Смотрит в заросший кувшинками пруд.
Слышишь?… повеяло музыкой дальней…
Это фиалки цветут.
Вечер подходит. Еще ароматней
Будет дышать молодая трава.
Веришь?… Но трепет молчанья понятней
Там, где бессильны слова.
1898–1900
Власти грез отдана,
Затуманена снами,
Жизнь скользит, как волна
За другими волнами.
Дальний путь одинок
В океане широком
Я кружусь, как цветок,
Занесенный потоком.
Близко ль берег родной,
Не узнаю вовеки,
В край плыву я иной,
Где сливаются реки.
И зачем одинок
Путь на море широком -
Не ответит цветок,
Занесенный потоком
1898–1900
«Поля, закатом позлащенные…»
Поля, закатом позлащенные,
Уходят в розовую даль.
В мои мечты неизреченные
Вплелась вечерняя печаль.
Я вижу, там, за гранью радостной,
Где краски дня сбегают прочь,
На вечер ясный, вечер благостный
Глядит тоскующая ночь.
Но в жизни тусклой и незначащей
Бывают царственные сны.
Они к страдающей и плачущей
Слетят с воздушной вышины.
Нашепчут райские сказания
Ветвям акаций и берез
И выпьют в медленном лобзании
Росу невыплаканных слез.
1898–1900
«Горячий день не в силах изнемочь…»
Горячий день не в силах изнемочь.
Но близится торжественная ночь
И стелет мрак в вечерней тишине.
Люби меня в твоем грядущем сне.
Я верю, есть таинственная связь,-
Она из грез бессмертия сплелась,
Сплелась меж нами в огненную нить
Из вечных слов: страдать, жалеть, любить.
Еще не всплыл на небо лунный щит,
Еще за лесом облако горит,
Но веет ночь. – О, вспомни обо мне!
Люби меня в твоем грядущем сне.
1898–1900
«Светлое царство бессмертной идиллии…»
Светлое царство бессмертной идиллии,
Лавров и мирт зеленеющий лес.
Белые розы и белые лилии
В отблеске алом зажженных небес.
Кто это входит походкой медлительной?
Веспер играет над бледным челом.
Долог и труден был путь утомительный,
Вспомнишь ли здесь о скитанье былом?
Кто ты, несущий печать откровения,
Близкий и чуждый всегда для меня?
Вечер иль сон? Или призрак забвения,
Светлая тень отходящего дня?
В черной одежде – колючие тернии,
Лик твой измучен и голос твой тих.
Грустно огни отразились вечерние
В мраке очей утомленных твоих.
Странник, останься. Забудь о скитании.
Вечную жажду навек утоли.
Арфы незримой растет трепетание,
Море и небо сомкнулись вдали.
Падают руки в блаженном бессилии,
Сладкое душу томит забытье.
Розы и лилии, розы и лилии,
Млея, смешали дыханье свое.
1898–1900
О свет прощальный, о свет прекрасный,
Зажженный в высях пустыни снежной,
Ты греешь душу мечтой напрасной,
Тоской тревожной, печалью нежной.
Тобой цветятся поля эфира,
Где пышут маки небесных кущей.
В тебе слиянье огня и мира,
В тебе молчанье зимы грядущей.
Вверяясь ночи, ты тихо дремлешь
В тумане алом, в дали неясной.
Молитвам детским устало внемлешь,-
О свет прощальный, о свет прекрасный.
1898–1900
В бессмертном царстве красоты,
Где вечно дышит утро раннее,
Взрастают белые цветы,-
Их нет прекрасней и желаннее.
Два грифа клад свой сторожат,
Как древо жизни и познания.
И недоступен тайный сад,
И позабыты заклинания.
Но чьи мечты как снег чисты,
Тот переступит круг таинственный.
Там буду я. Там будешь ты,
О мой любимый, мой единственный!
Тебе, отмеченный судьбой,
Цветы, бессмертием взращенные.
И грифы лягут пред тобой,
У ног твоих, порабощенные.
1898–1900
Расстилает метель
Снеговую постель,
Серебристая кружится мгла.
Я стою у окна,
Я больна, я одна,
И на сердце тоска налегла.
Сколько звуков родных,
Голосов неземных,
Зимний ветер клубит в вышине.
Я внимаю – и вот,
Колокольчик поет.
То не милый ли мчится ко мне?
Я бегу на крыльцо.
Ветер бьет мне в лицо,
Ветер вздох мой поймал и унес:
– Милый друг, мой, скорей
Сердцем сердце согрей,
Дай отраду утраченных слез!
Не смотри, что измят
Мой венчальный наряд,
Что от мук побледнели уста.
Милый друг мой, скорей
Сердцем сердце согрей,-
И воскреснет моя красота.
Жду я. Тихо вдали.
Смолкли звуки земли.
Друг далеко, – забыл обо мне,
Только ветер не спит,
И гудит, и твердит
О свиданье в иной стороне.
