Эдуард Вениаминович Лимонов известен как прозаик, социальный философ, политик. Но начинал Лимонов как поэт. Именно так он представлял себя в самом знаменитом своём романе «Это я, Эдичка»: «Я – русский поэт».
О поэзии Лимонова оставили самые высокие отзывы такие специалисты, как Александр Жолковский и Иосиф Бродский. Поэтический голос Лимонова уникален, а вклад в историю национальной и мировой словесности ещё будет осмысливаться.
Вернувшийся к сочинению стихов в последние два десятилетия своей жизни, Лимонов оставил огромное поэтическое наследие. До сих пор даже не предпринимались попытки собрать и классифицировать его.
Помимо прижизненных книг здесь собраны неподцензурные самиздатовские сборники, стихотворения из отдельных рукописей и машинописей, прочие плоды архивных разысканий, начатых ещё при жизни Лимонова и законченных только сейчас.
Более двухсот образцов малой и крупной поэтической формы будет опубликовано в составе данного собрания впервые. Читателю предстоит уникальная возможность уже после ухода автора ознакомиться с неизвестными сочинениями безусловного классика.
Собрание сопровождено полновесными культурологическими комментариями.
Публикуется с сохранением авторской орфографии и пунктуации.
невестыЛюбят убийц – я знаюМеня же она не любит…
4
Почерк её – как птичьиследы на дорожках парка…Её я сам и испортилЗа десять лет поклоненьяМеня она не уважаетпривыкла к стихам и книгаммоей красоты не видитживёт среди нищих духоми мне читает морали…Послушай «моя Елена»без горьких моих историйБыла бы ты просто ГаляИ Ольга… одна из НелейИз русских девочек. Лучше.Красивей. Стройнее. Выше.Однако сама ты знаешь –Бриллиант это тоже каменьБриллианту нужна оправа……………………(Я знаю – ты не согласна…)
5
Увы – мы уже не мальчиквремя пришло одеватьсянаверно темно и грустноМолчать. Говорить немногоСидеть в больших ресторанахкак с похорон бы явившись(к тому же в любви неудачник)Увы – мы уже не мальчикодним наивным нахальствомуже не прикрыть от миратого что прикрыть обязан.Поэтому покупайте – мой милый– тёмные вещи. Садитесь в углу. Тянитенапиток. Ну скажем – вермут…Пора доиграть БодлераПора быть безвольно-слабымДовольно активных в мире(К тому же в любви неудачник)И траур вполне к лицу вамПариж несчастливых любит.
«О моя ветреная муза…»
О моя ветреная муза,Где ты сейчас, в каких краяхБежала нашего союза,Была лишь ложь в твоих словах.……………………И кто сейчас в ночной тишицелует русую головку,кумир мечтательной души…………………и никогда уж не взовьётся шпага,не вступится за вас моя отвагаво имя дружбы и любви…
«Anarchists and fascists…»
Anarchists and fascistsGot the cityOrder is newAnarchists and fascistsYoung and prettyMarching avenue
«Однажды……»
Однажды…в войне на Балканахв ледяном декабре…Однажды за Дунаем-рекою,за мостом «двадцать пятого мая»там, где гаубицы и мешки с песком…Неизвестным солдатом двадцатого века был и я никому не знаком…
На смерть майора
Майора убили потом в Чечне,Он кепи своё дал мне.Махнулся со мной на кепку мою(Не раз побывала она в бою).…У майора Касаткина отпуск был,Через Москву он лежал.Я майора Касаткина не забыл,На подкладке он написал:«Кто найдёт эту кепку – тотчас отдаймайору Касаткину».Я надеюсь, майор, ты попал в рай,И рай твой ведёт войнуС адом соседним за райский сад,Примыкающий к ним двоим.Я надеюсь, майор, что твой отрядНаступает сквозь адский дым.Что крутая у вас в раю война,Такая, как ты любил,Как Сухуми взятие, так и на –ступленье подземных сил.
«Старый фашист (Пьер Грипари)…»
Старый фашист (Пьер Грипари)на «днях литературы» в городе Коньяк,посоветовавший мне прочесть Нерваля,умер недавно…Старый французский фашист и старый педераст.Нерваля я не прочёл, но знаю,что он повесился на фонаре в Парижепод первыми лучами зарина улице Старого Фонаря. Как красиво!Проклятый поэт должен быть фашистом.Другого выхода нет.Все мы одержали победу (то естьпотерпели поражение) в 1995-м и рядомКраинские сербы потеряли их землю,Я потерял Наташу.Не удалась попытка Денараотбить Коморские острова.И умер Миттеран фараон…(Умер даже Бродский – мой антипод-соперник.Некому посмотреть на меня,один я остался)Проклятый поэт должен быть фашистом.Не удалась попытка…Христос проиграл…И Че Гевара с Мисимой, и Пазолини,мы все проиграли, т. е. выиграли все…Мы в тысячный раз выходим с тобойиз жёлтой больницы, Наташа,у Нотрэ Дам (О, госпиталь Бога!), и апрельнаступает опять и опять…Я был фашистом, когда я шёл с тобоюпо каменным плитамгоспиталя Бога…Я был им…Я им остался.Ты превратилась в бродяжку, панкетку, рок-группи,пожирательницу грибов, вженщину-газированный автомат.А я не могу больше быть и…только фашистомпримет меня земля.
