«Многоочиты Херувимы…»
Многоочиты Херувимы,
Шестикрылаты Серафимы…
И не такой ли нашу плоть
Замыслил в день шестой Господь?
Но тварной воли отпаденье
Провидя, грех, измену, смерть,
Бог заключил свое творенье
В нечистый ил, в земную персть.
И змий сказал жене: я в страсти
Миры с тобою обтеку
И свыше — ангельскою властью
Уста и очи облеку.
Отверзну все врата познанья,
И все «хочу», и все «могу».
И в беспредельном ликованьи
Тобой в твореньи дух сожгу.
Июль 1920, Ростов
«Голубая тень на сером камне…»
Голубая тень на сером камне.
Золотой акации шатер.
И такой забытый, милый, дальний,
Синий-синий неба взор.
Всей душой мятежной и усталой
Я откликнусь на его привет.
Лейся, лейся лаской запоздалой,
Мой Единый Свет.
17 сентября 1920, Ростов
«Тот во мне, кто как дитя смеется…»
Тот во мне, кто как дитя смеется,
Для кого всегда цветет весна,
В ком, как голубь, сердце кротко бьется,
Для кого любовь, как рай, ясна,
Тяжко болен. И над ним угрюмый,
Черный, скорбный, бодрствует близнец.
У него одна на сердце дума
И одно видение: конец.
Перед ним забытые гробницы
И на них истлевшие цветы.
Навсегда разлюбленные лица,
Навсегда бескрылые мечты.
Тленный праздник жизни ненавидя,
Тускло он глядит в небытие,
Повторяя в долгой панихиде:
Не приидет Царствие Твое.
1920, Москва
«С нищей братией убогой…»
С нищей братией убогой
На церковных ступенях
Я стою. Тускла дорога
В старых слепнущих глазах.
Черной вьюгой вьются птицы,
Чует праздник воронье.
По степям метель курится,
Мутно брезжится жилье.
Постучусь в окно клюкою,
Кто-то пустит ночевать.
Завтра с утренней звездою
По степям уйду опять.
Я безродна, я свободна.
Сердцу не о ком тужить.
Только ветер зол холодный.
Только силы нету жить.
[1920]
Разве выйти на дорогу,
Разве лечь в глубокий снег.
И затихнет понемногу
Боль и зной желаний всех.
По глазам обледенелым
Заструится звездный свет.
Станет сердце бело-бело,
Как весной вишневый цвет.
[1920]
«О странных двоящихся судьбах…»
О странных двоящихся судьбах,
О блудных и кружных путях
Я думала долго и трудно,
Когда к Преподобному шла.
Спрошу ли не знавшего брака
О путаном браке моем?
Пречистых мощей его раки
Коснусь ли нечистым челом?
Открою ль безгрешному взору
Страстей моих горечь и муть?
Вернет ли он, в помощи скорый,
Мой прежний, затерянный путь?
Услышу ли в светлой печали:
«Не бойся креста своего».
Увижу ль те дивные дали,
Что видели очи его?
[1920]
«Того, что я в тебе искала…»
Того, что я в тебе искала,
Нет на земле.
И то, чем жизнь души дышала,
Нет на земле.
И то, что я в тебе любила,
Не те, не ты,
Но, как святыню, сердце чтило
Твои черты.
26 октября 1921, Сергиев Посад
«Так день за днем и час за часом…»
Так день за днем и час за часом,
Упорно, корень за корнём
Дух разрывает, несогласный
С своим бытийственным путем.
Уж нитью тоньше паутины
Он к древу жизни прикреплен.
И мнится — миг еще единый,
И эту нить расторгнет он.
16 ноября 1921, Сергиев Посад
«Напоенные медом заката…»
Напоенные медом заката
Колоски поспевающей ржи
Чуть колеблют душистое злато
От межи до межи.
Тонкой чернью стрижи исчертили
Незабудочно-бледную высь.
Облаков белоперистых крылья
Перламутром зажглись.
И опять я прощаюсь в печали
С обманувшим, обманутым днем,
И поют мне вечерние дали
Покаянный псалом.
17–22 июля 1922, Сергиев Посад
«Надо, надо вспомнить мне иное…»
Надо, надо вспомнить мне иное.
Что — не знаю и не знаю — как.
Я дитя недужное, слепое
У сердитой няни на руках.
Глупой песней память отбивает,
Заливает недуг молоком
Злая няня, треплет и бросает
В колыбель меня ничком.
Отожми мне сок зеленых маков,
Злая няня, дай мне соску в рот.
Я навеки перестану плакать
И тебя избавлю от хлопот.
25 ноября 1922, Сергиев Посад
Не поверю. Не скажу,
Оттого уже не верю.
Молча узел развяжу,
Молча вынесу потерю.
Одинока и вольна,
Погляжу звездам я в очи.
Хорошо, что нету дна
Золотой небесной ночи.
26 ноября 1922, Сергиев Посад
«Я не взойду на гору Гаризин…»
Я не взойду на гору Гаризин,
Не возложу на жертвенник тельца.
Ты дух и свет, а я Твой смертный сын,
Но слышу я в себе дыхание Отца.
И все, кто жив, живут Тобой Одним.
И Духу нет пределов и конца.
К Тебе ль идти на гору Гаризин?
Тебе ли сожигать тельца?
2 марта 1923, Сергиев Посад
«И вдруг покинуть стало жалко…»
И вдруг покинуть стало жалко
Мне эти грустные места.
Острожской церкви купол. Галку
На перекладине креста.
Ряды шафранные домишек.
Скворечник. Песенку скворца.
И птичий гомон ребятишек,
Крапиву рвущих у крыльца.
И летним вечером в субботу
Задумчивый и робкий звон,
И быта ровную дремоту,
И обманувший сердце сон.
9 мая 1923. Сергиев Посад, Красюковка
«Высоко над ломаной волною…»
Высоко над ломаной волною
Низких и высоких крыш,
Над балконом — полная покоя
Облачная тишь.
Там внизу ревут автомобили,
Пенит воздух тонкий свист сирен.
День и ночь о землю бьются крылья
Жизни, взятой в плен.
Душный плен известки и бетона,
Наглый плен гремящей суеты,
Тяжкий плен бичей и скорпионов,
Тленных благ и смертной нищеты.
За перила сделав шаг, сорваться —
Распылиться, стать как улиц прах?
Здесь остаться, грезами питаться,
Радугой лучей на облаках?
Нет, не то, не это. Что же, что же?
Безответна неба синева.
Там и здесь душа на бездорожьи.
Кружится над бездной голова.
26 мая 1923. Москва, Остоженка
«По многозвездной среброзвучной…»
По многозвездной среброзвучной
Воскресной утренней Москве
Иду к мосту я. Сад Нескучный
Алеет в пламенной листве.
Синеют горы Воробьевы
В туманах, полных серебра.
Всё так знакомо и так ново
В лучах сентябрьского утра.
Вчера ли это только было
Иль много, много лет назад?
Я этот мост переходила,
И огневел Нескучный Сад.
И Воробьевы были горы
И в синеве, и в серебре.
Но всё сплелось иным узором,
Нежданным в давней той поре.
В горах, в мосту, в реке значенье
Иное. И душа не та,
Что с верой, чуждою сомненья,
Глядела с этого моста.
26 августа 1923, Сергиев Посад
«О, кто мне душу озарит…»
