Неземля - Мария Семеновна Галина

Рыба в омуте плеснет,

веткой дерево махнет,

скрипнет гравий под ногой —

не печалься, дорогой.

Стынет чайник на столе,

кто-то ходит по земле,

кто-то с веток воду льет,

спать ребенку не дает.

Расшумелись как на грех

абрикосы и орех,

а в ночных морях кефаль

тусклым взглядом смотрит вдаль.

Не печалься, милый мой, —

я сейчас приду домой,

чтобы тот, кто здесь ходил,

нас с тобой не разбудил.

Видишь, он бредет в траву,

где бурьян цветет во рву,

мимо дома, мимо сна,

О чем ты плачешь, бедный гой, — июльский зной что мед,

А ты, небритый и нагой, каких бежишь тенет?

Уходит вдаль бульвар, пропах густым сияньем лип,

И облака горячий пах к акации прилип.

Мерцает водяная пыль на городских часах,

И горлиц любострастный пыл вскипает в небесах...

Ужель в дегтярную жару тебе не по нутру,

Что город синий поутру и алый ввечеру,

Что парус роется, кренясь, в соленом неглиже,

И ты сидишь, как некий князь, весь в золотой парше?

О чем я плачу, не пойму, но ведаю кому —

Я плачу Господу в суму и городу всему,

Кому я плачу, бедный гой, мишигинер аскет,

О том, что жизни нет другой, и этой — тоже нет.

С небес течет густая мгла, стекает, как смола,

И молодость моя прошла, и жизнь моя прошла,

И ветр пылающий бежит из черноты степной —

О сжалься, Господи, скажи — что делаешь со мной!

Свалялся тополиный пух, вечерний свет потух,

И к ночи повелитель мух выводит трех старух.

Идут, бредут мешки костей, корявые тела,

А та, что тащится в хвосте, любовь моя была.

Сиди себе в саду под сенью влажных кущ

За праздничной едою,

И не гляди туда, где копошится хрущ

Личинкой в перегное.

Ты помидоры ешь, и хлеб, и колбасу,

Ты зелень ешь и сало

И отгоняешь прочь ленивую осу

От краешка бокала.

Он корчился во тьме и корни грыз травы,

И не желал иную пищу,

Но вот он вбился в свод ударом головы

И вышиб это днище.

Он белый и слепой, его никто не ест,

А лишь глазастых тварей,

Но он встает, чуть тронет Божий перст

Запущенный гербарий.

Он будет майский жук, когда придет в себя,

Порвав свои оковы,

Он отрастит крыла (прощай, семья)

Из кожного покрова,

Он станет сам собой, и в дальние края,

Бежит он дикий и суровый...

Иоанн ступает по горячему песку,

Сидит на горячем холме,

Подтирается черт-те чем (скорее всего, плоским камнем),

Ест Бог знает что

(Скорее всего, саранчу, но не побрезговал бы и хрущом),

И вкусовые пристрастия здесь ни при чем —

Ему просто не до того.

Ему надо успеть все обдумать — какая уж тут еда?

У него болит голова,

Особенно в области третьего шейного позвонка.

Зной воздвигает свои зеркала,

Утюжит волны песка,

Иоанн замечает жука...

— Съешь меня, — говорит жук, — чем я хуже твоих акрид?

Я, — говорит, — точно ангел, чешуекрыл,

Жесткокрыл я, — говорит, — меднообут, рогат...

Я, мол, сюда летел над страшной водой,

Волны лизали мои надкрылья, ветер трепал,

Звездная соль, — говорит, — блестит на моих крылах...

— Вижу, — говорит Иоанн, — грозен ты и красив,

Смертен и слаб, фасеточен и умен...

Еще я вижу, как вдалеке встает

Чудный город, в который нам нет пути,

Белые камни, плющ ползет по стене,

Ветер шумит в оливах, лижет траву...

Третью ночь я вижу его во сне,

Третий день он мерещится наяву...

Извини, — говорит, — голова у меня болит,

Шея болит вот здесь, должно быть, ее отлежал

Вон на том жестком камне, не волнуйся, это пройдет,

Соль разъела глаза, — говорит, — язык мой распух...

Видишь, — говорит Иоанн, — солнце ушло в зенит,

В огненных спряталось облаках,

Страшно мне, — говорит Иоанн, — что-то в ушах звенит,

Точно браслеты на чьих-то тонких руках.

Что я теперь скажу, как я теперь смогу,

Как я теперь пойду с таким-то звоном в ушах?

Жук говорит, — Ничего, вот я перед тобой,

Ты подкрепи себя, а потом пойдешь,

Вон, говорит, твой посох подле камней,

Кто же, кроме тебя, не побрезгует мной...

— Да, — говорит Иоанн, — в общем, оно все так...

Только ты знаешь, лучше еще чуть-чуть

Здесь я побуду, попробую-ка вздремнуть,

Может, оно пройдет, знаешь, по вечерам

Тут не так уж и плохо, вот только этот хондроз...

Надо б не камень под голову, а песок.

Иоанн говорит, — Закроем этот вопрос.

Иоанн говорит жуку, — Лети отсюда, дружок.

Тополевой моли кисея,

мокрецы, ночницы, комары

у тепла толкутся, у жилья,

залетают в сонные дворы.

Воздух — как тяжелая вода,

все лежат у