Сто грамм
Злой рок меня не остановит.
И пусть судьба не прекословит.
Перчатку брошу я богам,
Когда приму всего сто грамм.
Ее голос призывно звучит.
Я чешу ее за ушком слегка.
Нежно кошка моя мурчит,
Лениво потягивая бока.
Я бережно глажу ее шерстку.
Сладостно жмурит она глаза
И пружинисто гнет полосатую спинку,
Когти выпустив отнюдь не со зла.
Кошка любит меня взаимно.
Но больше любит она котов.
Тут уж поделать ничего невозможно.
Я к ее похожденьям готов.
Пусть гуляет, пока гуляется.
Я один поживу пока.
Хорошо, что она всегда возвращается,
Хоть с приплодом, но наверняка.
Меня топтало волчье стадо
Самонадеянных ослов —
За расхождение во взглядах,
За подрывание основ.
Они и рвали, и кусали,
Да только зубы обломали.
Энтузиастка завела на кухне кактус —
Зеленый, сочный, смачный и живой.
Но с кактусом случился странный казус:
Он сохнуть стал унылою ботвой.
Навозом почву крепко удобряя
И сыпля гору супер-витаминов,
Зуд материнства страстно утоляя,
Она на кактус лила сок из апельсинов.
Она его колючки подстригала.
Он ежился, он чах, он увядал.
Она его усердно поливала.
Он морщился, молчал и умирал.
Она его побрызгала лекарством.
Он пожелтел, совсем лишился сил.
Таким упрямством и таким коварством
Он возмутил ее, обидел, рассердил.
Она его в слезах увещевала:
«Не притворяйся, что болеешь ты, хитрец!
Я столько сил в стараньях потеряла!
Неблагодарный! Притворяшка! Огурец!»
Она его как овощ презирала,
Но бросить не могла: ведь столько сил забрал!
А посему – обидой кактус уязвляла.
И день за днем на кухне был скандал.
Однажды в гости к ней зашла подружка
И, тронув кактус нежною рукой,
Сказала просто, нежно, ненатужно:
«Забавный!». И взяла с собой.
Поставила беднягу дома на окошко,
И молвила: «Теперь на солнышке ты будешь долгожданном».
Она полюбовалась кактусом немножко.
И доходяга вдруг расцвел цветком желанным.
Зима. Снегири прилетели.
Искрится ледок над рекой.
Гитарные струны запели
Под тонкой твоею рукой.
Волшебная дивная дымка
Окутала все за окном.
Засыпана снегом тропинка.
Стоит одиноко твой дом.
Чудесно звенят переборы
Гитары усталой твоей.
И мысли твои, как узоры,
Сотканные сказкою фей.
А где-то вдали за рекою
Живет твой не встреченный друг.
И тоже он грустен порою,
И нет ни друзей, ни подруг.
А годы летят, как снежинки,
И тают бесследные дни.
На ветках замерзшей рябинки
Задорно свистят снегири.
На работе маета,
Грустная картина:
Взгляд не видит ни фига,
Тошно без причины.
Взять бы за руку судьбу
И, другим в науку,
Изменить бы всем подряд
Просто так, со скуки.
Но не все любви хотят:
Заняты делами,
Суетятся, мельтешат
Прямо пред глазами.
С кем обняться в три руки?
С кем поцеловаться?
Нет, вокруг все дураки.
Некому отдаться.
…Да что там – «гибнет парк»!
Строители покруче
Руководят работой из Кремля.
Россию изнасилуют получше
И отдыхать уедут за моря.
Я ночью засыпаю, твоей любовью пьян.
И утром просыпаюсь меж солнечных полян.
Но днем берут сомненья: а вдруг любовь обман?
Иллюзии все тают, как утренний туман.
А если твое чувство – не чувство, а расчет?
Не сделать бы ошибку, не допустить просчет!
Вдруг яд в твоей улыбке и ты бесстыдно врешь?
Коль в сердце не заглянешь, то в душу не войдешь.
А вдруг ты не родная? Исчезнешь, как мираж?
Иль холодом жестоким впоследствии обдашь?
Вдруг ведьмой затаилась, лелеешь зло и ложь?
