Отвечай: узрю ли скоро образ умершей Леноры?
Может, там, в Эдеме, взору он откроется светло,
В звуках ангельского хора он придет ко мне светло?"
Ворон каркнул: "Все прошло!"
"Хватит! Птица или бес ты – для тебя здесь нету места!-
Я вскричал. – В Аид спускайся, в вечно черное жерло!
Улетай! Лишь так, наверно, мир избавится от скверны,
Хватит этой лжи безмерной, зла, рождающего зло!
Перестань когтить мне сердце, глядя сумрачно и зло!"
Ворон каркнул: "Все прошло!"
Вечно клювом перья гладя, вечно адским взором глядя,
Когти мраморной Палладе навсегда вонзив в чело,
Он застыл, и тень ложится, и душе не возродиться
В черной тени мрачной птицы, черной, как ее крыло;
И душе из тени – черной, как простертое крыло,
Не воспрянуть… Все прошло!
Перевод Н. Голя, 1988
Очень вольный перевод ВАДИМ ВЯЗЬМИН "ЕГО ДОМ И ОН САМ" (Сказка для взрослых), Москва, "Художественная литература", 1988
Ворон.
Очень вольный перевод.
Раз под полночь дождик крапал,
Видно, черт погоду стряпал,
О, да так и не достряпал -
В стельку пьян лежит с тех пор.
Я корпел над старым томом…
Вдруг как будто нежно, томно
Зацарапал кто-то скромно,
Закорябал двери створ -
Только створ and nothing more* -
Только створ, ни на фиг мор.
Дверь открыл я – Черный Ворон,
Весь дверным пропитан створом,
Полуночный черный вор он,
Нагло начал разговор.
На наречье низкой черни
Подлый, злобный вран вечерний,
Каркнул гад, ругнувшись скверно,
Скрипнул, как ружья затвор:
"Фига с маслом, невермор!"
Я сказал: "Мне странно это,
Я скажу вам по секрету,
У меня терпенья нету
Слушать этот пошлый вздор!
Я шутить с тобой не стану,
Шутки мне не по карману.
Неприлично это врану
Нагло врать во весь опор -
Невер-невер-невермор!"
Но, блеснув отважно задом,
Ворон сел на бюст Паллады
И – откуда спесь у гада? -
Важно, всем наперекор,
Гонишь в дверь – в окно взлетает,
Сел на бюст и продолжает,
С идиотским видом грает,
Зол, коварен и хитер:
"Фига с маслом, невермор!"
В этом грае воронячьем,
Иногда как будто в грачьем,
То как в тявканье собачьем -
Бред сплошной, мура и вздор.
Я спросил: "Когда, паскуда,
Уберешься ты отсюда?"
И ответил мне иуда,
Полуночный черный вор.
Квакнул Ворон: "Невермор!"
И захрюкал по-свинячьи,
Загундел по-лягушачьи,
Пялясь на меня по-рачьи,
Важен, как тореадор…
Но не знал он, гадкий, злобный,
Что уже ворчать утробно
Не на век ему способно:
От террора за террор
Не уйдет он – невермор!
Уж в засаде кот мой верный,
Кот мой, что умен безмерно,
Кот, что всякой твари скверной
Не замедлит дать отпор!
Кот по полу распластался
И на гадкого бросался!
Каркнул Ворон: "Пощадите!
Отпустите на простор!"
Кот мурлыкнул: "Невермор!"
И когда меж мной и дверью
Полетели пух и перья -
Черный пух, такие ж перья,
Руки я к нему простер,
От кота его избавил
И на улицу отправил,
И ко мне уж больше в гости
Полуночный черный вор
Не заглянет – невермор!
____________________
* И более ничего (англ.).
По Э. А. Стихотворения. М., 1988
ВОРОН
В час, когда, клонясь все ниже к тайным свиткам чернокнижья,
Понял я, что их не вижу и все ближе сонный мор, -
Вдруг почудилось, что кто-то отворил во тьме ворота,
Притворил во тьме ворота и прошел ко мне во двор.
"Гость, – решил я сквозь дремоту, – запоздалый визитер,
Неуместный разговор!"
Помню: дни тогда скользили на декабрьском льду к могиле,
Тени тления чертили в спальне призрачный узор.
Избавленья от печали чаял я в рассветной дали,
Книги только растравляли тризну грусти о Линор.
Ангелы ее прозвали – деву дивную – Линор:
Слово словно уговор.
Шелест шелковый глубинный охватил в окне гардины -
И открылись мне картины бездн, безвестных до сих пор, -
И само сердцебиенье подсказало объясненье
Бесконечного смятенья – запоздалый визитер.
Однозначно извиненье – запоздалый визитер.
Гость – и кончен разговор!
Я воскликнул: "Я не знаю, кто такой иль кто такая,
О себе не объявляя, в тишине вошли во двор.
Я расслышал сквозь дремоту: то ли скрипнули ворота,
То ли, вправду, в гости кто-то – дама или визитер!"
Дверь во двор открыл я: кто ты, запоздалый визитер?
Тьма – и кончен разговор!
Самому себе не веря, замер я у темной двери,
Словно все мои потери возвратил во мраке взор. -
Но ни путника, ни чуда: только ночь одна повсюду -
И молчание, покуда не шепнул я вдаль: Линор?
И ответило оттуда эхо тихое: Линор…
И окончен разговор.
Вновь зарывшись в книжный ворох, хоть душа была как порох,
Я расслышал шорох в шторах – тяжелей, чем до сих пор.
И сказал я: "Не иначе кто-то есть во тьме незрячей -
И стучится наудачу со двора в оконный створ".
Я взглянул, волненье пряча: кто стучит в оконный створ?
Вихрь – и кончен разговор.
Пустота в раскрытых ставнях; только тьма, сплошная тьма в них;
Но-ровесник стародавних (пресвятых!) небес и гор -
Ворон, черен и безвремен, как сама ночная темень,
Вдруг восстал в дверях – надменен, как державный визитер
На плечо к Палладе, в тень, он, у дверей в полночный двор,
Сел – и кончен разговор.
Древа черного чернее, гость казался тем смешнее,
Чем серьезней и важнее был его зловещий взор.
"Ты истерзан, гость нежданный, словно в схватке ураганной,
Словно в сече окаянной над водой ночных озер.
Как зовут тебя, не званный с брега мертвенных озер?"
Каркнул Ворон: "Приговор!"
Человеческое слово прозвучало бестолково,
Но загадочно и ново… Ведь никто до этих пор
Не рассказывал о птице, что в окно тебе стучится, -
И на статую садится у дверей в полночный двор,
Величаво громоздится, как державный визитер,
И грозится: приговор!
Понапрасну ждал я новых слов, настолько же суровых, -
Красноречье – как в оковах… Всю угрозу, весь напор
Ворон вкладывал в звучанье клички или прорицанья;
И сказал я, как в тумане: "Пусть безжизненный простор.
Отлетят и упованья – безнадежно пуст простор".
Каркнул Ворон: "Приговор!"
Прямо в точку било это повторение ответа -
И решил я: Ворон где-то подхватил чужой повтор,
А его Хозяин прежний жил, видать, во тьме кромешной
И твердил все безнадежней, все отчаянней укор, -