люди, с чужим прошлым, к нам придут, поверьте моему чутью, Шмидт! Марчевский один из немногих, кто знал тайну ключа шифра картотеки агентуры польской разведки. Думаете, сбежавшие в Лондон но подозревают об этом? Есть сведения, что они весьма заинтересованы в установлении контактов с господином полковником. Еще Бисмарк говорил: «Польша — один из камней преткновения всей европейской политики». А на Островах любят диктовать свою волю континенту. Поэтому они будут пытаться осуществить контакт с нашим пленником. В картотеке заинтересованы и русские — они могут получить сведения о чужих агентах, оставшихся на занятой ими территории Западной Украины и Белоруссии. А кроме Марчевского почти не осталось в живых никого, кто знает тайны ключей! Поэтому они придут. Такой лакомый кусок не упустят ни англичане, ни русские. Французы, думаю, не сунутся, им не до этого.
— А если уже пришли? — глубоко посаженные глаза Шмидта уставились в лицо начальника. — Костюм на Тараканове английский, без меток! Этот тип может быть таким же русским, как я китайцем!
— Вот это-то мы и выясним, дорогой Шмидт, здесь мы хозяева и можем диктовать правила игры. Захотим — усилим темп, сделаем поединок более жестким, захотим — будем тянуть время, прикидываться дураками. Проверять, всех и все проверять, Шмидт! Искать, постоянно искать чужого агента. Пойдемте, я хочу взглянуть на русского.
…Помещение, куда привели Тараканова, оказалось подвальной комнатой без окон, насквозь пропитанной запахом сырой штукатурки и немецкого дезинфекционного порошка «Лойзетодт», употребляемого для борьбы со вшами. Одежду отобрали, пообещав ее вернуть после дезинфекции и выдав взамен старый солдатский мундир, потрепанные брюки, грубую нижнюю рубашку и кальсоны. К ногам бросили стоптанные туфли. Мрачный солдат захлопнул за Таракановым тяжелую дверь, оставим его одного. Присев на лавку из деревянных реек, эмигрант осмотрелся.
Свежеоштукатуренные стены — немцы не любили оставлять в каморах никаких следов прежних узников. Высокий, сводчатый потолок, электрическая лампочка в проволочной сетке. Выключателя в камере не было. На правой стене темнела решетка вентиляционного отверстия. Скамья, на которой сидел Тараканов, стояла рядом с привинченным к полу небольшим столом. На полу лежал свернутый тощий матрац.
Вздохнув, арестант привычно потянулся к карману за сигаретами, но рука остановилась на полдороге — у него отобрали все вместе с одеждой. Будут проверять? Несомненно. Пусть, ему нечего скрывать, а окончательно определяться где-то на службу все равно надо — нельзя же болтаться в такое время, как цветок в проруби, не имея никакого дела. Но для начала надо выбраться из этого подвала живым и здоровым. Поэтому не стоит раздражать хозяев.
Лязгнул замок, и в камеру вошел средних лет мужчина в немецком мундире без знаков различия. Молча поставил на край стола миску с пищей, положил рядом кусок хлеба и две сигареты. Добавил к ним полупустой коробок спичек, карандаш и тонкую стопку серой бумаги.
— Знаете немецкий? — обратился: он по-польски к настороженно наблюдавшему за ним Тараканову.
— Слабо… — извиняюще улыбнулся тот. — Могу немного говорить, а пишу совсем плохо.
— Тогда пишите все о себе на русском, подробно, с указанием дат, имен, точных мест происходивших событий. Вплоть до девичьей фамилии матери. Ясно.
— С какого времени?
— С рождения, — буркнул мужчина в немецком мундире и вышел. Тараканов подвинулся ближе к столу, взял ложку. В миске была картошка с консервированной свининой. Неплохо. Кормить, видно, будут пока не по тюремному рациону, а из солдатского котла.
Поев, он закурил, положил перед собой стопку бумаги, взял карандаш. Задумчиво постучал им по губам, решая, как начать. Наконец на листе появились первые строки:
«Родился я на юге России, в тысяча девятьсот четвертом году, в православной семье капитана царской армии Ивана Владимировича Тараканова…»
…Ругге задвинул заслонку потайного оконца, через которое наблюдал за сидящим у стола Таракановым. Хорошо смазанные петли без скрипа повернулись, опуская крышку, прятавшую глазок за вентиляционной решеткой.
— Марчевский на прощание сказал мне, что этот русский — поклонник Савинкова… — задумчиво сообщил подполковник. — Проверьте, Шмидт, не был ли он сам террористом? И но тяните — предстоят большая игра, нужен человеческий материал.
Гауптман согласно кивнул.
Господина министра разбудили очень рано, даже слишком рано. Сквозь сладкий предутренний сон он почувствовал, как кто-то вежливо, но очень настойчиво теребит его за плечо.
— Проснитесь, господин министр, проснитесь…
С трудом разлепив тяжелые от сна веки, господин министр иностранных дел Дании сел в постели, запахивая на груди расстегнувшуюся пижаму:
— В чем дело?
Он имел право на такой вопрос. Быть разбуженным еще затемно?! На каком основании? Что могло произойти такого экстраординарного?
— В гостиной вас ожидают немецкий посол и авиационный атташе Германии, — разбудивший министра личный секретарь выглядел явно встревоженным. Ждать чего-либо хорошего от господ нацистов было по меньшей мере глупо. — Они просят вас поторопиться.
Наспех сунув босые ноги в теплые домашние туфли и накинув на плечи куртку из верблюжьей шерсти, министр вышел в гостиную. Оба немца при его появлении встали. Но заговорил по посол, как этого ожидал господин министр, а германский авиационный атташе.
— Господин министр! Германское командование имеет конкретные доказательства того, что Англия запланировала оккупацию датских и норвежских военных баз. Для предупреждения этого германские вооруженные силы перешли границу и начали оккупацию Дании. Должен вам также сообщить, что в течение нескольких минут над Копенгагеном появятся эскадрильи немецких бомбардировщиков. Однако, согласно приказу, они пока не сбросят бомб. Задача датчан: не оказывать сопротивления, так как это привело бы к самым ужасным последствиям.