И мстительной изменой ударишь, словно нож?
Я мучаюсь в сомненьях, терзаюсь и боюсь.
А вдруг от недоверья с тоскою застрелюсь?
Но ночью вновь безумство: я нежен, страстен, рьян.
И утром отдыхаю средь солнечных полян.
Собратья по перу! Любезные поэты!
Стихами побороть решили вы врага.
Ещё – голосовать. Я одобряю это,
Но больше верю в силу топора.
Самое трудное в жизни – увидеть;
Вроде бы – просто, глаза не на лбу.
Я не хочу никого тут обидеть —
Ни мудреца, ни царя, ни балду.
Слепы мы все от рожденья до смерти,
Тычемся словно слепые щенки.
Лики чужие плывут в круговерти,
Не помогают монокль и очки.
Пялимся, тужимся пристальным взором,
Чтоб за витриной почувствовать дар.
Глазки и губки, бюстгальтер с узором…
Мы лицезреем лишь внешний товар.
Мимика, жесты, слова и молчанье
В образе милом нас вводят в обман.
Чувственность, вдруг окатив колыханьем,
Всех загоняет в любовный туман.
Вскоре прозренье реальностью входит.
Гневом пылает взаимность обид.
Мы от прозренья к презренью приходим,
Пеплом развеяв страдания стыд.
Я больше не поверю никому,
Не потому, что верить это глупо.
А просто не охота самому
В петлях надежды стать живущим трупом.
Жил на свете славненький Дракоша.
Был он шибко тихий, милый и хороший.
В ВУЗе дюже умным слыл, неслабым эрудитом.
Вскоре стал ученым, прогрессивным, знаменитым.
Встретилась ему прекрасная принцесса.
Втрескался он так, что не находит себе места.
Ходит наш Дракоша, словно пьяный бобик;
Сделался задумчив, грустно морщит лобик;
Пышет жаром и вздыхает от любви истомы.
Прочие симптомы каждому знакомы.
А принцесса-дива молвит так игриво:
«Слишком ухажерчик страшный, не красивый».
И ушла принцесса в солнечные дали.
И погиб Дракоша. Сдох он от печали.
А у басни этой есть мораль простая:
Если ты Дракоша, убежит любая.
Да, умирают телом люди все,
И даже гении, живущие как боги.
Бессмертна мысль, дарующая свет,
И дух, глядящий ввысь, а не под ноги.
В левую руку возьму я привычную клавку,
В правую – мышку и в комнате выключу свет.
Не привлекают меня ни авто, ни бутылка.
Я у компьютера в рабстве уже много лет.
Щелкну по клавише, словно курком, весь на взводе,
Стрелки забью и двоично ускорю игру.
Стал я как гений: велик, всемогущ и свободен.
Байтово-битно я насмерть врагов замочу!
Жениться —
Это вам не в бане помыться.
* * *
Если уж жениться,
То на такой, чтоб не хотелось застрелиться.
* * *
Монах с монахиней поженились,
Да вдвоем и утопились.
* * *
Я женщину славлю, которая есть,
Но трижды – которая будет!
На даче Пчелка варенье варит,
Свой бюст открывши для Трутня взора.
А тот пыхтит и слюнки пускает,
Забыв обо всём, даже про Рабиндраната Тагора.
Жужжит тревожная пчела.
Она меня весь день кусала.
И в ночь не спит, хотя устала,
Зудит и в брюшке прячет жало,
И машет крылышками, тля.
Она слюною брызжет зря
И что есть сил меня ругает,
Себя же – эльфой представляет,
Возмущена, изнемогает,
Нектаром дышит на меня.
Она пищит, что я ленив,
Что глуп, как трутень, молчалив,
Нерасторопен, некрасив
И почему-то не ревнив,
И подозрительно спокоен.
Возможно, я неладно скроен,
Неповоротлив, не достоин
Ее – принцессы! Нам обоим
Нет счастья. Жаль, что я не воин;
Я отвернулся и – заснул.
А пчелка рухнула на стул
В усталом тихом утомленье
От безнадеги невезенья.
Теперь – конец стихотворенью.
Мораль я ловко развернул…
