Тех рос, что украшают изголовье И влажно мне от слез и от росинок трав,
И влажен, о, как влажен мой рукав!
Обе (агэута).
Мы из страны по имени Сагами. [Сагами - пров. на востоке о-ва Хонсю.]
Кого спросить, куда теперь итти? О, Тоотоми, не достигнутая нами,
О, бухта, где гуляют корабли! Мой челн скитания, плыви к реке Микава, [Микава - река в пров. Микава, на востоке о-ва Хонсю.]
Микава - то река, где восемь есть мостов, Где восемь есть мостов налево и направо,
Мостов, раскинутых, как лапки пауков. И вспоминаешь вмиг дворец, что там в столице,
В столице, что осталась вдалеке Когда же сон мне наконец о ней приснится?
О, если бы увидеть хоть во сне!
Служанка.
Вот наконец пришли - то будто Миядзаки, Та местность, что лежит в стране Хюга. Ты так сюда спешила... здесь мы спросим О пребываньи твоего отца.
II.
(Из шалаша раздается голос Кагэкиё).
Кагэкиё.
Сам запираю я сосновые ворота И в одиночестве я годы провожу Ах, света ясного глазам моим не видно Бег времени не различаем мной. Дремлю я тщетно в этой темной келье: В жару и холод мой наряд один, Мне не дает никто другой одежды. И вот скелет худой сквозь рубище сквозит.
Хор.
О, если-б ты ушел от суеты.
То твой рукав был в черный цвет окрашен. Но, смутой обуян, не знал смиренья ты,
И вот позор, ты одинок и страшен. И жалок мне твой исхудалый вид!
О, кто тебя, несчастный, пожалеет? Кто на тебя с участьем поглядит?
Нет никого, кто сделать то сумеет!
III.
Хитомару (в изумлении оглядывается на шалаш).
Вот удивленье... Тот шалаш из бамбука, Как будто бы там жить никто не должен, А чудным образом мне голос прозвучал. А, может, там живет старик убогий? От нас то далеко, - но кровля мне видна.
Кагэкиё.
Пусть мне не видно, что настала осень
Однако слышу я отсюда ветра шум, Но где, откуда дует он, откуда?
Хитомару.
Я не знаю...
Блужданья тщетные, пути не знаю я, И нет приюта мне, чтоб отдохнуть немного.
Кагэкиё.
Нет места в трех мирах, кругом одно лишь небо. [Три мира - мир страстей, мир желаний, Нирвана (буддийск.).] Кому задать вопрос? Откуда ждать ответ?
Служанка. (к Хитомару).
Послушай-ка, зайдем в шалаш и спросим.
(подходит к шалашу).
Кагэкиё.
Кто это там еще?
Служанка.
Не знаете ли вы, где пребывает ссыльный?
Кагэкиё.
Вы говорите, ссыльный. Кто же он? Как имя?
Служанка.
То Акуситибёэ Кагэкиё. То Таира вассал.
Кагэкиё.
А, слышал я как будто бы о нем, Но я с рожденья слеп И видеть мне его не приходилось... Я слышал, что ужасно он живет И что невольно жалость вызывает Но вы подробности спросите у других.
Служанка. (к Хитомару).
Как видно, здесь он больше не живет. Пойдем-ка вглубь страны и там расспросим.
(Уходит).
IV.
Кагэкиё.
Вот странно! Если б знал я, кто тут был! Быть может, дочь моя родная приходила...
(Пауза).
Однажды в местности по имени Ацуда В стране Овари был я - и тогда [Овари-пров. на востоке о-ва Хонсю.] С гулящей женщиной сошелся... И у нее ребенок родился. То девочка была - и я подумал: "На что она нужна", и отдал старшине В Камакура Камэ-га-э-га-яцу. И вот с отцом она обмолвилась словами И горевала, что не ведает отца...
Хор.
Хоть голос слышал ты, но облика не видел.
О, жалкий ты слепец, о, жалкий без конца! Ты имя не назвал, ты ей уйти позволил.
Дочь опечалить - не дала любовь отца!
V.
(Служанка и Хитомару снова показываются на сцене,
навстречу идет поселянин).
Служанка. (Поселянину).
Послушай, ты не будешь поселянин Из здешних мест?
Поселянин.
Селянин, говоришь. А вам его на что?
Служанка.
Не знаешь ли, где пребывает ссыльный?
Поселянин.
Ты "ссыльный", говоришь. А как его зовут?
Служанка.
Вопрос мой был об Акуситибёэ Кагэкиё. То Таира вассал.
Поселянин (указывая на шалаш).
Вы были там, в горе там есть лачужка. И разве не был там, в лачужке, человек?
Служанка.
Да, в той лачужке был слепой лишь нищий.
Поселянин.
Слепой лишь нищий! Кагэкиё то, Что спрашиваешь ты. Но что за странность?
(К Хитомару).
Когда сказал я "Кагэкиё" - ты, Я вижу, омрачилась оттого. Как звать тебя?
Служанка.
Твои догадки верны. Что дальше нам скрывать! То дочь Кагэкиё. Сказала, что хоть раз отца увидеть хочет И вот сюда из дальних стран пришла; Сказала, что во что бы то ни стало, А будет так. Так ты нас проводи И дай увидеться с Кагэкиё.
Поселянин.
Слов нету у меня. Она - дочь Кагэкиё.
