Что, Ванюша, путь трудней?
Хворь напала?
Вьётся тропка меж корней,—
До конца пройти по ней —
Жизни мало.
Славно, коль судьбу узнал
Распрекрасну,
Ну, а вдруг коней загнал
Понапрасну?!
Али вольное жильё
Слаще пряничка?
Ах, ты горюшко моё,
Ваня-Ванечка!
Ходют слухи, будто сник
Да бедуешь.
Кудри сбросил, как без них?
Сыт ли ты, или привык —
Голодуешь?
Хорошо ли бобылём
Да без крова?
Это, Ваня, не путём,—
Непутёво!
Горемычный мой, дошел
Ты до краешка!
Тополь твой уже отцвёл,
Ваня-Ванюшка!
[1973]
Себя от надоевшей славы спрятав
В одном из их соединенных штатов,
В глуши и в дебрях чуждых нам систем
Жил-был — известный больше, чем Иуда,
Живое порожденье Голливуда —
Артист, шпион, Джеймс Бонд, агент 07.
Был этот самый парень —
Звезда, ни дать ни взять.
Настолько популярен,
Что страшно рассказать.
Да шуточное ль дело —
Почти что полубог.
Известный всем Марчелло
В сравненьи с ним — щенок.
Он на своей на загородной вилле
Скрывался, чтоб его не подловили,
И умирал от скуки и тоски.
А то, бывало, встретят у квартиры,
Набросятся — и рвут на сувениры
Последние штаны и пиджаки.
Вот так и жил, как в клетке,
Ну, а в кино — потел,
Различные разведки
Дурачил как хотел:
То ходит в чьей-то шкуре,
То в пепельнице спит,
А то на абажуре Кого-то соблазнит.
И вот артиста этого, Джеймс Бонда,
Товарищи из Госа-фильмо-фонда
В совместную картину к нам зовут.
Чтоб граждане его не узнавали,
Он к нам решил приехать в одеяле —
Мол, все равно на клочья разорвут.
Вы посудите сами:
На проводах в ЮСА
Все хиппи с волосами
Побрили волоса.
С него сорвали свитер,
Отгрызли вмиг часы
И растащили плиты
Со взлетной полосы.
И вот в Москве нисходит он по трапу,
Дает доллар носильщику на лапу
И прикрывает личность на ходу.
Вдруг кто-то — шасть на газике к агенту
И — киноленту, вместо документу,
Что, мол, свои, мол, хау-ду-ю-ду.
Огромная колонна
Стоит сама в себе —
Встречает чемпиона
По стендовой стрельбе.
Попал во все, что было,
Он выстрелом с руки.
Бабьё с ума сходило
И даже мужики.
Довольный, что его не узнавали,
Он одеяло снял в «Национале»,
Но, несмотря на личность и акцент,
Его там обозвали оборванцем,
Который притворялся иностранцем
И заявлял, что, дескать, он — агент.
Швейцар его — за ворот.
Решил открыться он:
— 07—я!
— Вам межгород?
Так надо взять талон!
Во рту скопилась пена
И горькая слюна,
Он в позе супермена
Уселся у окна.
Но тут киношестерки прибежали
И недоразумение замяли,
И разменяли фунты на рубли.
Уборщица ворчала: — Вот же пройда!
Подумаешь — агентишка какой-то!
У нас в десятом — принц из Сомали!
[1973]
* * *
Штормит весь вечер, и, пока
Заплаты пенные латают
Разорванные швы песка,
Я наблюдаю свысока,
Как волны головы ломают.
И я сочувствую — слегка —
Погибшим, но издалека.
Я слышу хрип и смертный стон,
И ярость, что не уцелели.
Еще бы! Взять такой разгон,
Набраться сил, пробить заслон —
И голову сломать у цели!
И я сочувствую — слегка —
Погибшим, но издалека.
Ах, гривы белые судьбы!
Пред смертью, словно хорошея,
По зову боевой трубы
Взлетают волны на дыбы,
Ломают выгнутые шеи
И мы сочувствуем — слегка —
Погибшим, им, издалека.
А ветер снова в гребни бьет
И гривы пенные ерошит.
Волна барьера не возьмет,
Ей кто-то ноги подсечет —
И рухнет взмыленная лошадь.
И посочувствуют — слегка —
Погибшей, ей, издалека.
Придет и мой черед вослед.
Мне дуют в спину, гонят к краю.
В душе предчувствие, как бред,
Что надломлю себе хребет
И тоже голову сломаю.
Мне посочувствуют — слегка —
Погибшему — издалека.
Так многие сидят в веках
На берегах и наблюдают,
Внимательно и зорко, как
Другие рядом на камнях
Хребты и головы ломают.
