Ознакомительная версия.
И боль понять, и через боль пройти.
И с болью, кровью, мясом вырвав гвозди из
ладоней,
Очищенную мою душу ладонями своими
обласкать,
И к роднику поэзии припасть губами жадными,
сухими.
И лоскуты души моей, чью плоть изрежут жизнь и
настроенья,
Лишь добротою обмерять, сшивая.
Дай силы говорить или молчать о том,
Чем сердце говорить или молчать повелевает.
И распинать себя на слово, рифмы, строки,
На боль и счастье полагаясь вновь,
И, возрождаясь через боль и муки,
И возносить, и воспевать любовь.
Синее небо безбрежное,
Стань колыбелью моей;
Облако хрупкое белое —
Нет одеяла нежней.
Нет колыбельной прекраснее
Радостных криков птиц.
Нет и не будет в помине здесь
Злых, равнодушных лиц.
Не состязаясь с вечностью,
Вечен ты сам – неба свод,
С радостью поднебесной
Воздух вьет хоровод.
Все в этот день так благостно,
Чисто и так светло…
Кажется, я бывала здесь
Когда-то очень давно.
Жизнью строкой написанной,
Я появлюсь здесь вновь,
Дочерью Бога Всесильного
Станет сегодня Любовь.
Галька – зернами невзросшего зерна,
Чайки в серо-белых палантинах.
Губками все впитаны до дна
Слезы девы Калемноса милой.
Тысячей проплыли облака, —
Стада их овечьего не счесть,
А слова еще звучат, слова —
Песня сердца с гордостью и честью.
Высушены днями русла губ,
Что словами нежными поют.
Сеть морщин не возвратит улов
Юных грез и сладких женских снов.
Вечность собрала по часу день,
И прервала птичьих крыл полет.
Те, кто слушали, уже ушли,
Но не петь – не петь она не может —
Песню, словно счастье, раздает.
И поет – чтоб слушали ветра,
И дышали расстояньем верст.
Людям песня – словно два крыла,
Ночи – лунной золотой каймой.
Для земли поет – чтоб быть траве,
Матери – заботой о дите.
Ласточке – как веточка в гнездо,
Счастью – чтобы было там,
Где быть должно.
Песни красота – чтоб цвесть цветку,
Путнику уставшему – чтобы нашел
в тени покой.
И для снов – чтобы присниться нам
с тобой.
Стихи – моя стихия.
Всем естеством ликую.
В стихии бредом – тело,
А в теле небред – духом.
Топорщатся, как кудри,
Словами глаз волнуя;
Мне в праздник ваши рифмы
И строки – поцелуем.
Перечеркнут банальность
Сокрытого бесчестья,
Чтоб возродиться сердцем
Моей щемящей чести.
Входя в поток природы,
Врываюсь в суть нежданно,
И вехи рифм упрямых
Показывают броды.
Стихом я исплетаю
Все мира узнаванье,
Как взрыв моя стихия
В процессе мирозданья.
Душа твоя, как эхо звонкой птицы,
Как тонкий дым елея в куполах природных;
Душой своей ты омывал жестокие
И грубые породы, отыскивая
Золотые зерна в сердцах из меди.
А если бы нашел – всем своим светом
Встрепенулся бы; и пестовал, и закрывал
От холода закатным покрывалом,
С рассветной думою своей бы клал
И, думая об этом крохотном зерне,
О поле бы мечтал пшеничном необъятном.
Твоя душа, как совершенство формы
Оливы листьев и лепестков жасмина,
Что плодоносят не плодами – миром,
Всей красотою мира, и окропляются
Благословленьем Божьим.
Рисунком крыльев твой размах очерчен,
Весенним шлейфом – радость за тобою,
И, чтобы о тебе писать, не надо средоточить
Нервы, лишь сердце отпускать свое с тобою.
И плачу я с тобою вместе, и слезы
расставляют
По местам все «лишь» и «как»,
И слово о тебе – молитвою,
И слово «лишь» становится большим,
Когда живет и озаряется тобою.
Мне милостью судьбы
Дано читать на небе строки,
Что с синью смешаны в горсти Его руки;
Поделены на линии ладоней,
И чувств значеньями разделены.
На солнце сыграны виолончелью моря,
Волнуя горизонт натянутой струны;
В них плещется души моей Свобода —
Святая птица из Его горсти.
Крылом своим смахнула рабства кокон,
В тесных его руках заржавели ключи.
Открыла двери мне туда моя Свобода,
Где главное – как яркий свет в ночи.
Дыханьем дня растворены оковы —
Покрои ложные моих земных одежд;
Теплом охвачено нагое, непреложное,
То, что Свободы голосом Любви творит
обет.
