Солнце
Туч угрюмое скопленье, все в слезах, порою
мглистой,
Меч подъемля, рассеки,
Воссияй, о солнце, ярче! Пусть твой лотос
золотистый
Раскрывает лепестки.
Ты гремишь на звонкой ви́не, ты кудрями
засверкало;
В сердце лотоса укрыто то священное начало,
Что вселенной жизнь дало.
Чуть родился я, о солнце, ты, я знаю, отмечало
Мне лобзанием чело.
И твое лобзанье душу мне наполнило до края
Всесжигающим огнем.
Пусть твой скорбный лад раздастся, бесконечно
возникая
В песнопении моем.
Пробужденная лобзаньем, закипела кровь
смятенно,
Песнь безумная куда-то поплыла самозабвенно,
Исступленно поплыла,
И душа моя рыдала тяжело, неизреченно —
Боль насквозь ее прожгла.
Там души моей подобье, где костры твои зардели,
Им отвесил я поклон.
На брегах незнанья слышен звук божественной
свирели —
Ею сумрак побежден;
И душа свирелью стала, начинает песня литься,
Расцвели жасмины в рощах, водопад ревет-ярится,
Блещут сполохи сквозь тьму,
И с напевами свирели необорная струится
Жизнь по телу моему.
Жизнь моя – твоей частица, и плывет ладья мелодий
По стремнинам бытия.
Улыбаясь, ты решило, что в объятия природе
Попадет моя ладья.
И душа в лучах ашшина бьется, радуясь плененью,
Как на шефали росинки, где дрожат, сливаясь
с тенью,
Пятна солнечных лучей;
И лучи твои на волнах пляшут, пляшут,
к изумленью
Очарованных очей.
Из сокровищницы света ты мне дар приносишь
чудный —
Кто красу его поймет?
Что мое воображенье и души тайник подспудный
Свяжет узами тенет?
Создадут твои посланцы вязь волшебную узора.
Только альпона рисунок на земле сотрется скоро,
Станет гол вселенной дом —
Столь же быстро да промчатся смех и слезы,
скорбь и ссора,
Я не буду им рабом.
Пусть они соединятся с наступлением срабона
Под завесой дождевой,
В плеске листьев, в треске камня, в бубенцах
сребристых звона
Легкой влаги ключевой,
В пляске бешеной бойшакха, опьяненного грозою,
В час, когда веселый Васант[59] с нами делится казною,
Будто здесь он навсегда, —
А потом за окоемом все, что нам дано весною,
Исчезает без следа.
Солнце, солнце, в день осенний жизнь даешь ты
переливам
На свирели золотой.
Мир взволнован смехом, плачем, всем угрюмым,
всем счастливым,
Ярким светом и росой.
Песнь моя куда стремится, как отшельница босая,
Обуянная мечтою, отрешенно отвергая
Все, что в силах дать земля?
Не к тебе ль она явилась, беззащитно заклиная,
Света яркого моля?
Песнь мою прими скорее, отвори врата чертога,
Я молю – внемли же мне!
Ей даруй покой блаженный, да сгорит ее тревога
В очищающем огне.
Прочерти пробор вечерний алой краскою заката
И поставь алмазный тилак[60] песне, спетой мной
когда-то,
На задумчивом челе;
Пусть сольется вечер с гимном океанского раската
В надвигающейся мгле.
Как сердце оленье в чаще лесной,
К которому страх прикоснулся рукой,
В глухую пору ночную,
Когда темнота сгустилась вокруг,
Ложе мое дрогнуло вдруг.
Теперь до зари не усну я.
Чьи-то шаги… Чьи шаги в тишине
Послышались мне?
Иль то из незримого мира планет
Судьба моя с вестью спешит по дороге, во тьме
отыскав мой след?
Чьи-то шаги… Чьи шаги в тишине?
Кто этот путник, что чудится мне?
В страхе земля… Не Жестокий ли тот,
Тот Отрешенный – из дальнего края,
За собою дорогу стирая,
День изо дня идет?
