Вольтер - Орлеанская девственница

Я расскажу вам без затей напрасных,
Что утром два затворника прекрасных,
Запретной негою утомлены,
Лежали рядом, тесно сплетены,
И видели счастливейшие сны.

Ужасный шум заставил их проснуться.
Кругом сверкают факелы войны,
Смерть торжествует, стоны раздаются,
Повсюду кровь и павшие видны.
То конница британцев оголтелых
Осилила отряд французов смелых.
Французы, оттесненные назад,
С мечами наголо летят по лесу;
Британцы, их преследуя, кричат:
«Умрите иль отдайте нам Агнесу».
Но где она? Кто знает, наконец?
Старик Колен, пастух, седой мудрец,
Сказал им: «Господа, пася овец,
Я видел, как вошла в ворота эти
Красавица, милее всех на свете».
«Агнеса!» – бритты радостно кричат:
«Она в монастыре, сомненья нету,
Идем, друзья!» Безбожным нет запрету;
Перелезают стены, все громят,
И волчья стая – посреди ягнят!
Бегут, предавшись дикому веселью,
Из спальни в спальню и из кельи в келью,
В часовню, в погреб, в монастырский сад.
Бесстыдники хватают что придется!
Сестра Урсула, о сестра Мартон,
В очах у вас смятенье, сердце бьется,
Вы мечетесь – враги со всех сторон,
Бежать хотите, путаетесь в юбке,
Но все напрасно, бедные голубки!
Вы обнимаете алтарь святой,
Слова молитв коверкая с испугу.
Но тщетно обращаетесь с мольбой
Вы к своему небесному супругу.
Господне стадо на его глазах
Неистовые нечестивцы, ах,
Насилуют на самых алтарях,
Не слушая их крик, их лепет детский.

Я знаю, что иной читатель светский,
Бесстыдный человек, монахинь враг,
Плохой шутник, напыщенный дурак,
Смеяться станет. Головы пустые,
Им все смешно! Но, сестры дорогие,
Вам каково, неопытным таким,
Стыдливым, целомудренным, простым,
Вздыхать и биться, сердцем холодея,
В объятьях беспощадного злодея,
Снося противных поцелуев грязь!
От крови свежепролитой дымясь,
Ответствуя на тихий стон проклятьем,
Они мешают ненависть с объятьем,
Неистовствуют, бога не страшась.
Колючи бороды, свирепы руки,
Дыханье отвратительно смердит,
И жгут тела. Чудовищен их вид,
А ласки причиняют только муки.
В обители святой они совсем
Как демоны, громящие Эдем.

Ликуя, злодеянье с наглым взором
Невинных упивается позором.
Мартон, свершительницей добрых дел,
Барклай неумолимый завладел,
Шипэнк жестокий и Уортон проклятый
Гоняются за кроткою Беатой.
Богохуленья, слезы и огонь.
Вот в суматохе на сестру Безонь
Напали двое, спереди и сзади;
Студент напрасно молит о пощаде:
То вопиющего в пустыне глас.
Настигли хищники в святенном стаде,
Агнеса благородная, и вас,
И вы своей не избежали доли —
Быть грешницей помимо вашей воли.
Начальник святотатцев, рослый бритт,
Бросается к сопернице Харит.
Ему, о дисциплине помня свято,
Агнесу уступают два солдата.

Святое небо и в разгаре бед
Нам иногда ниспосылает свет.
В тот час, когда исчадья Альбиона,
Невиность попирая и закон,
Творили мерзость посреди Сиона, —
С высот небесных Франции патрон,
Добряк Денис, насильем возмущен
И ловко за нос проведя святого
Георгия – врага французов злого,
Стремительно из рая мчится вон.
Луча полдневного он не седлает
На этот раз для спуска – оттого,
Что тотчас бы заметили его.
Он с богом тайны в договор вступает.
Загадочное это божество
Мошенникам нередко помогает
(И это очень жалко), но порой
Его услуги ищет и герой;
Во храме и дворце – он всюду нужен
И с нежными любовниками дружен.
Дениса в облако он поместил
И незаметно наземь опустил,
Святого окружив глубокой тайной,
С предосторожностью необычайной.

