И вряд ли астроном-старик
Определит: — На солнце — буря. —
Мы можем всласть глазеть на лик,
Разинув рты и глаз не щуря.
И нам, разиням, на потребу
Уверенно восходит он —
Зачем спешить к зениту Фебу,
Ведь он один бежит по небу —
Без конкурентов марафон.
Но вот — зенит, — глядеть противно
И больно, и нельзя без слёз.
Но мы — очки себе на нос
И смотрим, смотрим неотрывно,
Задравши головы, как псы,
Все больше жмурясь, скаля зубы,
И нам мерещатся усы,
И мы пугаемся — грозу бы!
Должно быть, древний гунн — Аттила
Был тоже солнышком палим,
И вот при взгляде на светило
Его внезапно осенило,
И он избрал похожий грим.
Всем нам известные уроды
(Уродам имя — легион)
С доисторических времён
Уроки брали у природы.
Им апогеи не претили,
И, глядя вверх, до слепоты
Они искали на светиле
Себе подобные черты.
И если б ведало светило,
Кому в пример встаёт оно,
Оно б затмилось и застыло,
Оно бы бег остановило
Внезапно, как стоп-кадр в кино.
Вон, наблюдая втихомолку
Сквозь закопчённое стекло,
Когда особо припекло,
Один узрел на лике чёлку.
А там другой пустился в пляс,
На солнечном кровоподтёке
Увидев щели узких глаз
И никотиновые щёки…
Взошла луна — вы крепко спите,
Для вас светило тоже спит,
Но где-нибудь оно в зените
(Круговорот, как ни пляшите)
И там палит, и там слепит!
[1973]
* * *
Неправда, над нами не бездна, не мрак, —
Каталог наград и возмездий.
Любуемся мы на ночной зодиак,
На вечное танго созвездий.
Глядим, запрокинули головы вверх,
В безмолвие, в тайну и вечность —
Там трассы судеб и мгновенный наш век
Отмечены в виде невидимых вех,
Что могут хранить и беречь нас.
Горячий нектар в холода февралей,—
Как сладкий елей вместо грога,—
Льёт звёздную воду чудак Водолей
В бездонную пасть Козерога.
Вселенский поток и извилист, и крут,
Окрашен то ртутью, то кровью,
Но, вырвавшись мартовской мглою из пут,
Могучие Рыбы на нерест плывут
По Млечным протокам к верховью.
Декабрьский Стрелец отстрелялся вконец,
Он мается, копья ломая.
И может без страха резвиться Телец
На светлых урочищах мая.
Из августа изголодавшийся Лев
Глядит на Овена в апреле.
В июнь, к Близнецам свои руки воздев,
Нежнейшие девы созвездия Дев
Весы превратили в качели.
Лучи световые пробились сквозь мрак,
Как нить Ариадны конкретны,
Но злой Скорпион и таинственный Рак
От нас далеки и безвредны.
На свой зодиак человек не роптал, —
Да звёздам страшна ли опала?
Он эти созвездия с неба достал,
Оправил он их в благородный металл,
И тайна доступною стала.
[1973]
Морякам теплохода «Шота Руставели»
Когда я спотыкаюсь на стихах,
Когда не до размеров, не до рифм,
Тогда друзьям пою о моряках,
До белых пальцев стискивая гриф.
Всем делам моим на суше вопреки
И назло моим заботам на земле,
Вы за мной пришлите шлюпку, моряки,
Поднесите рюмку водки на весле.
Любая тварь по морю — знай плывет,
Под винт попасть не каждый норовит,
А здесь, на суше, встречный пешеход
Наступит, оттолкнет и убежит.
Всем делам моим на суше вопреки
И назло моим заботам на земле
Вы меня возьмите в море, моряки,
Я все вахты отстою на корабле!
Известно вам — мир не на трёх китах,
А мне известно — он не на троих.
Вам вольничать нельзя в чужих портах,
А я забыл, как вольничать в своих.
Всем делам моим на суше вопреки
И назло моим заботам на земле
Вы за мной пришлите шлюпку, моряки,
Поднесите кружку рома на весле.
[1973]
Спасибо вам, мои корреспонденты,
Все те, кому ответить я не смог, —
Рабочие, узбеки и студенты —
Все, кто писал мне письма — дай вам бог!
Дай бог вам жизни две,
И друга одного,
И света в голове,
И доброго всего.
Найдя стократно вытертые ленты,
Вы хрип мой разбирали по слогам.
Так дай же бог, мои корреспонденты,
И сил в руках, да и удачи вам.