1898–1900
Я уснула, когда бушевала метель
И, тоскуя, скрипела озябшая ель.
Я очнулась – и, слышу, – открылось окно,
И горячее утро впустило оно.
Вместо вьюги мне ветер весенний принес
Ароматы согретых жасминов и роз.
Но, внимая напевам и шорохам птиц,
Я поднять не могу отягченных ресниц.
Что-то тяжким свинцом налегает на грудь,
И нет воли усталой рукой шевельнуть.
Кто-то жаркой щекой прислонился к щеке,
Чей-то вздох прозвучал – и угас вдалеке.
– О, скажи, мой любимый, что сталось
с зимой?
Отчего вместо песни ее гробовой
Я вдыхаю лесных колокольчиков звон?
– Оттого что, – шепнул он, – ты грезишь
сквозь сон.
И молю я в слезах: – Мой любимый, ответь,
Отчего мне так больно и сладостно млеть?
Отчего так несказанно близок ты мне?
– Оттого что, – шепнул он, – ты любишь
во сне.
1898–1900
Ты лети, мой сон, лети,
Тронь шиповник по пути,
Отягчи кудрявый хмель,
Колыхни камыш и ель.
И, стряхнув цветенье трав
В чаши белые купав,
Брызни ласковой волной
На кувшинчик водяной.
Ты умчись в немую высь,
Рога месяца коснись,
Чуть дыша прохладой струй,
Звезды ясные задуй.
И, спустясь в отрадной мгле
К успокоенной земле,
Тихим вздохом не шурши
В очарованной тиши.
Ты не прячься в зыбь полей,
Будь послушней, будь смелей
И, покинув гроздья ржи,
Очи властные смежи.
И в дурмане сладких грез
Чище лилий, ярче роз
Воскреси мой поцелуй,
Обольсти и околдуй!
1898–1900
Тишина. Безмолвен вечер длинный,
Но живит камин своим теплом.
За стеною вальс поет старинный,
Тихий вальс, грустящий о былом.
Предо мной на камнях раскаленных
Саламандр кружится легкий рой.
Дышит жизнь в движеньях исступленных,
Скрыта смерть их бешеной игрой.
Все они в одеждах ярко-красных
И копьем качают золотым.
Слышен хор их шепотов неясных,
Внятна песнь, беззвучная, как дым:
"Мы – саламандры, блеск огня,
Мы-дети призрачного дня.
Огонь – бессмертный наш родник,
Мы светим век, живем лишь миг.
Во тьме горит наш блеск живой,
Мы вьемся в пляске круговой,
Мы греем ночь, мы сеем свет,
Мы сеем свет, где солнца нет.
Красив и страшен наш приют,
Где травы алые цветут,
Где вихрь горячий тонко свит,
Где пламя синее висит.
Где вдруг нежданный метеор
Взметнет сверкающий узор
И желтых искр пурпурный ход
Завьет в бесшумный хоровод.
Мы-саламандры, блеск огня,
Мы – дети призрачного дня.
Смеясь, кружась, наш легкий хор
Ведет неслышный разговор.
Мы в черных угольях дрожим,
Тепло и жизнь оставим им.
Мы – отблеск реющих комет,
Где мы – там свет, там ночи нет.
Мы на мгновенье созданы,
Чтоб вызвать гаснущие сны,
Чтоб камни мертвые согреть,
Плясать, сверкать – и умереть".
1898–1900
«Встречая взгляд очей твоих восточных…»
Встречая взгляд очей твоих восточных,
Я жду чудес несбыточного сна;
И близостью видений полуночных
Моя душа смятенная полна.
Я жду в преддверье тягостном и странном,
Я чувствую-немыслима борьба.
Алмазный путь к восторгам несказанным
Нам указует вечная судьба.
Спокойный взор вперяя в бесконечность,
Я вижу свет грядущей красоты.
Быть может – завтра, может быть – чрез
вечность,
Но, знаю я, меня полюбишь ты!
1898–1900
«Я хочу быть любимой тобой…»
Я хочу быть любимой тобой
Не для знойного, сладкого сна,
Но – чтоб связаны вечной судьбой
Были наши навек имена.
Этот мир так отравлен людьми,
Эта жизнь так скучна и темна.
О, пойми, – о, пойми, – о, пойми,
В целом свете всегда я одна.
Я не знаю, где правда, где ложь,
Я затеряна в мертвой глуши.
Что мне жизнь, если ты оттолкнешь
Этот крик наболевшей души?
Пусть другие бросают цветы
И мешают их с прахом земным,
Но не ты, – но не ты, – но не ты,
О властитель над сердцем моим!
И навеки я буду твоей,
Буду кроткой, покорной рабой,
Без упреков, без слез, без затей.
Я хочу быть любимой тобой.
1898–1900
«О божество мое с восточными очами…»
О божество мое с восточными очами,
Мой деспот, мой палач, взгляни, как я слаба!
Ты видишь – я горжусь позорными цепями,