Денис в Блуа окольным шел путем;
Святителю Иоанна повстречалась,
Которая, на конюхе верхом,
Проселочной дорогой пробиралась,
Моля усердно, чтоб помог творец
Ей отыскать доспехи наконец.
Едва Денис заметил в отдаленье
Свою избранницу, он ей кричит:
«О Девственница, Франции спасенье,
Невинных и монархов крепкий щит,
Иди! Я долее терпеть не в силе.
Иди! И прояви священный гнев.
Иди! Пускай спасительница лилий
Спасет моих благословенных дев.
Вот монастырь! Там зло одолевает: Скорей!»
И Девственница поспешает.
Святой Денис, ей замени слугу,
Погонщика стегает на бегу.

И вот Иоанна посреди военных,
Которые терзают дам почтенных.
Была она без платья. Некий бритт
Ее увидел. Гнусный безобразник
Подумал, что она пришла на праздник.
Ему по вкусу героини вид,
И в наготе, его привлекшей взгляды,
Он грубо ищет низменной услады.
Ему ответом был удар меча
В нос! Негодяй упал с лицом багровым,
Ругаясь громко непристойным словом,
Тем, что, довольно коротко звуча,
Таит намек на родственные узы;
Его, к несчастью, любят и французы.

«Остановитесь, нечисти сыны,
Побойтесь бога, дети Сатаны!» —
Кричит сурово этим оголтелым
Иоанна над его кровавым телом.
Но нечестивцы, занятые делом,
Не слушают ее призыва.
Так побеги молодые жрет лошак
И окрика садовников не слышит.
Иоанна, разъяренная вдвойне
При виде их бесстыдства, гневом пышет
И, полная отваги, вся в огне,
Летит бесстрашно от спины к спине,
От ребер к ребрам и от шеи к шее,
Святым копьем разя все горячее.
И тот, который только начинал,
И тот, который вот уже кончал,
Ударом страшным по спине, по ляжке,
Повержен – всякий на своей монашке;
И, похотью еще напоены,
Летят их души в лапы Сатаны.

Один Уортон, злодей, могучий телом,
Покончивший всех раньше с гнусным делом,
Жестокий воин, Исаак Уортон,
С монашенки вскочил один лишь он;
Схватив оружье и меняя позу,
Иоаннину встречает он угрозу.
Вы наблюдали бой свирепый весь,
Святой Денис, французов покровитель!
Почтительно прошу, не подтвердите ль
То, что Иоанна совершила здесь.
Вскричала удивленная Иоанна:
«О мой Денис, мой дорогой святой,
Вот мой нагрудник и камзол, как странно!
Да ведь на нем и шлем небесный мой!
О, что я вижу! Негодяй проклятый
Тобой подаренные носит латы! »
Все это было верно. Дело в том,
Что (вы, читатель, не забыли это)
Агнеса их надела и потом
Была Шандосом вскоре же раздета.
Оруженосец рыцаря Уортон
Теперь был в эти латы облечен.

Иоанна д'Арк! На удивленье миру
Ты занесла десницу из десниц
За честь, за королевскую порфиру
И за невинность сотни голубиц,
Которых твой патрон хранил неважно.
Он молча созерцает, как отважно
Ты собственные латы сгоряча
Разбить готова взмахами меча.
В ужасном подземелье Этны дальней
Вулкана одноглазые друзья
Стучат по искрометной наковальне
Куда слабее, чем рука твоя,
Когда они, сильны, свирепы, дики,
Куют оружье своему владыке.

Надменный бритт, закованный в булат,
Смущенный, отступает шаг назад,
Дивясь тому, как ловко и как метко
Его колотит голая брюнетка.
Обезоружен этой наготой,
Боясь ее коснуться, как святыни,
Он держит меч трепещущей рукой
И только защищается отныне,
Любуясь прелестями героини.

