СТИХОТВОРЕНИЯ, ИСКЛЮЧЕННЫЕ ИЗ ПЕРВОГО ИЗДАНИЯ "САДОВ"
Где отцветают розы, где горит
Печальное полночное светило,
Источник плещется и говорит
О том, что будет, и о том, что было.
Унынья вздохи, разрушенья вид,
В пустынном небе облаков ветрила…
Здесь, в черных зарослях, меж бледных плит
Твоей любви заветная могила.
Твоей любви, поэт, твоей тоски…
На кладбище, в Шотландии туманной,
Осенних роз лелея лепестки,
Ей суждено остаться безымянной
И только вздохам ветра передать
Невыплаканной песни благодать!
Фонарщик с лестницей, карабкаясь проворно,
Затеплил желтый газ над черною водой,
И плещется она размерно и минорно,
И отблеск красных туч тускнеет чередой.
Там Бирона дворец и парусников снасти,
Здесь бледный луч зари, упавший на панель,
Здесь ветер осени, скликающий ненастье,
Срывает с призрака дырявую шинель.
И вспыхивает газ по узким переулкам,
Где окна сторожит глухая старина,
Где с шумом городским, размеренным и гулким,
Сливает отзвук свой летейская волна.
Был пятый час утра, и барабанный бой
Сливался с музыкой воинственно-манерной.
Он вел гвардейский взвод и видел пред собой
Деревья, мелкий снег и Замок Инженерный.
Желтела сквозь туман ноябрьская заря,
И ветер шелестел осенними шелками.
Он знал, что каждый день летят фельдъегеря
В морозную Сибирь, где звон над рудниками.
Быть может, этот час, отмеченный судьбой,
И он своих солдат неправильно расставил,
И гневно ждет его с трясущейся губой
На взмыленном коне Самодержавный Павел.
Сослать немедленно! Вот царственный приказ!
И скачет адъютант с развернутой бумагой
К нему. А он стоит, не поднимая глаз,
С запятнанным гербом и сломанною шпагой.
"Здорово, молодцы!" Ответный крик в ушах,
Курносое лицо сквозь частый снег мелькнуло.
До завтра — пронесло! И отлетает страх
С торжественной волной приветственного гула.
СТИХОТВОРЕНИЯ, ДОБАВЛЕННЫЕ ВО ВТОРОЕ ИЗДАНИЕ "ВЕРЕСКА"
Оттепель. Похоже
На то, что пришла весна.
Но легкий мороз по коже
Говорит: нет, не она.
Запах фабричной сажи
И облака легки.
Рождественских елок даже
Не привезли мужики.
И все стоит в "Привале"
Невыкачанной вода.
Вы знаете? Вы бывали?
Неужели никогда?
На западе гаснут ленты,
Невы леденеет гладь.
Влюбленные и декаденты
Приходят сюда гулять.
И только нам нет удачи,
И губы красим мы,
И деньги без отдачи
Выпрашиваем взаймы.
О расставаньи на мосту
И о костре в ночном тумане
Вздохнул. А на окне в цвету
Такие яркие герани.
Пылят стада, пастух поет…
Какая ясная погода.
Как быстро осень настает.
Уже пятнадцатого года.
Пустынна и длинна моя дорога,
А небо лучезарнее, чем рай,
И яхонтами на подоле Бога
Сквозь дым сияет горизонта край.
И дальше, там, где вестницею ночи
Зажглась шестиугольная звезда,
Глядят на землю голубые очи,
Колышется седая борода.
Но кажется, устав от дел тревожных,
Не слышит старый и спокойный Бог,
Как крылья ласточек неосторожных
Касаются его тяжелых ног.
Над закатами и розами —
Остальное все равно —
Над торжественными звездами
Наше счастье зажжено.
Счастье мучить или мучиться,
Ревновать и забывать.
Счастье нам от Бога данное,
Счастье наше долгожданное,
И другому не бывать.
Все другое только музыка,
Отраженье, колдовство —
Или синее, холодное,
Бесконечное, бесплодное
Мировое торжество.
1930
Глядя на огонь или дремля
В опьяненьи полусонном —
Слышишь, как летит земля
С бесконечным, легким звоном.
Слышишь, как растет трава,
Как жаз-банд гремит в Париже
И мутнеющая голова
Опускается все ниже.
Так и надо. Голову на грудь
Под блаженный шорох моря или сада.
Так и надо — навсегда уснуть,
Больше ничего не надо.
Синий вечер, тихий ветер
И (целуя руки эти)
В небе, розовом до края, —
Догорая, умирая…
В небе, розовом до муки, —
Плыли птицы или звезды
И (целуя эти руки)
Было рано или поздно —
В небе, розовом до края,
Тихо кануть в сумрак томный,
Ничего, как жизнь, не зная,
Ничего, как смерть, не помня.
1930
Душа черства. И с каждым днем черствей.
— Я гибну. Дай мне руку. Нет ответа.
Еще я вслушиваюсь в шум ветвей.
Еще люблю игру теней и света…
Да, я еще живу. Но что мне в том,
Когда я больше не имею власти
Соединить в создании одном
Прекрасного разрозненные части.
Не было измены. Только тишина.
Вечная любовь, вечная весна.
Только колыханье синеватых бус,
Только поцелуя солоноватый вкус.
И шумело только о любви моей
Голубое море, словно соловей.
Глубокое море у этих детских ног.
И не было измены — видит Бог.
Только грусть и нежность, нежность вся до дна.
Вечная любовь, вечная весна.
Напрасно пролита кровь,
И грусть, и верность напрасна —
Мой ангел, моя любовь,
И все-таки жизнь прекрасна.
Деревья легко шумят,
И чайки кружат над нами,
Огромный морской закат
Бросает косое пламя…
Перед тем, как умереть,
Надо же глаза закрыть.
Перед тем, как замолчать,
Надо же поговорить.
Звезды разбивают лед.
Призраки встают со дна —
Слишком быстро настает
Слишком нежная весна.
И касаясь торжества,
Превращаясь в торжество,
Рассыпаются слова
И не значат ничего.
1930
Я слышу — история и человечество,
Я слышу — изгнание или отечество.
Я в книгах читаю — добро, лицемерие,
Надежда, отчаянье, вера, неверие.
И вижу огромное, страшное, нежное,
Насквозь ледяное, навек безнадежное.
И вижу беспамятство или мучение,
Где все, навсегда, потеряло значение.
И вижу, вне времени и расстояния, —
Над бедной землей неземное сияние.
1930
Теплый ветер веет с юга,
Умирает человек.
Это вьюга, это вьюга,
Это вьюга крутит снег.
"Пожалей меня, подруга,
Так ужасно умирать!"
Только ветер веет с юга,
Да и слов не разобрать.
— Тот блажен, кто умирает,
Тот блажен, кто обречен,
В миг, когда он все теряет,
Все приобретает он.
"Пожалей меня, подруга!"
И уже ни капли сил.
Теплый ветер веет с юга,
С белых камней и могил.
Заметает быстро вьюга
Все, что в мире ты любил.
1930