«Смерть и Любовь над миром царят…»
Смерть и Любовь над миром царят,Только Любовь и Смерть.И потому Блядь и СолдатНам подпирают твердьнеба. Горячие их тела(он – мускулистый, она – бела,так никого и не родила,но каждому мясо своё дала),переплелись и пульсируют вместе.Ей – безнадёжной неверной невесте –В тело безумное сперму льёт,Зная, что смерть там она найдёт.У Бляди мокрый язык шершав.В щели её огонь,Солдат, отрубатель и рук, и глав,Он семя в неё как конь…Она ему гладит затылок,И он извивается пылок…
«Когда себя введу…»
Когда себя введув твой молодой каналИ на стене в аду(а ад кромешно ал)тебя собой распялскользил и воспарялИ горечь на губахи твой ночной животи думаешь впотьмах:«ну и случилось, вот».
Ноль часов (2002–2006)
В тюрьме Лефортово
Тюремный день, турусами шуршаУже начался и едет не спешаГазету принесли… Стучат ключомЛекарства, что прописаны врачомСложив в бумажку, нам суют в кормушкуВторую чаем вспененную кружкуЯ допиваю. День пошёл баржоюЕсли тюрьму можно назвать рекоюОтель Лефортово, военные погоныИ стоны, стоны, стоны, стоныДуши, здесь похороненной живьем«Как Вы, мсье?» – мне «человек с ружьем»Вопрос лукавый задаёт, он лысСей младший лейтенант и вправду лисОн тонкий лис, перловкой и морковкойЕго рубаха пахнет, он с золовкойДо «Бауманской» ехал поутру…«Я – все нормально, скоро не помруНазло Вам проживу ещё лет триста!»– Звучит ответ философа-«фашиста»Философ гриву отпустил как могВ кормушку он смеётся и плюётсяОн отжимается, он не сдается«Он супермен», – сказал бы педагогОн высший сорт, он – экстра, мегастарА младший лейтенант – он русский самовар…
«Страшно проснулся: пустая тюрьма…»
Насте
Страшно проснулся: пустая тюрьмаУтром проснулся раноА под ногами с крутого холма…Бактрия и СогдианаЖёлтые обе. Милые двеРодины у султанаБактрия – словно бы грива на львеДождь золотой – СогдианаЯ не доставлю вам… я не умруКак лепестки у фонтанаНежно стучат о земную кору…Бактрия …СогдианаТы пишешь письмо мнеА адрес прост: каракули крупного планаАзия – где небеса купоросБактрия. Согдиана.Будет полёт золотых орловХоть соль будут лить на рануПока не увижу с высоких холмовБактрию и Согдиану…
«Принцем Тамино, с винтовкой и ранцем…»
Принцем Тамино, с винтовкой и ранцемНемец австрийский Гитлер с румянцемПо полю французскому славно шагалНо под атаку газов попал«Кози фан тутте». «Ди Зауберфлёте»Австрийского немца моцартовы нотыЕздил в Париж. Жил полжизни в каретахМузыку сфер записал он в дуэтахКурфюрсты. Эрцгерцоги. Клары. Кораллы.Наци вина нацедили в бокалыГомо-фашисты, Эрнст-Ремы и гомоИмя Моца́рта фашистам знакомоБудь я эсэсовцем юным и смелымСлушал бы я Фьердилидж с ДорабеллойДва офицера: Гульельмо, ФеррандоИх Муссолини прислал контрабандоДвух итальянцев, – штабистов смешливыхВ наши кафе кобылиц боязливыхКак я люблю тебя Моцарт-товарищ,Гитлер-товарищ – не переваришь,Гитлер амиго принцем ТаминоНежно рисует до́мы в руино…
Саратовский централ
Тюрьма шумит от двери до двораС утра вползает влажная жараИ выползает мокрый влажный зверьЧтобы в окно протиснуться теперьТюрьма гудит, кричит и говоритТюрьма ключами ковано стучитНа суд-допрос, на Бледный Страшный судНас пацанов испуганных влекутТюрьма живёт вся мокрая внутриВ тюрьме не гаснут фонари, смотри!В тюрьме ни девок нет, ни тишиныЗато какие здесь большие сны!Тюрьма как мамка, матка горячаТюрьма родит, натужная, кряхчаИ изрыгает мокрый, мёртвый плодТюрьма над нами сладостно поёт«Ву-у-у-у! Сву-у-у-у! У-ааа!Ты мой пацан, ты мой, а я мертваНа суд-допрос, на Бледный Страшный судТебя пацан, вставай пацан, зову-уут!»