Отсутствие Дениса-добряка
Меж тем святой Георгий замечает;
Он понял тотчас же, что помогает
Французам их патрон исподтишка.
Законною тревогою объятый,
Он озирает горние палаты
И наконец, сомнения гоня,
Велит подать известного коня.
Коня подводят, и, закован в латы,
С копьем в руке, святой во весь опор
Пускается в неведомый простор,
Где сонм шаров светящихся мелькает,
Которые мечтательный Рене[76]
В тончайшем прахе, в вихревой волне
Без устали вращаться заставляет,
Несчетных звезд неистовый циклон,
Где все покорно воле притяженья
Иль, может быть, о фантазер Ньютон,
Полету твоего воображенья.

Разгневанный Георгий на лету
Одолевает эту пустоту
И скачет по святителеву следу,
Когда Денис уже трубит победу.
Так ночью зажигает небосвод
Лучами ослепительного света
Внезапно налетевшая комета
И поражает ужасом народ;
Трепещет папа; в горе, поселяне
Неурожай предчувствуют заране.

Едва святой Георгий вдалеке
Узрел Денисов облик, для примера
Он грозное копье потряс в руке
И произнес, совсем как у Гомера:
«Соперник немощный, Денис, Денис,
Поддержка нечестивцам и смутьянам,
Ты, значит потихоньку сходишь вниз
И пакостишь героям англичанам!
Начертан ход событий на века:
Ни твой осел, ни женская рука
Над ним не властны. Бойся ж, бойся мести
Тебе, Иоанне и французам вместе!
Уже твоя трясучая башка
С убогих плеч однажды отлетела;
Ее вторично отделить от тела
Не постесняется моя рука;
Достойный пастырь воровского края,
Которому ты милости творишь,
Снеси ее еще разок в Париж,
Держа в руках и нежно лобызая».

Ответил, руки к небесам воздев,
Патрон прекрасной Франции смиренно:
«Святой Георгий, мой собрат почтенный!
Ты все еще не позабыл свой гнев?
Давно в раю мы обитаем оба,
А в сердце у тебя все та же злоба.
Как! Мы, которым ото всех почет,
Почиющие в драгоценных раках,
Не сеем мира, а, наоборот,
Проводим время в бесполезных драках?
Зачем упорно хочешь ты войны
Взамен спокойствия и тишины?
Зачем святителей твоей страны
Мутить обитель рая так и тянет?
Безбожники британцы! Есть предел
Долготерпенью. Гром небесный грянет,
И за свершителей ужасных дел
Молить всевышнего никто не станет.
Ужасен будет грешников удел.
Заступник рьяный адовых исчадий,
Святитель желчный, я тебя молю,
Будь кротче! Не мешай мне, бога ради,
Помочь своей стране и королю!»

При этой речи, от волненья красный,
Георгпй вспыхнул яростью ужасной;
И, слушая, что говорит француз,
Он всей душою рвется в бой опасный,
Предполагая, что соперник – трус.
Он налетает, взорами сверкая,
Как сокол, пташку встретив на пути.
Денис, благоразумно отступая
И времени напрасно не теряя,
Осла крылатого зовет: «Лети,
Лети сюда, чтоб жизнь мою спасти».
Так говоря, он позабыл, конечно,
Что жизнь его не прекратится вечно.

Осел наш возвращался в этот миг
Из солнечной Италии обратно
(Зачем, куда – читателю понятно).
Дениса доброго услышав крик,
К святителю он быстро подлетает,
С лазурной высоты спускаясь вниз.
Взобравшись на спину ему, Денис
Булат британца павшего хватает
И, яростно размахивая им,
Вступает в бой с соперником своим.
Георгий, обозленный, наступает
И делает мечом ужасный взмах
Над головой святого. Но сноровка
Не помогла. Тот уклонился ловко,
И голова осталась на плечах.
Вновь всадники несутся друг на друга,
Сверкают лезвия, звенит кольчуга.
Какая мощь, какая красота!
Упоены отвагою своею,
Стараются попасть в забрало, в шею,
В сиянье, в пах и в прочие места.
Оспаривая друг у друга славу,
Они победы отдаляли миг,
Как вдруг неистовый раздался крик:
Осел запел ужасную октаву,
Которая все небо потрясла;
И Эхо повторило крик осла.
Георгий побледнел. Денис смышленый,
Использовав момент, удар нанес
И отрубает у героя нос.
Обрубок катится, окровавленный.
Хоть нету носа, но отвага есть;
В душе Георгия пылает месть.
С проклятием он бога поминает
И, яростный удваивая пыл,
Заступнику французов отрубает
Тот член, что Петр у Малха отрубил.
Святой осел пронзительно завыл,
И райские чертоги содрогнулись.
Небесные ворота распахнулись;
Блистательный архангел Гавриил,
Своими огнезарными крылами
Спокойно рассекая высоту,
В пространстве показался над бойцами,
Неся в руке лилейной ветку ту,
Что веяла когда-то, зеленея,
В божественной деснице Моисея,
Когда он в море, покидая Нил,
Египетское войско утопил.