А может быть, вечное бродит дитя,
Что от всего отказаться готово,
Бросает в стремнину потока шального
Сломанные игрушки, шутя?
Волю тайным мечтам давая,
Узы сна моего разрывая,
К беде ли зовет, к добру?
Хочет, быть может, вовлечь меня
в разрушительную игру?
Пусть же так будет, пусть!
Я не боюсь, не боюсь!
Так играл я не раз. – Все новое, знаю,
Строят, старое разбивая,
Путь потеряв, открывают неведомый,
Беды нам только кажутся бедами.
Знаю – из разорванных пут,
Шутя, для качелей веревки плетут.
Сколько блаженных минут дает
К небесам стремительный взлет!
В памяти стольких тысячелетий
Втайне богатства копятся эти!
Чьи-то шаги… Чьи шаги в тишине?
Слышатся мне
Опять и опять?
Не в моей ли груди раздаются? – Как знать!
Не доносятся ли с берегов океана смерти?
Узнаю их зов по какой примете?
Ужель мне уйти, разорвав оковы,
В край, которому нет названия?
О, кто ты, скажи, пришелец суровый,
С берегов расставания?
Не выбрать ли все ж по течению путь?
В разлуке страдающий, другом будь,
Поведай душе, открой —
В какую игру меня хочешь втянуть
Тревожной ночной порой?
Меня покидаешь ты вновь и вновь,
К празднику-встрече напиток готовь.
Чем нальешь чашу жизни пустую?
Когда шествуют звезды на сбор светил,
Путем заката, что еще не остыл,
На высь поднимаясь крутую,
Следом за ними дорогой той
Он уходит, все узы порвав за собой
(Каким, как узнать, движеньем?),
Разве шагов приближенье
Слышит он, разве сквозь тьму
Тот, кто остался за горизонтом, обращается и к нему?
Чьи-то шаги… Чьи шаги в тишине
На исходе дня
В груди у меня
Звучат, возникнув в ночной глубине?
«Не забуду», – сказал я глазам твоим, полным слез.
Прости, если забуду. Столько осыпалось роз
После того поцелуя, столько весен минуло,
Столько раз увядали цветы парула,
Чтобы вновь расцвести, а голуби в знойный час
Прилетали сюда, чтобы вновь улететь, – столько
раз…
Взгляд твоих черных очей
Первой любви посланье в душе моей
Запечатлел… Но на каждом слове твоем
И свет возникал, и тени скользили – день за днем,
И столько закатов слова твои покрывали
Золотом забытья, и столько ночей, что едва ли
Я счесть их могу, – писали по строчкам твоим
Что-то свое, понятное только им.
Рисуя, как дети, – и вкось и вкривь, – сменялись
мгновенья.
Не распутать, не разорвать эту сеть забвенья, —
Я бессилен, если оно овладеет мной…
Если ту весну я забуду этой весной
И светильник печали сюда не смогу донести,
Если пламя угаснет – прости.
Но знаю, что ты когда-то была.
Тогда и возникли песни, и не было им числа,
Они и сегодня звучат еще… В миг единый
Солнечный свет мне их подсказал, зазвенела ви́на,
И все это – взгляд твой… Я больше не встречу его,
Но в сердце моем осталось твое волшебство, —
Этот дивный мир и сегодня озаряет душу мою,
Безотчетную радость чашею полной пью.
Прости, если забуду… Но ты позвала меня
Сердцем когда-то. Во имя этого дня
Прощаю судьбе все горести, все печали,
Все, чем терзала, забыв, что было вначале,
Прощаю, что счастье мое обернулось бедой,
Что от жаждущих губ моих чашу с водой
Судьба отняла, и обманывала, и лишала силы,
И груженую лодку возле причала топила —
Все прощаю… А ты, ты уходишь в далекую даль.
Вспоминая твой облик, погружается вечер
в печаль.
Жизнь без друга в дому опустевшем не радостна,
не светла.
Больше всего благодарен тебе, что ты была.
