Загранщики
Нас нет в «сейчас». Мы просто отголоски
Друг друга, памяти, скользящих лет,
Фигурки из расплавленного воска,
Глядим не вдаль, а прошлому вослед.
Сродни вещам, мы тянемся к покою,
Марая безымянные листы,
Чтоб, скомкав мысли, затыкать собою
Покатое пространство пустоты.
Словами безначальность отражая,
Используя творительный падеж,
Мы жаждем невещественного рая,
Переступая мысленный рубеж,
Предчувствуя за смертью измеренье,
Наполненное истиной до дна.
Нас больше нет в условности мгновенья —
Мы там, где захлебнулась глубина.
Моё краеугольное окно
Глотает грязь, внезапный запах странствий.
Уткнувшись вдаль, оно обречено
Горбатым носом вспарывать пространство.
С безумным капитаном на борту
Голландец в двадцать семь квадратных метров
Высотки задевает на лету,
Придерживаясь курса – против ветра.
В его владеньях – весь надлунный мир,
Созвездия невидимой Вселенной,
Среди обычных питерских квартир
Он полон первобытных откровений.
Крылатый призрак с каменным лицом
Сверкает светло-серыми глазами.
Я подпираю запотевшим лбом
Окно, граничащее с небесами.
Закат дотлел, спустилась ночь, сгустилась тьма
Закат дотлел, спустилась ночь, сгустилась тьма.
Опять один, дым сигарет, зима-зима…
Слова мертвы, горит торшер и горек чай,
Моя любовь, мои мечты, моя печаль…
И вновь курить, и мыслей нет, ещё виток —
Тоски моей, любви моей… Зажгись, восток!
Когда с домов, ворча, спадёт ночная тень,
Душа вздохнёт, затем взгрустнёт… И новый день…
Кто не любил, тот так и не поймёт,
Как мир живёт.
Как дождь, стеной надвинувшись с утра,
Обильно поит землю.
Как внемлют
Небу облака.
И как река
В ночи играет переплеском.
Как озаряет алым блеском
Твой дом мечтательный закат,
Как звёзды говорят
Между собой – полночные подруги,
И питерских мостов смурные дуги
Вдруг изменяют строгий вид…
Как сердце – стонет и дрожит,
Выстраивая вереницы планов,
Как воздух – ароматом пряным —
Надеждой тёплой напоён.
И кажется: весь мир влюблён
В того, кто здесь, сейчас, пока ещё живёт…
Кто не любил, тот так и не поймёт.
Ну вот, простуда на губе…
А впрочем, это не летально,
И я опять пишу тебе,
Чтоб сообщить, что всё нормально.
Пока не умер. Часть сомнений
Была вчера побеждена,
Реальность вновь без искажений
В бокале мутного вина.
Здесь тихо. Сонный мой мирок
У ног
Урчит, как кот иль кошка,
И по проторенной дорожке
Ползут делишки и дела…
…Какая дурь меня гнала?
Искать, любить, за что-то драться,
На танки со штыком бросаться?
«Достичь заоблачных вершин!»
Чудак… Умнее всех – пингвин,
Что дальновидно прячет тело,
Когда на подступе гроза;
Смотреть грозе глаза в глаза?
Ну уж увольте, – глупость – дело!
На редкость бесполезный труд.
Те реки вспять не потекут.
Не потекут.
Как ты ни тужься!
Я сыт по горло этой чушью:
«Кто верит, тот не побеждён?!».
Пусть так!
Милей мне мой планктон.
Размерен темп, тихи раздумья,
Организован быт разумно.
Нижайший мой поклон судьбе!
Да жаль – простуда на губе…
В чём беда? Надоело пробовать?
Раздражаю извечной печальностью?
Извините! Я просто в образе,
Упиваюсь своей гениальностью.
Ах, сердечно желаете лучшего?!
Чтобы счастье в любви и согласие?
Я не против, во всяком случае,
Никогда не пытался препятствовать.
Недалёк миг, всё скоро изменится!
Я хоть чёрствый, но всё же не каменный,
Дайте срок, и все тени сомнения
Растворятся в тумане памяти.
Отчего же «напрасные хлопоты»?
Вам не лестны слова благодарности?
Извините! Я снова в образе,
Наслаждаюсь своей бездарностью.
Одиночества тонкую шаль
Да на плечи – согреть бы душу!
Видит Бог, я уже не нарушу
Жизни Вашей святую печаль.
Расставания глупую боль
Да в подкорку – чтоб без осложнений!
Видит Бог, я, конечно же, гений:
Что мне эта пустячная роль?
Прожитого осевшую пыль
Да по ветру – пускай гоняет!