«Что я тут вижу? – закричал сердито
Архангел на дерущихся святых. —
Как! Слава аналоев золотых,
Смиренье, крест – все вами позабыто!
Приличны страсти и огонь войны
Для тех, что женщинами рождены.
Пусть, вечно недовольные собою,
Безумцы смертные, земли сыны,
С мирскою ратоборствуют судьбою.
Но вас зачем сражаться черт понес!
Чего вы меж собой не поделили?
Блаженство ли наскучило вам, или
С ума сошли вы? Боже! Ухо! Нос!
Как вы решились, дети совершенства,
Позабывая вечное блаженство,
Сражаться, крови не щадя своей,
Из-за каких-то жалких королей!
Довольно! Слушаться меня живей,
Иль с раем вам придется распроститься.
Я вам приказываю помириться.
Вы, господин Денис, берите нос
И помолитесь, чтобы он прирос.
Георгий-злюка, ухо подберите
И поскорей на место водворите».
Денис послушный тотчас же спешит
Исполнить все, что Гавриил велит.
Георгий тоже поднимает ухо
С травы. Соперники бормочут глухо
«Oremus», умилительный для слуха.
Все пристает прекрасно. Все спешит
Немедленно принять обычный вид.
И нос и ухо прирастают плотно,
От ран не остается и следа:
Настолько тело жирно и добротно
У жительниц небесных, господа!

Тут Гавриил начальническим тоном
«Теперь поцеловаться!» – говорит.
Добряк Денис, не помнящий обид,
Охотно, первый, поцелуй дарит.
Георгий покоряется со стоном,
Клянясь в душе, что после отомстит.
Затем архангел следом за собою
Велит лететь смирившимся святым
В цветущий рай дорогой голубою,
Где сладостный нектар готовят им.

Вы сомневаетесь, читатель строгий,
В моих словах? Я, право, не солгал.
У стен, что ток Скамандра омывал,
Не раз в боях участвовали боги.
И разве не поведал вам Мильтон
Про ангелов крылатый легион,
Который бился в голубых просторах?
Как щепками, швырял горами он
И применял, что много хуже, порох.
Коль Сатана и Михаил сошлись
Когда-то в небесах, чтоб насмерть биться,
Тем более Георгий и Денис
Могли друг другу в волосы вцепиться.
Но если мир на небесах зацвел,
То человеческий унылый дол
Был, как обычно, преисполнен зол.
Благочестивый Карл к Агнесе милой
Летел мечтой, страдая с прежней силой.
А между тем Иоанна с торжеством
Работала блистающим мечом;
Ее соперника ждала могила:
Она ему то место отрубила,
Которым монастырь позорил он;
Пошатываясь, Исаак Уортон
Роняет меч, проклятье изрыгает
И, нераскаявшийся, умирает.
Монахинь древних величавый строй,
Увидев, что неистовый герой
Лежит во прахе, кровию измазан,
Воскликнул «Ave», в радости живой.
Что, чем грешил злодей, тем и наказан.

Сестра Беата, чей девичий стыд
Не пощадил неумолимый бритт,
Благодарила небо с тихим стоном,
Тайком любуясь яростным Уортоном,
И причитала сладко, прочим в лад:
«Увы! Никто так не был виноват».