как я на свете жил
и как-то по несчастью
ту женщину любил
Она пойдёт в аллею
и я за ней иду
Она лежит болея
я тоже не в саду
Но камнем мне тяжёлым
та женщина была
Она от высшей школы
от дома отвлекла.
Она меня учила
пивать вина, стихов
И после тех учений
поэт уж был готов
«Как вчера зажигали Кручёных…»
Как вчера зажигали Кручёных
Так стоял я в слезах под очками
Так же в гробе лежать буду я
И такая же участь моя
В полдень душный сойдутся немногие
И придёт Лиля Брик под зонтом
И лежать будут косточки строгие
Будет парить и жечь под дождём
Молодость, переходящая в старость
О дай Бог тебе меня взять
О дай Бог моя молодость нечто
От горячего мира отнять
Я люблю колумбариев тихость
Эту женщину белую всю
Убежать мне нельзя от земли
Уж его в огонь повлекли…
Кричит петух залива
Пора уже вставать
Коническая слива
цветы начнёт бросать
И на помост зелёный
вступив ногой босой
как бы пастух влюблённый
я крикну: «Время, стой!»
С причёской деревенской
она идёт ко мне
Наклон её фигуры
несёт мне молоко
И в том, что я писатель —
бессилие моё
Ах, был бы я мечтатель
и только, и всего
Лежал бы, кверху голову
и облака следил
Наследовал отцу бы
и в армии служил.
Имел оклад — две триста
вставал бы в шесть часов
вступил бы в коммунисты
имел бы пистолет
Жена бы моя ела
и ела, и пила́
квартира бы горела
от хрусталя, стекла
И дочь бы или сын бы
утрами в школу шли
учились на пятёрки
и ездили бы в Крым
И с рукавом коротким
рубашки расписной
я был бы добрый дядя
с широким животом
«По тому, как бледнеют цепочки…»
По тому, как бледнеют цепочки
на дверях холодных квартир
может выйдет что это стучатся
каждый день заявляясь в мир
или может бледнеют цепочки
на дверях прохладных квартир
что еврей темноокий Изя
изумился своей жене
По коврам по пыли по селёдке
проходила пара шаля
Он трогал её за локо́тки
И говорил: «О Сара моя!»
И этим пугались шторы
И криво висело зеркало
откуда бескровные лица
вели свои поцелуи
«небольшой медник, небольшой сковородник…»
небольшой медник, небольшой сковородник
на кривых ногах входит в серенькое поселенье
Улицы выбеленные в пыли
встречают его с наслажденьем
Вся сумка котомка и вся тесёмка
опоясывающая покатое плечо
и улыбка как стеариновая свечка
на губах ютится слишком горячо
Болен медник, небольшой сковородник
в поселении живут борщ едят
Болен медник некоторые дни подряд
а он и без этого был уродик
Дико ему что все жители пьяные
что они толкают его и котомку
Хорошо что нет у меня девчонки
что нет у меня никакого потомка
Дико ему что они цветные
и топчутся и дерутся и бьют его
и на углу он стоит и глаза его больные
и там и сям мелькают люди средь сапогов
Я медник я сковородник
Я иду и котомка идёт
Сколько в поселении уродиков
и ещё сколько подрастёт
Вот подрастающие дёргают за волосы
Лыс, лыс, срывают шапку
Валится медник сковородник на землю
Всё это происходит осенью
Ему бродилось. Его звали Берсений. Меж деревьев. Ноги — как можно, так и ходил он. Началось с левой его руки. Она покачнулась, она вздрогнула, будто не рука, а, допустим, ветка. Что-то её вздрогнуло. Она три своих пальца поддёрнула. Сразу же. А до этого ничего не было. Был полный покой, и стояли глаза на месте. Очевидно, не было и дыхания. Неожиданно всё-таки это произошло. То что вздрогнула рука. И тут-то всё открылось. Всё задвигалось внутри, задрожал желудок. Передачи организма что-то передали по своим тонким нитям, и тогда уже качнулась голова.
— Э, нет, — сказал он, — это не моё дело. Я Берсений Критский — и хочу, иду, хочу — не иду.
Я, конечно, пойду. Но какая же местность. Где это случилось всё. Я какого роста. Я метр восемьдесят. Это я знаю, и что худ знаю. Вот висят часы на ветке за ремешок прицеплены. Ремешок чёрный и грязный. Был ли он чёрным раньше? Очевидно, нет, можно всё же заметить, что цвет его не чисто чёрен, бурый это цвет. Очевидно, ремешок был коричневым, а затем уже стал чёрным от пыли и пота. Потеют же, когда носят его на руке. Сколько он достигает длины 26 сантиметров. А посередине его часы. Диаметр часов 35 мм. Сколько времени — не понять. Восемь дырочек на ремешке, а три из них зашиты зелёною ниткой поперёк ремешка, и одна нитка зелёная порвана. Висят часы с ветки и чуть качаются. Ветка без листьев вверх росла, но часы её вниз согнули. Вот тут ветка входит в более толстую ветку, а та — в дерево. Дерево же поднимается из земли. Вообще можно посчитать, что это и куст, а не дерево. Чёткой границы меж кустом и деревом нет.
Что же мы видим, земля-то какая. Я вижу, что она бурая и немного на ней зелени. Это ничего. Всё же можно поставить на
