Глава пятая
Цвела черемуха в низинах.
Плыла над омутом луна.
Восторженно-неотразима
Была в тот вечер тишина.
Она спала в ярах покатых,
В дремучих чащах ивняка,
И лишь на лунных перекатах
Катала камешки
Река.
Да колокольчики на донках
Пересекали тишину,
И монотонно,
Долго,
Звонко
Комар настраивал струну.
Неслышно
Звездочки дрожали,
И были соловьи тихи,
И мы у костерка лежали
И ждали сказочной ухи.
Да, тишина!..
Она над нами
Плыла, как звездная река.
В безветрии звучало пламя
Того скупого костерка.
Звучали
Звезды, травы, росы,
Светло звучали в тишине.
В той тишине звонкоголосой
Мы говорили о войне.
— Ты знаешь, — Алексей угрюмо
Привстал
И жадно закурил, —
— Ты знаешь, я о ком подумал?..
О тех, кто жизнь нам подарил.
Нам помнить мужество солдата —
Отца иль брата на войне…
Мы чистой памятью богаты,
А этим жить тебе и мне.
Ну что б мы ныне людям дали
И чем бы насладились всласть,
Когда б не наша тетя Дарья
И наша правильная власть!
Мы с ней живем во всем согласно,
Она как истинная мать.
А власть
На то и власть,
Чтоб властно
Судьбой сынов повелевать…
Он приумолкнул как-то сразу
И от окурка
Прикурил.
— А знаешь,
Я тебе ни разу
О Венгрии не говорил.
То как-то времени нехваток,
То думал, расскажу потом.
Ведь я входил в нее
Солдатом
В том самом пятьдесят шестом.
Бывает так!
Проснешься ночью,
А память сердце опалит.
И не сомкнешь до света очи,
Душа встревоженно болит.
Представь себе:
В тумане мглистом
Холодный город потонул.
Шли как во сне.
Но первый выстрел
Нас всех к реальности вернул.
Да, мы вели себя как надо,
Как долг в тот час повелевал.
Но скольких,
Кто со мной был рядом,
Сразили пули наповал!..
Мы в Будапешт вошли с рассветом,
Вошли
В предчувствии беды…
Я помню сквер у горсовета
И трупы,
Что свисали с веток,
Как черной осени плоды.
Да, это были коммунисты.
Что отбивались как могли,
Что для себя
Последний выстрел
На крайний случай
Берегли.
Они сдаваться не хотели,
Ведь каждый понял в эти дни,
Что проморгали,
Проглядели
Колонну пятую они;
Что под личиной «демократов»
Не разглядели вражьих лиц.
И вот пришла,
Пришла расплата
За пагубный либерализм.
Их в петли
Мертвыми вдевали.
Им больше нечего терять.
Но мертвые,
Они взывали
Ошибок их не повторять.
А небо опускалось низко
И сквозь тяжелый смертный дым
Оплакивало коммунистов
И смерть
Сочувствующих им.
Земля, земля,
Ты стольких за день
Не досчиталась сыновей!..
Был враг в безумстве беспощаден.
В огне тех самых черных дней
Я видел женщин овдовевших,
Я видел,
Видел их в лицо —
Юнцов,
От крови опьяневших,
Стрелявших в братьев и отцов.
Я видел девочек тщедушных,
«Надежду будущих веков».
Они стреляли равнодушно
В седых, как совесть, стариков.
Стонали камень и железо,
Заслыша человечий стон.
Отпетые головорезы
Через открытый шли кордон.
Казалось,
Навсегда распята
Свобода вражеской рукой…
Но мы, советские солдаты,
Как и в далеком сорок пятом.
Вернули Венгрии покой.
А враг готовился упорно
К тем страшным, горьким дням земли.
Врагом посеянные зерна
Не сразу
Пулями взошли.
Рассчитывая на беспечность,
Над чувством Родины глумясь,
Таилась
Подлинная мразь,
Рядилась в общечеловечность.
Враг — торопиться не хотел он,
Поскольку
Выдержка важней.
Он делал ставку на незрелых
И оступившихся парней.
Учитывал их поименно
И знал их жалкие дела.
Не сразу
Пятая колонна
Петлю, как знамя, подняла.
Вот так!..
И Алексей устало
Пошел к обрыву над рекой.
В лесу спокойно рассветало,
А в сердце, в сердце —
Непокой.
Уха нетронутою стыла.
Росинки плавились в горсти,
Как цвет черемухи,
Светила
Спадали с Млечного Пути.
И где-то там
Туманной глыбой
Вставало солнце тяжело.
И с чавканьем плескалась рыба,
Дробя туманное стекло.
Мы молча речку покидали
В раздумье —
Каждый о своем.
Мы на могилу тети Дарьи
Пришли с Алешею вдвоем.
