«Влачу, как змий влачит на чреве…»
Влачу, как змий влачит на чреве,
Я в мире низменную плоть.
Запретный плод на райском древе
Высоко поместил Господь.
Уж не взираю с вожделеньем
На недоступную красу
И нищее мое смиренье
С глухим терпением несу.
И, только в снах, раскинув крылья,
Своей свободою горда,
С низин, постылых и унылых,
Я улетаю иногда.
19 августа 1927
«День солнечный, а на душе туманно…»
День солнечный, а на душе туманно.
Остановилось жизни колесо.
Читать, писать, обедать стало странно
И опостыло всё.
Не развернулась ли уж до конца пружина,
Не развинтились ли истертые винты?
И в первый раз как бы дыханьем сплина
Пахнуло на душу из темной пустоты.
17 сентября 1929, Сергиево
Глупо, глупо, неумело
Жизнь моя прошла.
Как солома прогорела,
Всё кругом сожгла.
У пустой и черной печки
Весело сидеть,
Над огарком чадной свечки
В полночь песни петь.
Хоть невесело, а нужно —
Долго до утра
Воет боль ноги недужной,
Подвывает страх.
В дни боев и бездорожья
Я ведь не был трус,
Отчего же и кого же
Я сейчас боюсь?
18 сентября 1929, Сергиев
«Засыпан снежною пургою…»
Засыпан снежною пургою,
До ночи, верно, я усну.
Проснусь и встречу всё другое,
А не метельную волну.
Ко мне доходят еле-еле
Сквозь крышу голубых снегов
Напевы злобные метели
И дальний колокола зов.
И боль, и холод замерзанья
Уж стали как неясный сон,
Как отблиставшее мерцанье
На грани тающих времен.
19 января 1930, Томилино
Затмились дали,
Разбились ритмы,
Без слез — печали,
Без слов — молитвы.
Поземок белый
В степи курится.
Оледенела
Моя теплица.
В морозных стеклах
Не видно неба.
Растений блеклых
Поникли стебли.
Давно не плещут
Фонтанов струи,
И странно, странно,
Что всё живу я.
31 января 1931, Москва
ИЗ КНИГИ «УТРЕННЯЯ ЗВЕЗДА»
«Так некогда явился Искуситель…»
Так некогда явился Искуситель
Монахиням в стенах монастыря,
Как ты вошел в души моей обитель,
Где уж иных миров забрезжила заря.
Твое лицо так грозно мне знакомо,
Оно подобно Утренней Звезде
Дерзаньем, красотой и смертною истомой.
Я видела его, но не припомню, где.
Ах, это было в день изгнания из Рая —
Так светоносная Денница расцвела,
Когда на пустыре, бездомная, нагая,
К ночному небу взор я подняла.
Май 1920, Ростов
«Сквозь малую души моей орбиту…»
Сквозь малую души моей орбиту
Несется вихрь космических пучин.
Моих небес нарушен строгий чин,
Вершины гор повержены и смыты.
Сорвавший цепь с глубинных ураганов,
Воззвавший их на волю из тюрьмы,
Могучий ангел хаоса и тьмы
Влечет ее на пир своей стихии пьяной.
Но властный лёт его ужасных крыл
Заклятьем грозным имени иного
Приостановит Творческое Слово,
Архистратиг небесный Михаил.
[Июнь] 1920, Ростов
«К чему слова? Душа проходит…»
К чему слова? Душа проходит
Через такую глубину,
Где ликов жизни не находит,
Где смерть влечет ее ко дну.
И так звучат смешно и скучно
Все «для чего» и «почему».
Что нужно здесь и что ненужно —
Ответим Богу одному.
4 июня 1920, Ростов
«Имя дьявольское — Ложь…»
Имя дьявольское — Ложь.
Дьявол — ткач всемирной лжи.
Тканей лжи не разорвешь,
Только узел завяжи.
В первый малый узелок
Дьявол черное зерно
Завивает, и росток
В тот же миг дает оно.
Через миг оно цветет,
Миг еще — созревший плод,
Сеет, веет семена…
Жатва Дьявола пышна.
13 июня 1920, Ростов
«Багряно-алые, страстные…»
Багряно-алые, страстные,
Цветы чертополоха злые.
На листьях острые зубцы
Сулят терновые венцы,
И весь могуче-злобный вид
Предел страдания сулит.
.
И я не знаю, отчего
Ищу в них знака твоего.
13 июня 1920, Ростов
«Был день, когда вошел могучий…»
Был день, когда вошел могучий
Ко мне сам повелитель зла.
Синели крылья грозной тучей,
И в тучах молния цвела.
И на челе его блистала
Кристаллом пламени и льда,
Как смерти трепетное жало,
Денницы алая звезда.
И жаждой битвы и объятья,
И смертоносного вина,
И вечной гибели проклятья
С тех пор ему я предана.
Но странно: крылья грозовые,
Как сон, исчезли. Нет звезды.
И вижу скорбные, больные
Давно любимые черты.
19 июня 1920, Ростов
«Дикий лес, загадочные страны…»
Дикий лес, загадочные страны
Роковых провалов бытия.
Что ни шаг — чудовища — Обманы
И шипов терновых острия.
Не пройдет никто здесь невредимо,
Но иного в мире нет пути
Тем, кому судьба велела мимо,
Мимо жизни и любви пройти.
Меркнет свет. Рассудок цепенеет,
Стонет эхо прошлых голосов.
Впереди забвенья ветер веет,
Задувая чей-то дальний зов.
Кто зовет, куда зовет, не знаю,
Этот голос называя «Ты».
Память сердца гаснет, изменяет
Дорогие светлые черты.
И душа понять уже не смеет,
Это Ты иль это призрак Твой,
Или смерть тропинку озаряет
Ей в ответ на стон ее глухой.
[1917–1918]. Киев
«Мне так легко переселяться…»
Мне так легко переселяться
В иную плоть, в чужие сны,
Но мне наскучило скитаться
В пределах здешней стороны.
То видеть молодости оком,
То детства ясный мир вкушать.
Пора, пора в краю далеком
Единый лик свой отыскать.
1920, Ростов
Многоочиты Херувимы,
Шестикрылаты Серафимы…
И не такой ли нашу плоть
Замыслил в день шестой Господь?
Но тварной воли отпаденье
Провидя, грех, измену, смерть,
Бог заключил свое творенье
В нечистый ил, в земную персть.
И змий сказал жене: я в страсти
Миры с тобою обтеку
И свыше — ангельскою властью
Уста и очи облеку.
Отверзну все врата познанья,
И все «хочу», и все «могу».
И в беспредельном ликованьи
Тобой в твореньи дух сожгу.
Июль 1920, Ростов
«Голубая тень на сером камне…»
