В родительском доме
Слишком долгим казался сон —
Фото мамы, чёрная полоска…
Папа…
И один старался он
Сохранить следы былого лоска.
Прожит год, а кажется —
века…
И души моей почти не ранит,
Что чужая женская рука
Поливает мамины герани…
Испугалась и рассыпала
Ягод целый кузовок.
Ты зачем дорогу выпытал
В заповедный уголок?
За кустом – рубашка синенька,
Напугал – имей в виду:
Из заветного малинника
Я без ягод не уйду.
Снова полная корзиночка
Перевязана платком.
Ох и узкая тропиночка —
Не пройти по ней рядком.
Перекаты трав некошеных —
На ромашковом лугу,
Без попутчиков непрошеных
До деревни добегу.
Простывает в бане каменка,
И обеду вышел срок.
Знать, уже готовит маменька
Мне берёзовый пруток.
Такая тоненькая нить
Соединяет наши души,
Что трудно взглядом уловить
И в полной тишине подслушать.
И всех примет не перечесть,
И сердце к сердцу так и рвётся,
И между нами что-то есть,
Хоть и любовью не зовётся.
Взяла его за пуговку,
А он меня – за талию.
Ему со мной – в Калугу бы,
А мне бы с ним – в Италию.
А может, даже в Грецию —
Забыть дела житейские.
Сбежала бы погреться я
На пляжи на Эгейские.
Пройтись по лавкам модненьким —
Мечта моя несбыточна,
Ведь я за ним, за родненьким,
Как за иголкой – ниточка.
Покажутся неважными
Любви любые тернии,
Когда мигнут ромашки нам
Родной его губернии.
В однокомнатной тишине
И в уюте простых диванчиков,
Улыбаясь, нальёте мне
Чашку чая из одуванчиков.
После трудных своих недель
Отогреюсь у Вас немножко.
За окном мельтешит метель,
Снег бросая в кормушку…
Крошки
Вы из доброй своей ладошки
Птицам сыплете каждый день…
Как наше время медленно текло…
Но сколько нам ни дай – всё мало!
Ещё в твоих руках моё тепло
Голубкой сонной ворковало.
Вода в заливе – чёрное стекло,
По трапу поднимаешься устало.
Уже из рук твоих моё тепло
Ночь потихоньку воровала.
Париж – мой бред,
моя химера.
Где та шкала, а может, мера,
Которой исчисляют страсть?
И что же это за напасть —
Мне жить за тридевять земель,
Судьбою брошенной в метель?!
Булонский лес,
квартал Латинский…
Меня предупреждал Лозинский:
– Седой Париж манит и губит,
Давно он никого не любит,
Потерян счёт сердцам разбитым,
И соблазнённым, и забытым.
Мне всё равно!
Пускай погубит.
Я знаю, он погряз в грехах,
Но, верю, прежде приголубит,
Как стайки птиц на площадях.
Мы брели по скошенному лугу,
Волны сена так манили нас…
Соблазнил меня, свою подругу,
Лечь позагорать в полдневный час.
Пахло свежескошенное сено
Мёдом, клевером, полынь-травой.
Голову мне запрокинув смело,
Не ответил на вопрос немой…
Ах, к чему вопросы и ответы,
Ласки бред и поцелуев хмель!
Ах, к чему запреты и заветы,
Если в теле сладкая метель!
Мы брели по скошенному лугу.
Зеленей травы твои глаза.
На твою протянутую руку
Отдохнуть присела стрекоза.
И рвущиеся клодтовские кони…
Р.Мечиташвили
По городу гуляем налегке
Бесцельно и неторопливо.
Счастливые, бредём рука в руке,
А разговор течёт лениво…
Мы счастливы, доверчиво просты —
К нам рвутся клодтовские кони,
И спины нам подставили мосты,
И площади – свои ладони.
Кружим по городу, отринув мир,
Накрапывает дождь – и вдруг – гроза!
Хороший повод, чтоб устроить пир,
И целоваться, и глядеть в глаза.
Мысление и писание -
Дело мужеское.
Из Летописи
Склонилась над листом —
Звала меня тетрадь…
Но Бог грозит перстом:
– Ах, Ева! Ты опять?
