Эдуард Вениаминович Лимонов известен как прозаик, социальный философ, политик. Но начинал Лимонов как поэт. Именно так он представлял себя в самом знаменитом своём романе «Это я, Эдичка»: «Я – русский поэт».
О поэзии Лимонова оставили самые высокие отзывы такие специалисты, как Александр Жолковский и Иосиф Бродский. Поэтический голос Лимонова уникален, а вклад в историю национальной и мировой словесности ещё будет осмысливаться.
Вернувшийся к сочинению стихов в последние два десятилетия своей жизни, Лимонов оставил огромное поэтическое наследие. До сих пор даже не предпринимались попытки собрать и классифицировать его.
Помимо прижизненных книг здесь собраны неподцензурные самиздатовские сборники, стихотворения из отдельных рукописей и машинописей, прочие плоды архивных разысканий, начатых ещё при жизни Лимонова и законченных только сейчас.
Более двухсот образцов малой и крупной поэтической формы будет опубликовано в составе данного собрания впервые. Читателю предстоит уникальная возможность уже после ухода автора ознакомиться с неизвестными сочинениями безусловного классика.
Собрание сопровождено полновесными культурологическими комментариями.
Публикуется с сохранением авторской орфографии и пунктуации.
что смерти ждать…А где же хвалёное милосердие?Бедные люди. Напрасно усердие:Жизни негрешником и добряком.Глаза твои мама, под потолком,Как у несчастной, больной собаки!Мамочка, мама, прости мне драки!Мамочка, мама, прости тюрьму!Мамочка, мама уходит во тьму,И кожа с неё слезает,И кости её обнажает…Мучительно мать умирает…
«С родителями моими покончило время…»
С родителями моими покончило время.Как со всеми родителями бывает всегда.Их обоих вначале ударило в темя,А затем их слила подземная вода.В крематории они лежали, как сушняк в овраге,даже не деревья, но как узловатые кусты…«Надо же, – я думал, глядя, «бедняги»,Надо было быть смелее, быть с жизнью на «ты».Но они себе жили в плену привычек,Запасали картошку, покупали пальто,Делали запасы соли и спичек,Но в Истории из двух не участвовал никто.Надо было бы им ничего не бояться,Отправляться в тюрьму и на эшафот,Тогда не пришлось бы в гробу валяться,Как старая лошадь, как сломанный крот…
Разврат
Да здравствует святой разврат!И пьяный город Виноград!Где щёки девушек румяны,Смелы они как обезьяны,Они неловки, непристойны,Их попки вечно неспокойны…Да здравствует святой разврат!Такой, где в очередь стоят,Вперёдстоящих понукают,И семя в самочку качают,И от волнения храпят…В её дыре всосались в стеныВсех наших братьев злые гены…Да здравствует святой разврат!Где чаши наполняет с воем,Весь дикий город ВиноградВ столпотворении нагоем…Где взявши грязного козла,Надев на бёдра цепь златую,Случают с целью сделать Зла,Его и девочку младую…В котлах баранина кипит,Гашиш курится в трубках длинных,И ряд пустынников сидитНа девах юных и невинных…Здесь оседлал факир змею,На женщине дрожит собака,Здесь образ Сатаны из мракаВдруг навалился на свинью…
«Спокойная трагедия: вот дряхлая старуха…»
Спокойная трагедия: вот дряхлая старуха,Нам переходит улицу, почёсывая ухо.Тяжёлая трагедия, – с повстанцами и пушками,Войдёт в энциклопедию поваленными тушками.Семейная трагедия: когда жена безумная,Срубает ветвь наследия как дьяволица думная,И спиливает древо недавнего посева, –Свои ж плоды из чрева. Поскольку злая дева…Трагедия желания: когда пылает мания,Насилия, насилия, так словно девка сильная,Вся скручена, вся связана,Любить тебя обязана,Избита, раскорячена, словно животным схвачена,И бьётся вся в истерике,Как на скамейке в скверике,Пронизана, замучена, до пальчиков изучена,Наказана, задавленаИзбита и подавлена.
