Алексей Лозина-Лозинский - Противоречия: Собрание стихотворений

Но всходит день, равнодушный, немой и безликий,
Ползет отвратительный, скаредный будень,
Всё тот же, тот… Просыпается город великий,
И снова путь смертных и скучен, и труден.

Но ночь придет, разгорятся вновь мысли и краски,
Польются желанья в блестящих виденьях – потоках…
Ведь правда? Да? Мы живем, лишь впиваяся в сказки
О славе, богатстве, о страстных пороках?

Внемлите бреду сонному,
Услышьте хрип больной,
Внемлите оскорбленному
Работою дневной!

О, дни его обидные,
О, пламенные сны!
Красавицы бесстыдные,
Ему, ему даны.

Веселому, прекрасному,
И счета нет деньгам!
Внемлите бреду страстному
И высохшим губам!

Мы – скальды огромных скоплений,
Друиды больших городов;
Затеряны в кельях строений,
Замучены мыслью веков,
С глазами, открытыми дико
На свой мир, живя полусном,
С душою, исполненной крика,
Со скованным злобою ртом,
Мы бродим повсюду – по грязи,
По храмам, по душам людей,
И тайные чувствуем связи
Событий, и душ, и вещей.
В трактирах зловещих предместий
Внимаем тревоге низов
И шепчем им лозунги мести
И лестью тревожим рабов;
А ночью больными устами
Мы славим немой небосвод,
Как нежная девушка в храме,
Тоскует душа и поет…
Подолгу, упорно, без слова,
Впиваем наркозы томов,
И мысль отмечает сурово
Законы бегущих годов.
Мы мыслим. Но мысли – опасность.
Мы знаем и ночью, и днем
Всю близость к безумью, всю страстность
О всем лишь своих аксиом.
Ах, видеть все бездны, все разом,
Всё знать, всё презреть и идти,
Живя то тоской, то экстазом –
Вот розы на нашем пути.

Над Невою сфинкс спокойный,
Над свинцовою Невой…
Люд вокруг бежит нестройной,
Говорящею толпой.
Криков, звуков многозвонность,
Лица тусклые глядят…
Но поставлен в обыденность
В небеса гранитный взгляд.
И над говором, в просторе
Серой облачности дня,
Реет мысль memento mori,
Тишь презрительно храня,
Вечность каменной улыбки,
Смех таинственных очей…
Быстры, суетны и зыбки
Тени множества людей.
Знаю, чует беспредельность
Мертвый сфинкс и видит он
Мира стройность, мира цельность
И во всем один закон.
Эти люди, эти крики
И важны и неважны,
И ничтожны и велики,
Но, должно быть, и нужны.
Камень сфинкс, уж переживший
И познанье, и печаль,
Всё постигший и застывший,
Как зловещая скрижаль,
Ты познал, безумно-смелый,
Всех миров концы поэм,
Все последние пределы,
Все последние зачем…
И, познав их, нам не роздал,
В камне сжал их, ты – немой…
Но тебя ведь тоже создал
Homo sapiens! Ты – мой!
Люди, люди, прочь сомненье!
Кинем смеху жутких глаз,
Что он наше сам творенье,
Наши когти ранят нас!

Я был в храме. Сквозь окна на плиты
Падал в сумрак багряный закат.
Я был маленький, странный, разбитый,
Я один был средь Божьих громад.
Я боялся их грозных, их – рядом…
Строгость линий, торжественность стен.
Разве всё не смеялось над стадом,
Не встающим с усталых колен?
Камни жили, да, жили! Холодны,
Беспристрастны средь добрых и злых,
В высоте они были свободны,
Но желанья оставили их.
Я угадывал в вечном молчаньи
Этих четко размеренных стен
Страшно-близкое к Богу сознанье,
Без движенья, борьбы, перемен…
И я чуял усмешку презренья
Даже в плитах, истертых толпой,
Надо мной с моей ношей сомненья,
Вечно-мыслящей, нищей душой.
Полумрак… И, как когти, впилися
Эти взгляды хохочущих плит,
Эти линии сводчатой выси,
Этот скептик жестокий – гранит!
И они затолпилися густо,
Всё тесней, вкруг меня, надо мной!
Ах в душе моей страшно и пусто,
Как под сводами церкви пустой…

Не оторваться… Мучительно.
Чую, прильнувши к нему,
Что-то, что страшно значительно,
Миг еще, миг и пойму.