Вот пишут: голос мой неодинаков —
То хриплый, то надрывный, то глухой.
И просит население бараков:
«Володя! Ты не пой заупокой!»
Но что поделать, я и впрямь не звонок —
Звенят другие, я — хриплю слова.
Обилие некачественных плёнок
Вредит мне даже больше, чем молва.
Вот спрашивают: — Попадал ли в плен ты? —
Нет, не бывал — не воевал ни дня!
Спасибо вам, мои корреспонденты,
Что вы неверно поняли меня.
Друзья мои, — жаль, что не боевые, —
От моря, от станка и от сохи,
Спасибо вам за присланные злые
И даже неудачные стихи.
Вот я читаю: «Вышел ты из моды.
Сгинь, сатана, изыди, хриплый бес!
Как глупо, что не месяцы, а годы
Тебя превозносили до небес!»
Ещё письмо: «Вы умерли от водки!»
Да, правда — умер, но потом воскрес.
«А каковы доходы ваши всё-таки?
За песню — трёшник, вы же просто Крез!»
За письма высочайшего пошиба —
Идите, мол, на Темзу и на Нил —
Спасибо, люди добрые, спасибо,
Что не жалели ночи и чернил.
Но только я уже бывал на Темзе,
Собакою на Сене восседал.
Я не грублю, но отвечаю тем же.
А писем до конца не дочитал.
И ваши похвалы и комплименты —
Авансы мне — не отфутболю я.
От ваших строк, мои корреспонденты,
Прямеет путь и сохнет колея.
Сержанты, моряки, интеллигенты —
Простите, что не каждому ответ.
Я вам пишу, мои корреспонденты,
Ночами песни вот уж 10 лет.
[1973]
Всему на свете выходят сроки,
А соль морская въедлива, как черт,
Два мрачных судна стояли в доке,
Стояли рядом, просто к борту борт.
Та, что поменьше, вбок кривила трубы
И пожимала баком и кормой:
— Какого типа этот тип? Какой он грубый!
Корявый, ржавый, — просто никакой.
В упор не видели друг друга
оба
судна.
И ненавидели друг друга
обо
юдно.
Он в аварийном был состояньи,
Но и она — не новая отнюдь.
Так что увидишь на расстояньи —
С испугу можно взять и затонуть.
Тот, что побольше, мерз от отвращенья,
Хоть был железный малый с крепким дном.
Все двадцать тысяч водоизмещенья
От возмущенья содрогались в нем.
И так обидели друг друга
оба
судна,
Что ненавидели друг друга
обоюдно.
Прошли недели, их подлатали,
По ржавым швам шпаклёвщики прошли
И ватерлинией вдоль талий
Перевязали корабли,
И медь надраили, и краску наложили,
Пар развели, в салонах свет зажгли.
И палубы, и плечи распрямили
К концу ремонта эти корабли.
И в гладкий борт узрели
оба
судна,
Что так похорошели —
обоюдно.
Тот, что побольше, той, что поменьше,
Сказал, вздохнув: — Мы оба не правы!
И никогда я не видел женщин
И кораблей прекраснее, чем вы!
Та, что поменьше, — в том же состояньи,
Шепнула, что и он неотразим:
— Большое видится на расстояньи,
Но лучше, если все-таки вблизи.
Кругом конструкции толпились,
было
Но оба судна объяснились
людно,
обоюдно.
Хотя какой-то портовый дока
Их приписал не в тот же самый порт,
Два корабля так и ушли из дока,
Как и стояли, — вместе, к борту борт.
До горизонта шли в молчаньи рядом,
Не подчиняясь ни теченьям, ни рулям.
Махала ласково ремонтная бригада
Двум не желающим расстаться кораблям.
Что с ними? Может быть, взбесились
оба
судна,
А может, попросту влюбились
обоюдно!
[1973]
* * *
Мажорный светофор, трёхцветье, трио,
Палитра — партитура цветонот.
Но где же он, мой «голубой период»?
Был? Не был? Канул иль грядёт?
Представьте, чёрный цвет невидим глазу,
Всё то, что мы считаем чёрным, — серо.
Мы черноты не видели ни разу —
Лишь серость пробивает атмосферу.
И ультрафиолет, и инфракрасный —
Ну, словом, всё, что чересчур, — не видно.
Они, как правосудие, беспристрастны,
В них все равны, прозрачны, стекловидны.
И только красный, жёлтый цвет бесспорен,
Зелёный тоже, зелень — в хлорофилле.
Поэтому трёхцветны светофоры
Для тех, кто пеш и кто в автомобиле.