«Я прожил последние годы как надо…»
Я прожил последние годы как надо,И мне не в чем себя упрекнуть.Если в ванной вдруг всплескивала наяда,Я шёл и брал её за голую грудь.Меня не останавливала пропасть между,Мной и наядой, которая русалка ведь,И я лелею в себе надежду,Что я буду так поступать и впредь.Женского зверя брать за сиси,Женскому зверю входить в дыру,После – смотрите глазами рыси!Ну и бегите потом в нору!Я ж тебя Катя, дважды брюхатил!Я же тобой насладился ведь,Я ж тебя Катя, намеренно тратил,Недра распарывал, как медведь!Можешь теперь меня с постной миной,Взглядом не видеть, не трогать рукой,Но ты была моей половинойНижней, передней и задней порой!
К
Я бы тебе показал!Я бы на цепь тебя привязал,Если бы кодекс наш уголовный,Был не серьёзный, а был бы условный…Ты у меня бы запела…Мучил бы я твоё тело.Ты у меня бы плакала,Кашляла, писала, какала…Ты у меня бы просила,«Дяденька, хватит!» вопила.Я бы тебя не слушал…А через месяц скушал…
Однажды, в Довиле…
Меня разят своим слепым огнём,Сквозь шёпоты постыдные и слухи,Тяжёлые глаза французской шлюхи,В Довиле летом, пляж, и под дождём…Так есть у меня сын, так есть garçon?И ты Мадлен, с чудовищною чёлкой,Та что была бретонскою девчонкой,(Не проституткой, шлюхой, mouvais ton…)Ты мать его? Мадлен, ты пахла рыбой,Курорт затих под пеленой дождя…Я о тебе забыл чуть погодя,Лишь Пруста (он – свидетель), приводяНо Пруст мне, впрочем, не казался глыбой…Он, Пруст, за стопкой мокрых лежаковСледил, как мы там пьяно копошились,И острия нафабренных усовУ Пруста плотоядно шевелились…Что женщина? Лишь щель, лишь злой каприз,Когда по этой уводящей щелиКом ДНК стекает властно вниз,Если низвергнуть раньше не успели…Лежак был твёрд, твой круп, Мадлен, был свеж,Ты побывала в тысячах объятий,И мне казалось, что меня ты ешь,Сняв для удобства все из твоих платий…Лежала ты потом как злая тварь,Нажравшись плоти, пропитавшись спермой…Я в сумерках листаю календарь…– Тогда был май, и должен быть февраль,Когда garçon родился? Так наверно?А вдруг чудовище? А вдруг трёхглазый зверь?А вдруг не мой, но чей-нибудь из группы?Ты женщинам, естественно, не верь,Особенно, когда пьяны как трупы…
«Сидим в пристанище моём…»
Сидим в пристанище моёмИ Анну Шиллер ждём…О, Анна Шиллер, Анна Шиллер!Пиво «Шлиц-лайт» и пиво «Миллер»…У Анны Шиллер, Анны Шиллер,Ползёт по носу катерпиллер,Её убил вчера драг-диллерО, Анна Шиллер, Анна Шиллер!Она конечно не придёт,И мы её напрасно ждёт…Там где наркотики – там драки,Ножи достанут в полном мраке,И ну ножами тыкать в плоть,И Анну не сберёг Господь!О, Анна Шиллер, Анна Шиллер!Вся твоя жизнь – германский триллер…И шляпа круглая твоя,А в сумочке шипит змея!Отец – эсэсовец, а мать,С советским капитаном спать,Ходила подлая, налево,И Анна не святая дева,Была.Но только умерла…О, Анна Шиллер, Анна Шиллер!Её убили… Подлый киллер..!
«Счастья в этот раз у меня было только два года…»
Счастья в этот раз у меня было только два года,Но и то хорошо, спасибо тебе, судьба!Совсем без счастья живёт две третьих народа,Не изведав его, отправляются в душные гроба.А у меня была тонкая любовница,С лицом королевы самых злодейских кровей,Она мне навсегда подо мною запомнится,Как я топчу её, страсть моя словно змей!Позже набухла она, плодом её распирало…И эта её новая, тучная, излишняя плотьНового качества счастие мне давала!Его ещё на год хватило, спасибо тебе, Господь!Что будет далее, то и будет далее,Ты приготовил, знаю, мою судьбу.Бледным ростком, вся как юная тонкая талия,Движется твоя избранница к моему столбу…– Я привяжу её к плоти моей пылающей,(Пылающей, несмотря на мои года!)Вновь я буду дающий, а она – принимающий,Спасибо Господу, он добр всегда!Вероятнее всего – он железное злое чудовище,Но он любит меня, как развратная мать,Любит дитя своё, как дорогое сокровище,И потому не устанет он девочек мне поставлять…
«Я презираю хлеборезов…»
Я презираю хлеборезов,Калек, ребёнков, стариков,Зато люблю головорезов:Танкистов, снайперов, стрелков,Носителей смертей, убийцев…С усмешкой злою на губе…Раз подполковник Кровопийцев,В окрестностях Курган-Тюбе,Показывая ключ от «Града»,От зажигания его,Сказал мне: «Вот он, ключ от Ада!»И не добавил ничего…Семь на семь страшные гектара,(А может только три на три?)Но столько Ада, столько жара,Гектаров огненных внутри!Я презираю хлебоедов!Зато трагически просты,Кто жжёт с утра, не пообедав,Врагов, дороги и мосты…Поскольку неогегельянец,Поскольку я сверхчеловек,Люблю я смерти пьяный танец,На площадях и в устьях рек…Талибы, или не талибы,Война красива и проста…А вы бы повернуть могли бы,Тот ключ с улыбкой на уста…?