Не за своё взялась!
Ступай-ка к очагу!
Смотри! У мужа власть —
Возьмёт он кочергу!
Я спрятала тетрадь.
– Ты, муж, меня не тронь,
Я разучусь писать,
Я разведу огонь…
Время сводит в круг неумолимо
Начало и конец земного бытия…
А праздник жизни лихо мчится мимо,
Подкинув мне разлуку, как дитя.
Разлука затянулась, и, не скрою,
Я начинаю забывать твоё лицо,
Лишь о тебе напомнит золотое,
Литое обручальное кольцо.
Тогда, когда Вы обернулись
Она беспечно улыбнулась,
Ничуть о жизни не скорбя.
А я ещё раз обернулась
На позабытую себя.
Нора Яворская
Тогда, когда Вы обернулись,
В том, шестьдесят седьмом году,
Возможно,
мне вы улыбнулись
На той тропинке, в том саду.
И снова травы гнутся, гнутся…
Тропинка,
путь мне укажи!
До Вас – тянуться и тянуться
Сквозь временные миражи.
Но чей там голос?..
Звонко-звонко
Поёт, бежит за мною вслед
По той же тропочке девчонка,
И ей всего тринадцать лет.
Всё фантастично, всё на грани…
Домов, дворцов, монастырей
Размыты контуры в тумане.
Лишь звёзды жёлтых фонарей
Горят рассеянно, не ярко.
В застывшем городе кружу…
Давно знакомая мне арка
Сейчас подобна миражу.
Пейзаж расплывчатый и бледный.
Туман, как белая канва:
Ещё не вышит Всадник Медный,
Ещё не вышита Нева.
Давай уедем к лужским берегам,
Где в медоносах жёлтых деревеньки,
Где тишь степенно бродит по лугам,
Грустят купален влажные ступеньки.
Там, в Луге,
шоколадная вода,
Там аисты нарушили границу,
И мы с тобой запомним навсегда
Спокойную,
непуганую птицу.
И вальс ультрамариновых стрекоз
Мы будем наблюдать с тобой украдкой.
Ночь белая,
белее белых роз,
Зависнет над оранжевой палаткой.
Уедем, друг,
за тридевять земель:
Нас очарует солнечная смальта,
Нам головы закружит сладкий хмель
Вдали от раскалённого асфальта.
Над лилией звенящее весло
Задержится,
опустится на воду.
А город наш сегодня замело
Июньским пухом.
Едем на природу.
В ладу живите, с миром.
В Бога верьте.
А на судьбу не следует пенять.
Чего душа боится?
Может, смерти,
А может быть, бессмертья.
Не понять!
Когда забудет сердце об Отчизне,
Нет смысла ни в минутах,
Ни в часах.
Стремленье к смерти
И стремленье к жизни
Пред нами Ангел держит на весах.
Ты пришёл нас грабить, подлый тать?
Отними от меня Россию -
Что останется у меня?
Виктор Смирнов
Ты пришёл нас грабить, подлый тать?
Будешь проклят, а не вписан в святцы.
У меня Россию не отнять —
Я не раб, чтоб без неё остаться.
Не на кого злиться и пенять:
Наши судьи – предки и потомки.
У меня Россию не отнять —
Велика… Не сухари в котомке!
Я на вспышке злобы и огня
В бой пойду,
чтоб с недругом сразиться.
У меня Россию не отнять
Потому что я – её частица!
И гнуло, и ломало, и коверкало
И гнуло,
и ломало,
и коверкало,
Но выстоял,
хотя в глазах тоска.
Картина —
одноразовое зеркало:
Мгновенье отразилось на века.
Что может быть честнее,
откровеннее
Улыбки?!
Сбрось тоску и улыбнись.
На полотне остановил мгновение
Художник,
окунувший в вечность кисть.
Иеромонаху Александру (Фауту)
Дом высок и просторен,
И псалмами согрет.
Патриаршье подворье,
В окнах ангельский свет.
Позабыв про невзгоды,
Я, ни молод, ни стар,
Пью намоленный воздух,
Как целебный нектар.
На подворье приходим,
Чтобы душу спасти.
Заблудившись в народе,
Ищем к Богу пути.
