Деревенский праздник
На рубахе свежая заплатка.
Но сосед и выбрит, и умыт.
Из подмышки же крольчиха-матка
Деревенским праздничным подарком —
Длинноухим чучелом торчит.
Стол накрыт в саду. Стеснились скамьи.
Стулья креслу уступают путь.
Бабушку замшелую, как камни
Гор окрестных, под руки ведут.
С дерева ей рожи корчат внуки,
Торопясь обновки разорвать.
Безответные, родные руки
Не уронит больше праздно мать.
Все скорей ее несутся годы.
Не щадя мелькнувшей красоты.
В дочерях, как в зеркале, природа
Повторит отдельные черты.
В монотонном, сером дней потоке
Праздники — привалы на пути.
Весело накрыть ей стол широкий,
Каждого с улыбкой обойти.
Вспоминать рождения, крестины,
Загадать о свадьбе чьей-нибудь…
За пределы этих гор, долины
Ни любви, ни смерти не шагнуть.
Золотая полоска зари,
Поясок ослепительно-узкий.
Папиросу с утра закурить
Остро хочется крышам французским.
Но не топят каминов… Война.
Запустенье сиротское тыла.
Отступили назад времена,
Переправу в грядущее смыло.
И голодный сегодняшний день
По промерзшей шагает квартире.
За картофелем вглубь деревень,
— За печеным, горячим, в мундире —
Собираешься, как на пикник,
На хромающем велосипеде.
Это я или только двойник
Все глухими проселками едет.
По дороге есть роща одна:
Там деревья столпилися кругом
И не знают, что в мире война…
И мне каждое кажется другом.
«Два-три неснившихся мне сна…»
Два-три неснившихся мне сна
И струн, нетронутых на лире,
Порою жаль… Душа больна
Тоской о невозникшем мире.
Расклеванные семена,
Могли б и вы взрасти на воле!
Душа — бездетная жена —
Иную приняла бы долю.
Пусть без страданий и без слез
Нам ни один немыслим опыт, —
Не так бы солнце грело, рос
Прибоя иначе бы ропот.
И совершенней, и полней
Земля б и небо отразились
Там, в тайниках души твоей,
Сплетеньем вымысла и были.
I. «Былое — вырубленный сад…»
Былое — вырубленный сад,
Где пни, обрубки и могилы.
И все мучительней разлад
Меж тем, что есть и тем, что было.
И уцелевших не узнать,
И встречи, словно расставанья…
Возьмешь знакомую тетрадь —
Чьи тут пометки, восклицанья?
Каких пришельцев карандаш
По милой проходил странице?
Вот этот завиток — «не наш»,
Вовек с ним сердцу не сродниться!
Когда же все-таки найдешь
Черту нетронутую, слово —
С какой к ним жаждой припадешь —
Вернуться к прежнему готова.
II. «Ну что ж, и это… Пережить…»
Ну что ж, и это… Пережить
Пришлось и так уже не мало.
Еще одна порвется нить,
Что связывала и держала.
И не промолвишь: «Все равно»,
Ты про себя… Лишь пред другими
Захлопнешь наглухо окно.
И навзничь… едкими, скупыми…
III. «Все больше тем запретных между нами…»
Все больше тем запретных между нами.
Все чаще мы молчим.
Услужливая память жжет, как пламя,
Томит былым.
Что от надежд тебе еще осталось, —
Спросить нельзя.
Мне плечи сгорбила мучительная жалость,
Перстом грозя —
Не трогать брешь, как в комнату больного,
На цыпочках входить.
Чтобы сберечь до времени иного
Живую с детства нить.
«Здесь жизнь прошла и продремала…»
Здесь жизнь прошла и продремала,
Как на лежанке старый дед.
Весна… Зима… Опять сначала…
Забор все тот же и сосед.
Ленивых петухов тревога,
Собак беззубых мирный лай.
Селенье тесное. Дорога.
О ней не думай, не желай!
Она не любит запоздалых, —
Случайный странник ей не мил.
Меж душ и дел глухих и малых
Ты слишком долго прогостил.
О, город юности моей,
И вы, друзья далеких дней —
Сновидцы, чудаки, поэты!
И ты, славянская земля,
Где пела и томилась я,
Мечтой несбыточной согрета!
Рассеялись, давно ушли
Друзья… В тумане и пыли
Былое навсегда сокрылось.
Всем нам был разный жребий дан.
Войны смертельный ураган
Промчался… Жизнь остановилась
Для слишком многих…
«В рассветном пеньи петухов…»
В рассветном пеньи петухов,
В часы предутренней тревоги,
Мне чудится умерших зов
С их, нам неведомой, дороги.
О, голос побывавших «там»,
С его томящей сердце нотой,
Что хочешь ты поведать нам,
Сквозь сумрак утра и дремоту?
Как встарь, они на нас глядят
Глазами прежними, родными.
Нерасторжим и вечно свят
Союз исчезнувших с живыми.
«Лоскуток позабытого платья…»
Лоскуток позабытого платья,
Сколько будишь ты образов, дум!
Вот — былое раскрыло объятья, —
Слышишь крыльев исчезнувших шум?
Всех, кого ты когда-то любила,
Потеряла в назначенный срок,
Возвращает негаданно милый,
Полинявший давно лоскуток.
«У беспомощных и беспечных…»
У беспомощных и беспечных
Неизменно все мимо рук:
На охоте — одни осечки,
В огороде — сплошной лопух;
Сеть рыбачья — узлы и дыры,
Паутина в углу, как сеть,
И удел бесприютно-сирый,
Словно по миру гонит плеть.
«Дул с моря ветер. Пальмы шелестели…»
Дул с моря ветер. Пальмы шелестели
И гул стоял в разбуженном саду.
И, надрываясь, петухи пропели,
Что близок полдень, — полдень наш в аду.
И ты пришел, и ревностью, и мукой
Тот летний день, как ядом напоил.
Жег поцелуй заломленные руки
И долгий взгляд искал и холодил.
И тяжба длилась. И, непоправимо
Разъединяя, падали слова…
Стих ветер. Ураган промчался мимо, —
Лишь сломанная ветка и трава
Измятая о нем еще твердили,
Да мы с тобой, в молчаньи ледяном,
Навек чужие, нашу пытку длили
Сверкающим уже смиренным днем.
«Мы — две реки, текущих врозь…»
Мы — две реки, текущих врозь
К морям безбрежным и различным.
Но и сквозь боль, и злобу сквозь,
Усмешкой скрытою приличной,
Вдруг проступает иногда,
В минуту гибельного спора,
Тоска по вольному простору
Твоей земли. И вот тогда
Внезапно я воображаю
Мне незнакомые поля
И сельский дом, и дома с краю
Тоскующие тополя, —
Мир невозможный и чудесный,
Твою питающий мечту,
Иную, лучшую, не ту,
С которой я сквозь жизнь пройду
В обличьи странницы безвестной.
«Любви непринятая лепта…»
Любви непринятая лепта
В руке осталась навсегда.
Лишь дружбы узенькая лента
Связала горькие года.
Бок о бок, рядом, близко, розно,
Ни разу настежь, напролом!
И даже ждать награды поздней
Нельзя за дальним, за углом.
Все, что другому было б мало,
Тебе хватило до конца.
Ведь ты и так, — сквозь покрывало,
Знал наизусть черты лица.
«На многое легла епитрахиль заката…»