Они сочувствуют — слегка —
Погибшим. Но издалека.
Но в сумерках морского дна,
В глубинах тайных, кашалотьих,
Родится и взойдет одна
Неимоверная волна…
На берег ринется она
И наблюдающих поглотит!
Я посочувствую — слегка —
Погибшим, им, издалека.
[1973]
* * *
Дурацкий сон, как кистенём,
Избил нещадно.
Невнятно выглядел я в нём
И неприглядно.
Во сне я лгал и предавал,
И льстил легко я…
А я и не подозревал
В себе такое.
Ещё сжимал я кулаки
И бил с натугой,
Но мягкой кистию руки,
А не упругой.
Тускнело сновиденье, но
Опять являлось.
Смыкались веки, и оно
Возобновлялось.
Я не шагал, а семенил
На ровном брусе,
Ни разу ногу не сменил, —
Трусил и трусил.
Я перед сильным лебезил,
Пред злобным гнулся.
И сам себе я мерзок был,
Но не проснулся.
Да это бред — я свой же стон
Слыхал сквозь дрёму.
Но это мне приснился сон,
А не другому.
Очнулся я и разобрал
Обрывок стона,
И с болью веки разодрал,
Но облегченно.
И сон повис на потолке
И распластался.
Сон в руку ли? И вот в руке
Вопрос остался.
Я вымыл руки — он в спине
Холодной дрожью.
Что было правдою во сне,
Что было ложью?
Коль это сновиденье — мне
Ещё везенье.
Но если было мне во сне
Ясновиденье?
Сон — отраженье мыслей дня?
Нет! Быть не может!
Но вспомню — и всего меня
Перекорёжит.
А вдруг — в костёр?! И нет во мне
Шагнуть к костру сил.
Мне будет стыдно, как во сне,
В котором струсил.
Но скажут мне: — Пой в унисон!
Жми что есть духу! —
И я пойму: вот это сон,
Который в руку.
[1973]
* * *
Я из дела ушёл, из такого хорошего дела.
Ничего не унёс, отвалился в чём мать родила.
Не затем, что приспичило мне, просто время приспело,
Из-за синей горы понагнало другие дела.
Мы многое из книжек узнаём,
А истины передают изустно:
— Пророков нет в отечестве своём,
Да и в других отечествах не густо…
Я не продал друзей, без меня даже выиграл кто-то.
Лишь подвёл одного, ненадолго, сочтёмся потом.
Я из дела исчез, не оставил ни крови, ни пота,
И оно без меня покатилось своим чередом.
Незаменимых нет, и пропоём
Заупокой ушедшим — будь им пусто,
Пророков нет в отечестве своём,
Да и в других отечествах не густо…
Растащили меня, но я счастлив, что львиную долю
Получили лишь те, кому я б её отдал и так.
Я по скользкому полу иду, каблуки канифолю,
Поднимаюсь по лестнице и прохожу на чердак.
Пророков нет — не сыщешь днём с огнём,
Ушли и Магомет, и Заратустра.
Пророков нет в отечестве своём,
Да и в других отечествах не густо…
А внизу говорят — от добра ли, от зла ли, не знаю:
— Хорошо, что ушёл! Без него стало дело верней. —
Паутину в углу с образов я ногтями сдираю,
Тороплюсь, потому что за домом седлают коней.
Открылся Лик — я встал к нему лицом,
И Он поведал мне светло и грустно:
— Пророков нет в отечестве своем,
Но и в других отечествах не густо…
Я взлетаю в седло, я врастаю в коня, тело в тело,
Конь падёт подо мной, но и я закусил удила.
Я из дела ушёл, из такого хорошего дела!
Из-за синей горы понагнало другие дела.
Скачу, хрустят колосья под конём,
Но ясно различаю из-за хруста:
— Пророков нет в отечестве своём,
Но и в других отечествах не густо.
[1973]
* * *
Я бодрствую, но вещий сон мне снится.
Пилюли пью, надеюсь, что усну.
Не привыкать глотать мне горькую слюну —
Организации, инстанции и лица
Мне объявили явную войну
За то, что я нарушил тишину,
За то, что я хриплю на всю страну,
Чтоб доказать — я в колесе не спица.
За то, что мне неймется и не спится,
За то, что в передачах заграница
Передает мою блатную старину,
Считая своим долгом извиниться:
— Мы сами, без согласья… — Ну и ну!
За что еще? Быть может, за жену —
Что, мол, не мог на нашей подданной жениться?
Что, мол, упрямо лезу в капстрану
И очень не хочу идти ко дну,
Что песню написал, и не одну,