(к Хитомару).
О, сердце успокой и выслушай меня. На оба глаза слеп стал Кагэкиё, Надежду потерял и опустился он И называется теперь "Кото из Хюга". Он подаяньем странников живет, Благодаря участью мне подобных
(к обеим).
Он жизнь влачит. И я подозреваю Что имя не назвал он вам из-за стыда За облик свои, так непохожий На то, чем в годы старые он был. Я провожу теперь вас до него И назову его я "Кагэкиё". Ведь имя то его, он должен отвечать.
(К Хитомару).
И вот тогда, лицом к лицу с ним ставши, О настоящем ты и прошлом расскажи.
(К обеим).
Ну, следуйте за мной.
VI.
(Они подходит к шалашу, и поселянин стучится в дверь).
Поселянин.
Эй, эй, ты здесь ли будешь Кагэкиё? Ты здесь ли Акуситибёэ Кагэкиё?
Кагэкиё.
Молчать, молчать! Тут люди с родины ко мне держали путь, Не то, что ты... И здесь меня искали... Однако же на это несмотря, стыдясь себя, Я отпустил их, имя не назвавши. О, горе, я позволил им уйти! Я имя не назвал, я сам себя стыдился. Да! Люди с родины вопрос мне задавали, Не то. что ты... О, от печальных слез, которым нет предела, Сгноился мой рукав. О, в этом мире все подобно сну... И мы недолговечны, мы во сне! И нынче понял я, что наше тело тленно, Что все мы спим, и в мире все, как сон И вот решил, что в этом грешном мире Нет Кагэкиё больше. И когда Зовешь ты Акуситибёэ Кагэкиё Слепца вот этого, который осознал, Что бренно тело наше, Что все мы, как во сне, и в мире все, как сон, Который уж решил, что в этом мире Нет Кагэкиё больше... вот когда Его ты Кагэкиё величаешь Что может он сказать? И больше даже: мое имя здесь. В стране вот этой...
Хор.
...Что зовут Хюга, Которую зовут "на солнце обращенной",
Ведь имя новое дала ему страна. Ты не назвал его по имени Хюга,
По имени страны "на солнце обращенной", Хоть думал ты, что больше никогда
В нем не пробудит Акуситибёэ Кагэкиё То имя, что к далеким дням зовет,
Когда при нем был лук, что брошен им в бессильи, Хоть думал он, что больше никогда,
В нем не пробудит гнев годов далеких имяОднако вот... опять рассвирипел!
Кагэкиё.
Но здесь живя...
Хор.
Но здесь живя, коль будет не любим
Он теми, кто дает, которым его жалко, То можно будет впрямь сравнить его с слепым,
Который потерял единственную палку. Прости ему те скверные слова,
Что он сейчас тебе промолвил в злобе, Сочти за слабость озлобленного слепца
И не сердись на бедного слепого!
Кагэкиё.
Совсем темно в глазах моих, однако...
Хор.
Совсем темно в глазах его, однако
По слову одному он знает мысль людей. Так и гора по ветру в соснах чует снег...
Но жалость! Ветер сон ее прогонит, А на яву цветов ей не видать.
Так он: по ветру в соснах понял: снег, И от напора ветра пробудился.
Но жалость, жалость! лучше б ему спатьВедь на яву цветов ему не видеть!
Так берег бухты слышит рокот волн, Что на скалистый берег набегают,
И знает: солнце покидает небосклон И час вечернего прилива наступает.
И так же он услышал рокот волн У своего забытого порога
И понял, что известно им, кто он, И что признанье неизбежно скоро.
Кагэкиё.
Я сам ведь Таира. Начну рассказ сейчас и вас потешу.
VII.
Кагэкиё (поселянину).
Как быть? Хочу просить теперь прощенья. Ты боль мне причинил, и я вспылил за то.
Поселянин.
Ну, ну... Свои ведь мы с тобою люди. Не стоит, незачем... А вот до нас Сюда к тебе не приходили нынче? Не спрашивали Кагэкиё здесь?
Кагэкиё.
Нет, нет... Спросили только вы, других людей не видел.
Поселянин. Э, полно, это ложь! Зачем скрывать тебе о том, что был ты спрошен? И точно, спрошен был ты той, что называлась Твоею дочерью. Ты слышишь, Кагэкиё? Из жалости ее к тебе привел.
(К Хитомару).
Скорей, иди к отцу.
Хитомару (подходя к отцу).
Сама к тебе пришла я... О, горе мне! Из дальних стран я шла, Терпела всю дорогу иней, дождь, Росу и ветер. О, как твердо было Мое намеренье к тебе сюда притти. Но всё напрасно... Горе! О, это ли отца любовь и жалость? О, это ли привязанность отца? Безжалостный!
Кагэкиё.
О, до сих пор скрывал я и таил... И думал - тайна то. Неужто все открылось? О, места нет для тела моего, Что в бренности своей росе подобно! О, вот позор! А ты? Твой облик, как цветок. И если только имя ты мое возьмешь,Напомнишь обо мне и навлечешь позор. Да, думал я о том, что вся ты, как цветок. А я бесславен стал и опозорен, И мир забыл меня. И если ты теперь Возьмешь мое запятнанное имя, Напомнишь обо мне - и на себя Позор и горе только навлечешь ты! Так думал я тогда и вам уйти позволил. Не упрекай меня!