Я
И в метафизике, и в мистике,Пот отеревши, глаз подняв,Ты, Эдуард, как сын баллистики,Отец Республики, ты прав!Из кабинета гвоздь вогнав,Что держит небо на приколе.(Ведь нас всему учили в школеЛишь мистику с предметов сняв.)Ты прав, своим кичась наборомСредств для ведения войны:Весы алхимика, с приборомДля измерения Луны.И яды, яды, яды, яды…Один другого зеленей,Щипцы, пинцеты, злые гады,Кольцом свернувшись от людей,Для убиения идей…Всю философию и правоТы хлёстким взглядом подчинил…А на стене (два метра, браво!)Следы. Там ночью ты ходил…
Дневниковые стихотворения, примыкающие к книге «Мальчик, беги» (2008)
Суд и монастырь
О, Лефортовский суд! О, Лефортовский суд!Меня мимо колёс да у Волги несут.Каждый день проезжаю я твой силуэт,Злой коробец наполненный всяческих бедПлотным сгустком. Спрессованным горем…– Монастырь на горе мы оспоримИ Андрея Рублёва, как красную тень,В суд посадим в подвалы на пень, –Говорят себе так прокуроры лихие,Похваляясь собой – мы злодеи такие…И Андрея Рублёва, Андрея РублёваУбивают всё снова и снова.
«Ты всё равно ко мне придёшь…»
Ты всё равно ко мне придёшьИ буду я любимМеня опять охватит дрожьПеред лицом твоимУ лунных плеч, у страшных глазЗамерзает речьРастает часИ «-зы», и «взы» и чёрный светЛюбовь моих победЯ просыпаюсь по ночамУвидеть Вас, мадам
«Вы все похожи друг на друга…»
Вы все похожи друг на другаВы – каждый, как мешок с дерьмомОн поверху завязан тугоПод самым вашим кадыкомВы ездите на те курортыКуда вся пошлая толпаВы носите штаны и шортыИ в голове у вас крупаВы подавляете желаньяВы открываете виноВы курите траву познаньяВы смотрите своё киноАсаны принимая позойВы глупые как ИндустанРтом надо увеличить дозыИ на столе у вас кальян
«Когда-нибудь тебе я надоем…»
Когда-нибудь тебе я надоемНо я тебя до этого всю съемКогда-нибудь ты от меня уйдёшьНо крови в своих венах не найдёшьВсю выпью я твою, подружка, кровьДа, это называется любовьНе секс, не плоть, но страшная жараДуши
«К лету у меня появится дочка…»
К лету у меня появится дочкаИ будут они жить как два цветочкаДва моих золотых ребёнкаМальчик Богдан и маленькая девчонкаУ Богдана будет сестричкаЖаль что мама у них истеричка
«Она стала оборотнем в марте две тыщи седьмого…»
Она стала оборотнем в марте две тыщи седьмого.Она вернулась с глазами разбитой хрустальной вазыБесполезно требовать: «Что я сделал плохого?!»Хорошо бы понять, что случилось в Гоа там сразуЭто мог быть банальный индийский сглазЭто могла быть кислота сожранная в количествеМозги ведь сжигают не за один же разЧто сломалось в её величестве?Я задаю этот страшный слепой вопросНа который ответа понятно не последуетПотому что оборотень не помнит прошлых слёзОборотень лишь ревёт, он не беседуетОборотень крушит