Видит Бог, ничего не решает
Ожиданий бессмысленных штиль.
От обиды угрюмую тень
Да на солнце – авось исчезнет,
Видит Бог, не излечит болезни
Наш вчерашний ненайденный день.
По одной из случайных дорог
Мы промчались – на встречных курсах.
Видит Бог, ляжет в прежнее русло
Тихой жизни ленивый поток.
Что мой мир – о тебе мечта
Что мой мир – о тебе мечта,
Странный сон, пробуждений блиц.
Вот! Вот эта!.. Опять не та…
Просто схожесть имён и лиц.
Просто так же стреляет взгляд,
Тот же самый курносый нос.
И похожий на водопад
Завитушек шальной разброс.
Просто мысли – как ты хотел,
Просто чувства – как ты мечтал.
Этот голос, что раз задел,
Это счастье, что Бог послал…
Так бывает, каприз судьбы!
Больно только, когда впервой.
Обознался – ведь люди мы.
Просто память… системный сбой.
Умер бы отец молодым,
Если бы не мама моя.
Отчего ж не веришь мне ты,
Что всего важнее семья?
Отчего спустя долгий срок
Встреч – взахлёб, прощаний навзрыд
Невдомёк мне всё, не в урок.
Да всё горше сердце болит.
Я в отца, да в маму свою,
Вот и не могу больше так.
Знаешь, мне бы тоже – семью,
Садик, дом, да к дому – чердак.
Вешаться? Да нет. У меня
Там сушились травы бы, слышь?
Чтобы хвори близких унять,
Чтоб здоровым рос наш малыш…
Если бы… Да что зря бубнить?
Захотел – сказал бы давно.
Мне б уйти… да теплится нить
Из того, что всё про кино…
Вкось пошла судьбы колея.
Ест глаза свобод горький дым.
Если бы не мама моя,
Умер бы отец молодым.
По-птичьи раскинув руки,
Скрюченными пальцами цепляясь за воздух,
Старуха идёт по мокрому асфальту,
Едва передвигая ноги
В незашнурованных ботинках,
Осторожно ощупывая землю
Перед каждым шагом, перед каждым.
Кажется,
Что она учится ходить
Заново,
Будто сморщенный младенец.
Ничего не зная о жизни после смерти,
Она досыта хлебнула науки
Существования на земле.
И теперь учится осторожно ступать
В иных мирах,
В которых
Она ходить пока не умеет.
Не умеет.
Её руки,
Её старческие руки
Ещё не превратились в юные крылья,
Но скоро,
Безысходно скоро,
Когда кровь на границе времён
Потечёт вспять,
Сделав тело прозрачным,
А душу – вольной,
Она полетит.
Полетит.
А пока
Так тихи её робкие шаги
По земле,
Которую суждено покинуть!
Тогда разгладятся морщины скорби,
И она выпорхнет птицей
В небо вечности
Из своего тела, —
Сделав шаг
Из клетки своих страданий,
Сделав шаг.
Мне все твердят
(шуточное королевское рондо)
Мне все твердят: «Поэту – веры нет,
Вновь попадёт под хвост ему шлея!
Немало женщин стонут много лет…»
Мне жаль, конечно, но они – не я!
С другими, может статься, без вранья
Не обходился милый мой эстет.
Взмывали слухи стаей воронья.
Мне все твердят – поэту веры нет!
Но что нам наставительный запрет?
Не слушаем его ни он, ни я.
А все твердят: «Пройдёт лишь пара лет,
Вновь попадёт под хвост ему шлея!
К тому же, не имеющий жилья,
Неисправимо-вечный сердцеед,
Когда напьётся, то – свиньёй свинья —
Немало женщин стонут много лет…»
О бывших жёнах слыша добрый бред,
Задумавшись, отвечу не шутя:
«Таких, как я, на белом свете нет!
Мне жаль, конечно, но они – не я!
В чудачествах – мы кровная родня.
Я знаю всё. Спасибо за совет!
Но если рядом он – на мне броня,
Моей душе защиты крепче нет!»
Уже не слышно ранних петухов
Уже не слышно ранних петухов,
Как через сито, в окна утро льётся.
И пятнами поверх половиков
Уютно дремлют маленькие солнца.
И куры мирно квохчут во дворе,
Колодезной цепи гремят колечки.
А бабушка, проснувшись на заре,
Колдует тихо возле русской печки.
И манит аппетитный аромат,
И видно через щель: за переборкой
На противне, что подцепил ухват,
Пирог сметанный с порыжевшей коркой.
Ах, сколько было в детстве этих утр,
Когда блины и в чугунке – картошка,
Под лавкой пёс, что ласков был и мудр,
И на веранде – дремлющая кошка.