Теперь я понял,
Как похож он,
Простой погост в краю родном,
На тот,
Где ныне спит Алеша
Вовеки непробудным сном.
О кладбищ светлое забвенье,
Где запах мяты, резеды…
Чьих рук вы горькие творенья,
Крестов нестройные ряды?
Их тени незамысловато
Передвигает высота.
И солнца запах сладковатый
Стекает
С каждого креста.
Ни бронзы,
Ни иных надгробий
Не знает вековой погост.
Лишь небосвод
Над ним
Огромен
И, как бессмертье мира,
Прост.
Лишь сосен отсвет розоватый,
Да снег березовых стволов,
Да тишь рассветов и закатов
Над самым
Горьким из миров…
Здесь траву сроду не косили
И не сводили дерева.
(Не так уж мало мест в России,
Где в полной мере,
В полной силе
Природа-матушка жива,
Где ни кострищ,
Ни банок ржавых,
Ни блесток битого стекла.)
Жила природа,
Как дышала,
И так же дышит,
Как жила…
Под небом, что не знает края,
Застыл клочок родной земли,
Где тетя Даша спит,
Не зная,
Что мы на встречу с ней
Пришли.
Вот все короче тень резная
От уходящей ввысь сосны…
Как спится, милая, родная,
Какие нынче снятся сны?
Мы помним,
Как перед разлукой
Ты с горечью произнесла,
Что доучить нас не могла,
Что не смогла дожить
До внуков.
Как жаль, что ты не дожила!
А то бы радовалась с нами:
Ведь нас судьба не обошла
Ни грамотой,
Ни сыновьями.
Все, что могла,
Ты нам дала,
Тепла, любви не пожалела,
Жила —
Как на ветру горела,
Чтоб наша жизнь была светла.
Горел огонь.
И вдруг погас.
Но мир
Предельно совершенен:
Как свет угасших звезд,
До нас
Дошел тот свет
И стал священен.
Я славлю матерей земли,
Чьим бескорыстно нежным светом
В веках озарена планета,
С которой к звездам подошли.
Мы этим светом озарим,
Как славой, будущее наше!
За все,
Родная тетя Даша,
За все тебя благодарим…
Покой на кладбище такой,
Что кажется, весь мир в покое.
Травинку трогаешь рукой —
Травинка
Дышит под рукою.
Безоблачна, спокойна высь,
И только бубен солнца звонок…
И вдруг,
Откуда ни возьмись,
Глупышка,
Рыжий жеребенок!
Он вышел к нам
Из-за кустов.
В траве, как снег, белы копыта.
Он был нелеп
Среди крестов,
Среди холмов могил забытых.
Он видел нас.
Он к нам шагал.
И, молча поравнявшись с нами,
Глазами карими моргал
И глупо шевелил ушами.
Он был до озаренья рыж
И не вязался с тем пейзажем.
Мальчишка,
Сосунок,
Малыш,
Куда ж ты, глупенький,
Куда же?
Ты только-только начал жить.
И, суть явлений постигая,
Сюда не следует спешить:
Тут, братец, жизнь совсем другая.
Иная жизнь.
Людей живых
Тут встретишь редко, очень редко.
Тут спят хозяева твоих
Далеких
И недальних предков.
Они жалели лошадей,
И кони верно им служили,
И хоть недолго, трудно жили,
Но жили
Верою в людей.
И ты доверчив неспроста.
Мордашкой тычешься в ладони.
Ты знаешь,
Мы ведь тоже кони,
Хотя живем без хомута.
И мы порой едва идем
Под непосильной ношей века,
Мы тоже верим
В человека
И от него
Того же ждем.
Тебе-то что!
От всяких бед
Тебя под брюхом спрячет мама.
А нам — опять идти упрямо
Путем утрат, путем побед,
Нам жить бедой любой беды,
Любой трагедии народной.
Вот почему мы несвободны,
Как в этот час свободен ты.
Но мы горды судьбой своей,
На гордость выстрадано право!
И в трудной славе
Этих дней
Есть наша с Алексеем слава.
Она под звездной высотой
Дойдет в намеченные дали.
И главное —
Что в славе той
Есть слава нашей тети Дарьи…
Тень от сосны была мала.
И безмятежный, ясный полдень
Был весь раздумьями наполнен
И словно
Не жалел тепла.
Его мы брали про запас —
Сгодится в пасмурной дороге…
И жеребенок тонконогий
Глядел доверчиво на нас.
Он брел за нами до села…
А за селом
У речки звонкой
Его родная мать ждала,
Звала тоскливо жеребенка.
О, как он резво к ней бежал
Широким лугом,
Без дороги,
Как ржал, как забубенно ржал,
Смешно отбрасывая ноги!..
Мы уезжали в тот же день,
Неся с собою
Запах пашен,
Покой российских деревень,
И от сосны резную тень,
И веру
В будущее наше.