Господь мой Бог, не выстоять – не смею,
И, чтоб пороку душу не отдать,
коленопреклоненной
Быть, как Ты, сумею; молюсь, чтобы
услышать
Волю – Твою, и в ней смирение – своей
узнать.
Я буду кланяться, смиряя плоть и душу,
Читать молитву Честному Кресту,
И знать, что ненависть еще живет
на свете,
Но ненавидящих уже не сокрушу.
Так дай же нам той мудрости и чести,
Чтобы предстать перед Тобой не как
рабы;
И сил, чтобы суметь последнее отдать,
Если захочешь Ты.
«Ортодоксальная Эллада плени меня своею литургией…»
Ортодоксальная Эллада, плени меня своею
литургией,
И душу закричать заставь, и нищими своими на
паперти
Мне сердце разорви, и на коленях пред Христом
Венчай меня своею набожной рукой со всем
страданием людским.
И до, и ныне – распластанную мою душу в расход
пусти,
Все обращая в дух и слово своих псалмов.
И, умирая в Страстную пятницу с Христом, и дух,
и плоть мою
Разорванные на куски – прими, и верою своею
заново создай;
И дай воскреснуть мне той музыкой святой и
мелодичной,
Что в каждом сердце будет петь, и птицей белой —
Вестником любви – взлетит с твоей руки.
Рукой по волосам ведя,
Я вдаль смотрю
И с вечностью не спорю.
Лазури капля – я в узоре бытия,
Тебе – быть цвета глубиной позволю.
На море света рябь —
Лишь всплески настроенья,
Солнца – игра, и наслажденье – морю,
А ты – над морем – небо без конца,
Без края – нежность – этого не скрою.
Когда пройдет столетье вереницей,
Не смей дрожать и закрывать глаза —
На нашей глубине оно не отразится,
Мы – вечны: цвет и небо, ты и я.
Твоя душа вплелась в меня цветами,
С корней ее янтарный мед ловлю;
Лишь годы тела стеблем высыхают,
Но ярок цвет – его по вкусу меда узнаю.
Иду по кругу, лепестки считая,
И, кругом памяти тем становясь,
Я о начале бесконечном песнь пою.
В непреломленный цикл – в себя тебя
вбираю,
И голосом своим я эхо воскрешаю,
И голос твой в том эхе узнаю.
Неравнодушное лицо мое
Так трудно вывести теням из света;
Босая, с посохом стою.
Неравнодушием, как золотой монетой,
Ему я за ответ плачу на мой вопрос:
«Как сделать так, чтоб быть всегда поэтом?»
Чтобы руками-сучьями отважно простираясь к
небу
И, сбрасывая спелые плоды, мне в тот же миг
Ладонями крестьянских рук умелых
Все солнце отделить от кожуры.
Чтобы от блеска рыбьей чешуи глаза, сгорая,
Волною заливали пенной жар;
И рыбака зрачками свет играя,
От странных их сетей меня бы ограждал.
Чтоб быть вплетенной васильком – кусочком
неба —
В венок из ржи прекрасный косаря,
Чтобы, закинул голову и синь увидев,
Все небо сотворил бы из меня.
Быть тем иль этим, и – не знать покоя,
Быть миром, проникающим в миры;
Владеть и властвовать солнцем из кожуры,
Любовью ослепленными глазами рыбака
И неба синевою.
И жду я от Него ответ; так исступленно
Только может ждать поэт ответа на вопрос:
«Как вечно быть собою?»
Как сделать мне порок – порогом,
Чтобы, переступив его единожды,
Не соблазниться следом?
Какую тьму должна пожертвовать я Свету,
Чтоб видеть, слышать и дышать – душою,
И значит – быть поэтом.
Словно в зеркало, смотришься
пристально
И находишь себя во мне.
Что так ищешь жадно, неистово
В непорочном детском лице?
Может быть, твое продолжение —
отражение я приму? Удостаиваюсь
Высокой чести я, принимая любовь твою.
Кареглазая, теплоокая, где твои доброта
И грусть? Как наследием – дарами
Бесценными осыпаешь ты горсть мою.
И, в студеную стужу ненастную мимо
Зеркала проходя, я весну – тебя увидала,
Разглядев в ней частичку себя.
Руки – теплые, сердце – нежное,
Все – от той, что звалася Анною,
Той, что жизнь земную жила,
А любовью любила – царскою.
Марина.
Имя – в тебе иль в имени – ты,
И все одно – пучина.
Тверже воды агата – волной,
Воля – волна – Марина.
В сказанном слове – мыслью
до дна,
И вновь – грудью на скалы.
Знает: на скалы – обречена,
Но и волна – немало.
Душа, как птица, взлетит в
Ознакомительная версия.