Смерть Александера
Цветут болота ВавилонаВода из Тигра и ЕвфратаВесной микробами богатаЦарь пьёт за прах ГефестионаЦарь сник. Царь-алкоголик боленЕму мудрец Калан когда-тоПредрёк что нет, не смерть солдатаНайдёт. Но смертью вавилоненОн будет в городе развратаТень синяя от стен суровыхШирь медная пустынь вдоль ложаНа сказку свежую похожаУ изголовья, вин багровыхСтоят сосуды с бурдюкамиЗакаменевши желвакамиАлександер отходит к мёртвым.Его красивым и простёртымМечи сжимая кулакамиТолпа угрюмых и упёртыхЖдёт полководцев. СквознякамиДворец весенний ощетиненДержава. Азия. ДержаваУгрюмо остаётся справаВедь смертью переполовиненДворец двоится обессиненСмерть входит слеваСмерть спокойнаИ Азия большая знойнаИ Вавилон обескартиненСмерть – юная большая деваЧей взор стеклянен и невинен.
«Пойти бы погулять с блондинкой…»
Насте
Пойти бы погулять с блондинкойС изящной тонкой половинкойПойти бы с ты бы погулятьБлондинку б нежную обнятьИ сиську ей рукою мятьБлондинки это же не людиС тобою с ангелом идуИ озираются все людиВ две тыщи, а каком году?Ты как цветок на нежном полеКак платье льнёт к тебе. ДоколеСидеть в тюрьме, пыхтеть, вонять?Блондинку б скользкую обнять!
Элен
Песнь механического соловья на рю ПайеннМасонский дом, где пирамида с треугольникомИ встреченная девушкой Элен… Элен… Элен…Тележка, что влачит угольев комВлачит, свистит, визжит, старушкою ведомаяПо рю Пайенн идёт близкознакомаяКо мне идет и «пэ» несет, чтоб спаритьсяТак что же ей с старушкою базариться?Заткнувши пальчиками ушки и зажмурясьОна бежит по рю Пайенн прищурясьИ блики и удары солнца в уголь«Бзынь! Взынь!» – блик отлетает в уголИ тьму разит. А та несёт мочойТаков был быт несложный, городскойВ год восемьдесят первый там в ParisЭлен… Элен… Элен… ты мокрая внутриБыла.
«К своей невесте Пелажи…»
К своей невесте ПелажиМаркиз де Сад спешитИ гравий под ногой визжитНа «ша» и «жэ» и «вжи»Глубокий вырез. Сонный лифХолодных сисек гроздьНад ней маркиз де Сад, как грифУ ней как в горле костьОн пилит, рвёт, кусает плотьТолчёт её как сольОна визжит: «Господь! Господь!Меня он режет вдоль!»(Затем он ей, на то и любБлондин, садист, маркизЧто с нею – нежной, страшно грубЕё швыряет вниз)Её слуге он отдаётСлуга хватает плетьИ истязает ей животИ топчет как медведьОна спала бы без негоСосала бы конфет…(И обожает оттогоЧто без маркиза своегоЕё на свете нет)«Амёба хрупкая моя!Моя ночная жбан!»«В неё внедряйся как копьёТопчи её, мой Жан!»Воняет плоть, смердит дерьмомО белозадый зверь!О Пелажи, ты жадный домХолодных сисек этажиВчера, всегда, теперь…Лимонов жил, Лимонов живЛимонов будет житьК своей невесте ПелажиМаркиз де Сад спешить…
«И вязкий Ленин падает туманом…»
И вязкий Ленин падает туманомНа ручки всех кают над океаном,И ржавый Маркс – заводоуправленияПрогрыз железо: рёбра и крепленияИ чёрный Ницше – из провала – крабомИ сонный Будда, вздутый баобабомИ острый я, как шип цветов колючихНа Украине призраков летучих,На Украине снов, где Гоголь с вязамиГде буки и дубы и рощи базами…Такие мы. А вы – какие?Мы – неземные. Вы – земные.
4 февраля 2003 года
Где-то НаташечкаПод тёплым мелким дождичкомИдёт сейчас босаяА выше над облакомГосподь играет ножичкомБлики на лицо её бросая«Бу-бу-бу-бу-бу-бу! Ба-ба-ба-ба-ба-ба!»– так поёт Наташечка нагаяВыпятила девочка нижнюю губуМёртвенькими ручками болтаяИ ножками тоже помогая…Поспешает в направленьи РаяМокрая Наташечка нагая.
«Когда-нибудь, надеюсь, в ближайшем же году…»
Насте
Когда-нибудь, надеюсь, в ближайшем же годуЯ к маленькому панку с улыбкой подойду– Долго мы не виделись, товарищ панк,Пойдёмте, погуляем (не против?) в зоопарк.Там умные пингвины и лица обезьянТам ходит волк красивый, как красный партизанЧто-то