Эта улыбка застывшая
Так величаво скорбна…
Всё, усмехаясь, простившая,
Невыразимо-одна…

Мысли печального демона,
Мысли на воске лица.
Что это? Смерть? Но зачем она?
Не разгадать мертвеца…

Полно, мечтанья досужие!
Полно ль? Я буду таким…
Нет, никогда!.. Но умру же я?..
Бог?.. И молиться пред ним?..

Бог? Но и мысли молящейся
Знать ничего не дано…
Полосы пыли кружащейся
Падают косо в окно,

Клубы лазурного ладана
Тихо плывут в вышину…
Может быть, всё уж разгадано,
Всё уж понятно ему…

Мир стал переменчивым, новым
Пред странной моею душой –
Могу я магическим словом
Один мир менять на другой.
Скажу я – расстанься с сознаньем,
Оно тебе лжет, как и те,
Что хитрым своим воспитаньем
Доверили ум твой мечте.
Мечты над тобою нависли,
Ты жалко обманут людьми…
Всё сам созерцай и не мысли,
По-новому всё восприми.
И в городе, с детства знакомом,
Вдруг вырастут мрачно дома,
Шум улиц покажется громом,
Нависнет зловещая тьма,
Как будто под сводами склепа
Я вижу мельканье толпы,
И люди зашепчут нелепо,
Безумны, лукавы, слепы…
Как много их, разных, как много,
И как они все не нужны…
Всё в кинематографе Бога,
И всё марьонетки, всё сны…
И лгут все и с видом беспечным
Молчат все про вечную ночь,
И словит мой слух перед Вечным
Смех Дьявола… Прочь же! О, прочь!..

Пора бежать от роскоши страданья,
Пора уйти к улыбкам и цветам…
Зачем я в ужасе слепого мирозданья,
Зачем я чувствую одно лишь то, что там!

Уйти, уйти… Чтоб быть простым, негордым,
Чтоб не понять, а прежде полюбить,
Идти, смеясь, по этим близким, твердым,
Земным путям и славить их и жить…

О, дайте руку мне! Скорее, вы, земные!
Я – заколдованный в мистическом кругу…
Я видеть так хочу, как видят все другие,
Но не могу… Уже я не могу…

Пред всею жизнью я, недвижимый и слабый,
Как будто нахожу свой новый в мире путь –
Я в старости дойду до этого масштаба
Еще раз, а пока… Возьму… ну, что-нибудь.

Это странный муравейник –
Хаос улиц и домов,
Это вереск и репейник –
Эти заросли лесов.

Муравьи там суетятся,
Тащут разный нужный хлам;
Сообща и управляться,
И работать нужно там.

Строят толпами густыми
Муравейники свои
И дорожки между ними…
Муравьи как муравьи.

Все, растя родную кучу,
Хвалят честность, долг и труд…
Туча родится и тучу
Быстро в ямы волокут.

Рок начертан, приготовлен,
Каждый отдан ремеслу,
Дрессирован, присноровлен,
Каждый втайне склонен к злу.

В каждом в миг, в одно мгновенье
Видишь, в чем он заключен,
Видишь круг его мышленья,
Знаешь всё, что скажет он…

Идеалы и устои,
Закоптелые слова…
Есть присяжные герои,
Мудрецы есть… Ха-ха-ха!

Жизнь по правилам готовым,
Власть привычки, будней нить…
Стать никто не в силах новым,
Круг свой замкнутый разбить.

Муравьи-рабы мечтают,
Копошатся, как рабы,
И от века угнетают
Их несчастия судьбы.

Муравьи-жрецы пророчат,
Говорят, вершают суд,
Господа оружье точат,
Плети тщательно плетут.

Вечны эти три породы:
Вождь, шаман и раб-Дикарь,
Рыцарь, поп, рабы-народы…
И теперь, что было встарь.

Годы, годы, дни и ночи…
Всё по-старому стоит:
Так же трудится рабочий,
Так же собственник следит.

В схемах роется келейник
С сединою в бороде…
Муравейник, муравейник,
Муравейник на звезде…